Ваше Сиятельство #12 - Эрли Моури
Я влетел в окно собственной комнаты и рассмеялся. Мне было приятно. Мне было весело и легко. Мой дух был на подъеме, по тысяче очевидных и неизвестных причин. Я глянул на часы: без пятнадцати одиннадцать. В этом мире между московским временем и лондонским разница два часа. Без сомнений и Бондарева, и Стрельцова волнуются за меня, но пусть потерпят немного еще, ведь у меня есть не менее близкие люди, которым я могу сейчас сделать приятное, передать ту весть, что сделает их настроение таким же высоким, как и мое в данный момент.
Пройдя сквозь запертые двери я направился по коридору, едва касаясь ногами ковровой дорожки. Пусть вас не вводит в заблуждение слово «ногами» — попросту я придал своему невидимому телу более привычную форму. Прежде, чем войти в покои графини, я собирался привычным движением постучать в дверь. И постучал: полезные привычки не следует отменять даже призраку. Я уплотнил кулак правой руки и трижды стукнул им выше дверной ручки. Вышло не слишком убедительно, но все же звук вполне походил на стук. Слабый стук, будто кто-то шлепнул рукой, завернутой во что-то мягкое. После чего я влетел в комнату Елены Викторовны.
Она сидела за письменным столом и настороженно поглядывала на дверь. Рядом с мерцавшим экраном коммуникатора стояла пепельница дымящейся сигаретой и там же лежала огромная охапка чайных роз. Вот так… У мамы появился воздыхатель?
Я подлетел ближе к столу, поглядывая на листок бумаги рядом с букетом. Читать чужие послания нехорошо, но я взял на душу этот грех. Все-таки послание Моей Маме — да, я сейчас по ощущениям во многом граф Елецкий — и я в ответе за маму, в ответе за ее счастье и горести.
«…еще раз! Леночка, пожалуйста, смилуйся! Ты же знаешь, как я тебя люблю! Ты все знаешь, все понимаешь! Прошу, приезжай завтра к семи! Я приглашу только самых нам близких: Веселова с женой и Тимирязевых. И Талия обещала забежать на часик…», — прочитал я. Часть бумажного листка завернулась, и текста ниже я не видел, но не составило труда догадаться, что маму снова охаживает барон Евстафьев.
Елена Викторовна поднесла ко рту эйхос и продолжила наговаривать сообщение, которое минуту назад прервал мой слабый стук в дверь.
«Мне грустно, Евклид. Правда. И немного стыдно за то… То, что случилось в твой прежний визит. Я не имела права вести себя так с тобой. Эти поцелуи… Ну зачем я позволила! Ругала себя весь вечер и сегодня. Теперь не знаю. Ничего не знаю. Быть может, приеду. Пожалуйста, не дави на меня. Дай возможность разобраться мне с собой и со всем этим, что на меня свалилось. Если бы ты знал, что у меня на душе!.. Майкл и Саша!.. Это все так серьезно! Ты даже понятия не имеешь какие события происходят вокруг меня, и я тебе не могу сказать. Пока не могу, хотя ты мой большой друг. Прости, но пока так! В общем, я ничего не обещаю. Завтра решу. Спокойной тебе ночи!», — графиня нажала боковую пластину и отложила эйхос.
А я еще с минуту висел в задумчивости рядом с ее письменным столом, нюхая табачный дым. Да, нюхая, не имея органов обоняния. Вот такая новая, странная для меня реальность: мама целовалась с Евклидом… Неужели она разуверилась, что я верну Майкла? Этого не может быть! У нее просто не было времени усомниться, что барон Милтон вернется, ведь я обещал ей перед вылетом в Лондон. Может все это последствия интриг Геры? Ведь Гера была у нее! Что же такое эта божественная сука сказала графине?
«Мам…», — произнес я ментально, едва слышно, чтобы не напугать ее. Я знаю, что у Елены Викторовны не так хорошо с ментальным восприятием, как у Ольги или Талии, но она услышала с первого раза. Вздрогнула, повернула голову, поглядывая на дверь.
«Мам, ты только не пугайся. Это я, Саша…», — беззвучно произнес я.
— Саша? — она приподнялась в кресле, потом вскочила, испуганно оглядывая комнату.
Тут меня посетила скверная мысль: ведь графиня могла подумать, что явился призраком, потому как умер. И я поспешил заверить:
«Мам, у меня все хорошо. Не знаю, успела ли тебе передать это Артемида. Я просил ее, тебя навестить».
— Да, Саш! Да! Она была! Она и Афина! Я даже в обморок упала! Ты где сейчас? В комнате? Ты невидимый? Саш, где ты⁈ — она беспокойно искала меня взглядом.
«Мам, я сейчас появлюсь как призрак. Ты, пожалуйста, не пугайся. Помни: я — маг, и умею всякое. Спокойно! Это не страшнее, чем явление Небесной Охотницы», — заверил я и начал уплотнять тело, смещая астральную составляющую в видимую область.
Глаза Елены Викторовны расширились: едва она увидела мой силуэт, проступающий все яснее.
«Мам… Можешь меня потрогать. Только я наощупь почти никакой — чуть плотнее дыма от твоей сигареты. Обнимемся по-настоящему, когда вернусь из Лондона. Здесь я только на одну минуту. Просто хотел тебя видеть. Сказать, что у меня все хорошо. У Майкла были проблемы. Наверное, Артемида об этом говорила, но сейчас ему ничто не грозит», — беззвучно вещал я, а графиня стояла потрясенная, чуть бледная. И я, бросив на взгляд на букет роз, добавил: — «Мам, вижу у тебя цветы от Евстафьева. Имей в виду, Майкла я тебе обязательно верну. Сейчас заняться этим пока нет возможности, но в ближайшие дни займусь — хватит ему прохлаждаться в садах Геры!», — я улыбнулся. — «Поэтому Евклиду Ивановичу слишком много не позволяй. Хотя это целиком твое дело. В твои отношения я лезть не смею — лишь информирую, чтобы ты делала верные выводы. Да, кстати, знаю, Гера говорила с тобой! Ты ее особо не слушай! Если что-то не так сразу обращайся к Артемиде!».
— Да, Гера, Саш! Очень меня
