Кирилл Клеванский - Колдун. Земля которой нет

– И вы решили на них ответить?

– На него, – поправил меня старик. – Только на один вопрос. Так что подумай хорошенько, перед тем как его задать.

– Что произошло с Элиотом, когда он прыгнул с утеса? – с ходу спросил я, не думая ни секунды.

Старик посверлил меня своим слепым взглядом, а потом отвернулся и прикрыл сморщенные веки. Глубоко, полной грудью вздохнул и подставил лицо ветру. Тот подхватил редкие волосы, белые, как молоко, поиграл с ними, а потом улетел дальше. Туда, где я его уже не мог слышать.

– Он погиб, – спокойно ответил малас.

– Разбился?

Старик растянул свои сухие, почти голубые губы в кривой усмешке и даже не удостоил меня поворотом головы.

– Ах да, – устало вздохнул я, обиженно подпирая подбородок кулаком. – Только один вопрос.

– Именно. Но ты хотя бы задал отчасти правильный вопрос.

– Но, судя по всему, получил не очень правильный ответ.

– А ты чего ожидал? – вновь рассмеялся старик. Порой он часто смеялся, а порой мог декадами хранить сосредоточенность. – Этот мир не бывает честен, так почему же я должен быть?

– Изменение мира начинается с изменения себя! – вздернул я указательный палец, копируя наставительный тон моего самого нелюбимого школьного учителя. До сих пор желаю ему не то чтобы скорой смерти, но хотя бы мучительной старости.

Малас изогнул правую бровь, вернее, изогнул бы, потому как бровей у него давно уже не было. Так что получалось, что он лишь состроил недовольную гримасу.

– Вот ответили бы мне честно, – объяснил я, – и мир сразу стал бы чуточку честнее.

– Что ж… – Собеседник насмешливо пожал плечами, водя пальцем по орнаменту посоха. – Придется ему еще немного побыть лживым и бесчестным.

– А все по вашей вине, – поддержал я игру.

– Каюсь, – в тон мне вздохнул понурившийся старик.

Я уже готов был рассмеяться, но вдруг из атмосферы пропала эта странная, нездоровая веселость. Старик стал серьезен:

– Ты все еще намерен идти до конца?

Промолчав, я повернулся к сцене битвы. Но, увы, вместо двухголового льва я увидел какой-то призрачный холм, а вместо огненной лошади – гордого воробья. Хотя, надо признать, этот воробей был больше похож на скворца… или ласточку. Впрочем, не важно. Так или иначе, я ни разу не смог досмотреть схватку до конца. Порой достаточно было только моргнуть, чтобы все истаяло и превратилось в нечто другое.

– Пожалуй, – вздернул я подбородок. Мне казалось, что это должно было выглядеть храбро. – Сверни я сейчас – и какие легенды тогда сложат о Тиме Ройсе? Мне не очень хочется, чтобы барды и менестрели рифмовали мое имя и прозвище с не самыми благородными животными.

Малас замолчал. Я уже было решил, что он впал в то свое состояние, когда слово из него не вытянет даже темный бог, пришедший ночью с не самыми честными намерениями, но, как выяснилось, оказался неправ.

– Я расскажу тебе историю, – произнес наставник гладиаторов. – Когда-то в одной процветающей стране жил король. Он был могуч и уважаем. Народ его любил и почитал его род. Все было хорошо. Казалось, сами боги благословили этот край. Шли годы. Маги строили башни, объединяя их в волшебные города, столь величественные и невероятные, что ты даже не сможешь вообразить. Пожалуй, только их отражение можно увидеть, если внимательно вглядеться в изменчивое облачное полотно. Порой они появляются там – тени забытого и проклятого прошлого. Все было хорошо… Но однажды король решил отправиться с посольством в дальние страны. Там, в дальних краях, он увидел нищету, голод, войны, насилие, моря крови, пустые поля, леса без дичи, гнилые дома и жалкие землянки. Король предлагал повелителям тех земель свою помощь, любые деньги, любое золото, все что угодно, чтобы помочь людям. И те соглашались. Они принимали его дары, благодарили, кланяясь в пол и обещая помочь своим подданным. Прошли годы, уже седой король вновь отправился в посольскую поездку, но увидел лишь то, что видел и раньше. Повелители же растратили дары на себя и свой двор.

Я всегда любил истории, поэтому слушал внимательно, боясь упустить хоть одно слово. Да что там – я боялся даже вздохнуть, дабы не заглушить малейший отзвук неизвестной мне легенды.

– Король страшно разгневался, – продолжал малас. – Он вернулся в свои земли и собрал могучее войско. Он призвал магов, поставил под копье каждого, кто не был слишком молод или очень стар. Армия только начала свой поход, и вот уже земли тех краев обагрились кровью. Говорят, это была первая война людей. Раньше королевства воевали с эльфами, гномами, орками, троллями, некромантами, вивернами, драконами и прочими тварями, но впервые человек поднял меч на человека. Говорят, тогда был зажжен огонь, превратившийся потом в пожар. Король через кровь, боль и океаны слез объединил земли. Он назвал страну Империей и с гордостью пошел с Темным Жнецом, когда настал его час встать в очередь перерождения.

Словами просто не передать степень моего напряжения. А старик, казалось, даже не рассказывал, а что-то вспоминал. У него было точно такое же выражение лица, какое я видел у бывалых наемников, травивших военные байки у вечернего костра. Маласу не хватало только простецкой чарки, заполненной пахучей крепленой брагой.

– Шли годы, страна процветала. Но кровь первого императора давала о себе знать. В императорах временами просыпалась жажда – жажда большего, лучшего. Не всегда для народа, порой и для себя, но все же… Горели войны. Уже не столь важно было, с кем биться, главное – больше земель, больше богатств, больше знаний. Но в какой-то момент короли, вернее, императоры, поняли, что их армия – это лишь закованные в броню люди. А люди – это не самое лучшее оружие. Скорее самое плохое, какое только можно найти под звездами. Люди быстро тупятся, легко ломаются и слишком быстро устают. Тогда один из императоров обратился к своему старому другу. Друг был волшебником из рода, члены которого знали секрет, как из белого сделать черное. Король попросил дать ему власть, дать ему силу поставить свои знамена по всему миру. Он убеждал друга, что это во благо, что он построит великую Империю, где никто и никогда не будет ни в чем нуждаться. Что это будет Империя равенства, всеобщего богатства, магии и знаний. Но волшебник взглянул в глаза своего товарища и увидел в них лишь неутолимую жажду. Нет, оружие нельзя давать в руки безумца. Да что там, это оружие нельзя давать ни в чьи руки. И волшебник отказал. Он ушел, полагая, что друг поймет его. Но император не стерпел отказа. Он решил силой забрать вожделенное оружие. Войной он пошел на тех, кого называл второй семьей. И пролилась кровь. Треснули небеса, и страшные проклятия опустились на процветающие земли. Волшебники погибли. Возможно, почти все. А некогда процветающая Империя превратилась в край, в который даже ветер не заглядывает. В огромную пустошь, настолько же мертвую и гнилую, как и сердце того правителя.

Я задумался, глядя на то, как среди облаков иногда появляются фигуры детей, облаченных в эти невозможные летательные аппараты. Сам я такой больше никогда не надену, мне и на земле хорошо.

– Если бы волшебник дал императору оружие, – задумчиво протянул я, – император разрушил бы весь мир?

Малас кивнул:

– Нельзя мечом принести то, что должно прорасти из сердца. Император хотел слишком многого, а в итоге чуть не погубил весь материк. Правители той страны забыли, что пусть кровь и лучшее удобрение для земли, но из такой почвы прорастают столь же кровавые и злые ростки. Смерть приносит с собой смерть.

– Хорошая легенда, – кивнул я. – Сойдет для детских ушей.

– Считаешь, она лишь для юношей?

– Может, да, – пожал я плечами. – А может, и нет. Ребенок не станет разбираться: он услышит, что император предал и погубил друга, и будет считать, что тот поступил плохо.

– Ты думаешь, он поступил хорошо?

– Во всяком случае у него был серьезный мотив. Он ведь желал мира во всем мире. Пусть это и было лишь тенью его истинных желаний, но все же.

Мы снова помолчали.

– Скажи мне, ты был когда-нибудь на войне?

– Был, – кивнул я.

– А хочешь еще как-нибудь на нее пойти?

Я не думал ни мгновения:

– Нет.

– А хочешь, чтобы дети твои пошли?

– Нет.

– А император хотел вечной войны. Это и увидел волшебник. Оружием не приносят мир, им его завоевывают.

– В итоге волшебник погубил и свой род, и свою страну.

– Но не мир, – вздохнул малас и стал подниматься, тяжело опираясь на посох.

– Но не мир, – согласился я.

Я смотрел, как старик уходит, оставляя меня в полном одиночестве, разбавляемом лишь обществом обшарпанных стен и унылых тренажеров, безмолвных и бесстрастных. Я, наверное, не должен был задавать следующий вопрос, но все же задал.

– И как поступил бы Элиот?! – крикнул я в спину старику, почти скрывшемуся во тьме прохода.