Олег Бондарев - Кремль 2222. Строгино
Однако Гром не спешил давать отмашку. Перво-наперво он выбрался из развалин сам, неспешно отряхнулся, взял в одну руку пистолет (пять патронов плюс один уже в стволе), а в другую – меч, который за годы в разведке привык таскать в заплечных ножнах. Не потому, конечно, что удобней доставать, а потому, что с клинком у бедра сильно не поползаешь.
Бо наблюдала за суженым из темноты развалин: Гром спиной чувствовал взволнованный взгляд жены.
«Какое все же чудесное слово – жена! Теплое и такое… родное…»
Понятно, что официально они в браке не состояли, но как иначе называть благоверную? Мать будущего ребенка? Разве что просто Бо… Но так ее могут звать и другие. Они же были слишком близки, чтобы отдаляться именами.
Он поманил к себе Бо, и девушка, пыхтя, выбралась из развалин следом за мужем.
– Чисто? – одними губами осведомилась она.
В правой кисти Бо сжимала небольшой нож, с клинком в палец длиной. Практически безобидная мелочь, но хоть что-то!.. Отдавать жене последний оставшийся пистолет Гром не решился – все равно в его руках от огнестрела было куда больше проку – а мечом она орудовать не могла.
– Чисто, – тихо ответил стаббер.
Он бросил взгляд в одну сторону, затем – в другую.
– Кремль – это туда. – Грязный палец указал на юго-восток. – Уже скоро…
– Не могу поверить, что мы смогли оттуда сбежать, Гром, – сказала Бо, глядя в противоположную сторону. – Иногда я думаю, что все это не взаправду, что это мне только снится, и в один ужасный миг я открою глаза и увижу грязный потолок моей лачуги…
– О, нет, это не сон, – усмехнулся стаббер. – Поверь, все более чем реально! И совсем скоро мы окажемся в самом центре…
– Скорей бы, – сказала она, поворачиваясь и улыбаясь суженому. – Тут… страшно.
Он мотнул головой:
– Пошли. Чему я научился за годы в разведке, так это тому, что стоять на одном месте куда опасней, чем двигаться. Конечно, постоянное движение в Зоне невозможно, но к этому определенно надо стремиться…
Выбора, куда идти, особо не было. Внешний мир цинично считал Зону трех заводов частью Москвы и не собирался связываться с беженцами оттуда. Вот и получалось, что единственной надеждой двух жертв запретной любви стал Кремль – последний оплот человечества и человечности в пределах столицы. По крайней мере, они сами очень хотели в это верить.
Путники прошли метров пять, не больше, когда из-за поворота вдруг выскочила, подвывая, одинокая крысособака. Стаббер вскинул руку, призывая Бо остановиться, и поднял меч, но хищник промчался мимо, даже не обратив на путников внимания. Причина такой спешки выяснилась очень быстро: не успел Гром скомандовать отступление, как на улицу вывалился нео в деревянном шлеме и с мечом. Неизвестно, с чего он вдруг погнался за какой-то вшивой крысособакой, но кто возьмется угадывать, откуда берется в голове у этих дикарей та или иная мысль? Главное, что нео появился и увидел двух замерших спутников. Немую сцену прервал выстрел. Скалящийся дикарь недоуменно охнул и упал на колени, а потом и вовсе распластался по земле. Однако на этом проблемы беглецов, конечно же, не закончились: не успела тупая морда неандертальца повстречаться с асфальтом, а из-за угла уже послышались крики его сородичей:
– Габрр!
– Что?
– Кто?!
– Бежим! – прошипел Гром, довольно грубо развернув жену и потащив ее за собой в сторону трехэтажного здания, стоящего прямо напротив того, где беглецы хоронились от сколопендр. Крики нео с каждой секундой становились все громче. Стаббер оглянулся: дикарей было не меньше десятка. Довольно большая стая. По счастью, луков и арбалетов Гром у догоняющих не наблюдал, значит, стрелы в спину можно было не опасаться. Не сбавляя хода, беглец выстрелил, не целясь: один из нео выронил дубину и, ухватившись за продырявленное предплечье, яростно зарычал.
Ситуация была – не позавидуешь: на всю ораву дикарей у стаббера осталось три патрона, то есть, в лучшем случае, еще троих он прикончит. Еще столько же, положим, успеет зарубить мечом… но что делать с оставшимися четырьмя?
«Главное – спасти Бо и ребенка», – возникает в голове ясная, как день, мысль.
– Беги! – рявкнул Гром, выпуская ее руку и резко поворачиваясь к галдящим нео, которые неслись на него. – Я догоню!
Это был момент истины, момент, ради которого он родился, рос и тренировался, момент, который мог определить будущее стаббера или беспощадно его перечеркнуть. Момент, который требовал от разведчика всего мастерства, обретенного за минувшие годы.
Ситуация требовала от него невозможного.
И он готов был рискнуть.
Три пули – в три головы. Нео падают один за другим, катятся по асфальту, стремительно гася инерцию. Гром без замаха кидает бесполезный пистолет в кадык ближайшего нео, другого встречает рубящим горизонтальным ударом, рассекая ему глотку самым острием клинка.
«Четыре».
Ногой бьет в грудь зажимающего смертельную рану дикаря, отправляя его в объятья двух собратьев, бегущих следом. Выходя из разворота, рубящим ударом сверху сносит ублюдку со сломанным кадыком полчерепа.
«Пять».
Мигом утратив интерес к убитому, росчерком слева направо сносит голову шестому нео, но от дубины седьмого уйти не удается. Благо, удар приходится в слабую, левую руку, и стаббер хладнокровно пронзает дикаря насквозь, вогнав меч на ладонь ниже грудины.
«Семь».
Он отпихивает покойника, освобождая клинок, резко возвращается в боевую стойку… и тупо смотрит перед собой. На земле у ног – только трупы убитых. Ни одного живого дикаря.
«Куда они делись?»
– Гром! – вдруг доносится до ушей отчаянный крик Бо.
Ее голос мигом привел его в чувство. Обернувшись, стаббер бросился на голос, который, судя по всему, доносился из-за ближайших развалин. Он обогнул полуразрушенное здание… и замер, пораженный увиденным: трое выживших нео упрямо теснили Бо к Красному Полю Смерти, которое раскинулось красной полусферой прямо посреди улицы, между двумя потрепанными домами. Границы находились так близко к грязным стенам, что обойти Поле не стоило и пытаться – даже худому ворму проскользнуть бы не удалось.
Гром заорал, отвлекая внимание дикарей на себя. Двое обернулись к нему, поигрывая дубинами, неспешно устремились навстречу. А вот третий продолжал напирать на Бо, и она пятилась, набухшими от слез глазами испуганно глядя на Поле Смерти позади.
Один из нео махнул дубиной справа налево, и стаббер, поднырнув под оружием дикаря, метнулся к ублюдку вплотную и вогнал меч прямо в дрожащий от напряжения живот. Понимая, что выдернуть клинок не успевает, невзирая на боль, Гром ухватил мертвеца увечной левой рукой и развернул. Дубина второго нео обрушилась на спину покойника, да с такой силой, что первый дикарь едва не придавил своего убийцу. Пыхтя, Гром оттолкнул труп и попятился, увлекая за собой клинок. Второй нео отшвырнул покойного собрата в сторону, будто тряпичную куклу, и бросился на стаббера, размахивая дубиной над головой. Он был слишком взбешен, чтобы действовать разумно, и разведчик, без особого труда разминувшись с грозным оружием, снес нападающему голову.
– Гром!
Стаббер резко повернулся на голос и увидел, что Бо провалилась в Поле Смерти и упала на землю, а нео навалился на нее сверху, прижав к асфальту тяжеленной своей тушей. Гром с отвращением наблюдал, как лопается и слазит кожа на его плечах и спине, как сам нео начинает стремительно увеличиваться в габаритах.
Внезапно неандерталец вздрогнул, после чего мелко затрясся и выпал из Красного Поля. Из глаза его торчал кинжал беглой рабыни.
– Бо! – воскликнул Громобой и бросился к Полю смерти.
Стаббер уже пересекал его пылающую алую границу, когда яркая вспышка ослепила его…
А потом наступило абсолютное ничто.
Когда же стаббер открыл глаза вновь, на него смотрели алые глаза «Рекса».
* * *– Я не могу объяснить, как я подчинил его волю, – признался Громобой, сделав еще глоток из бутылки. – Сложно описать, как это выглядит. Я будто видел яркое пламя, которое обвивала черная змея, и я эту змею прогнал… не знаю, как, но прогнал. И сжал пламя в кулаке. Так я это все ощущаю, паренек.
Он замолчал. Воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая только привычными уху шумами московской Зоны.
– Ты, надо думать, хочешь спросить, что стало с Бо? – невесело усмехнулся нейромант, глядя в пол.
Он облизал пересохшие губы, а затем со всего размаху швырнул полупустую бутыль в «Рекса». Игорь вздрогнул от неожиданности. Бутылка разбилась об обшивку стального ящера и осталась на грязном боку темным пятном. Вадим прокричал что-то, явно недовольный, но на него никто даже внимания не обратил.
– От нее ничего не осталось! – проорал бородач. – Красное Поле сожгло ее полностью! Когда я открыл глаза, там не было ни ее, ни нео, которому моя храбрая Бо вогнала в глаз свой кинжал… С того момента прошло уже больше года, но я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что моей жены… и ребенка… больше нет…
