Глубокий рейд - Борис Вячеславович Конофальский

— Ладно. А встретимся где? — она ставит перед ним пепельницу.

— Не знаю, в гостинице, как она там зовётся?

— «Дон», — она называет самую красивую и самую дорогую гостиницу станицы Преображенской.

— Ну, вот там я комнату и сниму.

— Хорошо, я тебя там найду, — шепчет женщина и косится на других посетителей заведения: не наблюдают ли казаки за нею и Акимом. А у самой уже блестят глаза от предвкушения: Преображенская! Гостиница… Он снимет номер, и рестораны там имеются. А какие там магазины… Юнь едва сдерживается, чтобы не заулыбаться или не прикоснуться к его руке, которая так близко от неё.

Есть в станице Болотной среди военных людей взаиморасположение друг к другу, и зовётся оно казачье братство. А есть ещё и станичное сестринство. И вот это явление обнаружил Аким у себя дома, когда вернулся. Жена не вышла его встречать, а по висящим в прихожей вещам понял он, что у его жены гости. Так и есть, сидят за столом две казачки, рюмочки перед ними, кактус кислый нарезан в тарелочке. И в гостях была не соседка и не родственница, а сидела с нею за столом казачка, у которой Саблин был в гостях сегодня. Анфиска Ряжкина. Жена Василия. Никогда её в доме Саблиных не было. А тут вдруг сидит, выпивает с Настей.

«Пришла, значит, жаловаться!».

А едва Аким в доме появился, так засобиралась:

— Пойду я, Настя, — а сама на прапорщика смотрит взглядом нехорошим, косится, как на врага.

Ушла, а жена проводила её, вернулась и, накрывая мужу стол вечерний, спрашивает:

— Так, значит, идёте на промысел?

Прапорщик вздыхает. Савченко просил всё в секрете держать, всё тихо сделать… Да разве ж это возможно? Теперь точно разнесёт бабье радио по всей станице, что Саблин по делу Савченко в болото ушёл.

Это всё одно, что в бою на открытой волне работать, все вокруг всё будут слышать и знать.

Так ещё и двух казаков с собой прихватил. И он отвечает жене:

— То не промысел.

— А что?

— А то, Настасья… что не твоего ума это дело. Вот что… — отвечает Саблин, но не зло. Не грубо. Не хочет он её обижать. Всё-таки она женщина хорошая, жена исправная, просто тревожная малость, волнуется обо всём. Переживает по женской своей глупости. Настя, накладывая ему еду прикасается к нему бедром, потом кладёт руку на плечо, ставит тарелку и принюхивается:

— А ты где был-то?

— В полку, — отвечает он, беря ложку и кусок хлеба.

— А в полку, что, нынче водку разливали?

— Ага, — он усмехается. — Разливают всем пришедшим.

— Что-то ты с водочкой, Аким, зачастил, раньше-то пил меньше, — упрекает его супруга.

— Вот дура! Вот где я с водкой-то зачастил? — Саблин бросает ложку. — Вот весь этот бабий набор дурацкий при тебе: куда пошёл — сиди при мне, у юбки моей. Про все дела свои мне рассказывай, чтобы я тебя от всего отговаривала. И водку ещё не пей. Можно подумать, я эту водку заливаю каждый день… С призыва вернулся, выпил с товарищами — она уже в чайной! Выискивает меня!

— Аким, да я же просто! — оправдывается жена. — Я так, к слову…

— К слову, — бурчит Саблин. Берёт снова ложку и кричит в комнату: — Олег!

— Да, бать, — на кухне появляется младший сын.

— Ты насос купил?

— Купил, бать, и поставил уже, — отвечает Олег.

— Ну и как?

— Мощь, — одним словом всё объясняет сын. — Можно весь тот конец пустыря кукурузой засеивать, у него силы хватит и туда воды натолкать.

— Да, было бы неплохо ещё тонны три-четыре лишка взять, — соглашается Аким. Кукуруза — это не только хлеб и водка, это корм для птицы и для свиней. — А электричество? Жрёт?

— Жрёт, бать, — соглашается Олег. — Панелей и аккумуляторов не хватает, два раза за сегодня генератор включался.

В общем, всё как всегда. Чтобы распахать новый, даже маленький участок под кукурузу, нужны дополнительные солнечные панели, да и самому насосу понадобятся ещё фильтры. А их поди укупи ещё. Такие дорогие стали.

— Ладно, ничего, придумаем что-нибудь, — он глядит на сына, парень растёт толковый. — Ну что… Если хочешь, завтра поутру можем в болото сходить.

— Бать! Конечно! — обрадовался Олег.

А тут и Наталка пришла из своей комнаты, хотела сесть на колени к отцу, но мать её перехватила и усадила к себе. И когда все собрались, кроме старшего, который ещё в госпитале, Настя вроде и ничего, на вид счастлива.

— Бать, может, до омутов дойдём? — просит сын. Саблин и не против, но у него на завтра дела есть. Ему ещё с товарищами договориться, в ночь же выходят в рейд. В дальний рейд. Всё нужно обмозговать, всё обдумать. И с женой побыть.

В общем, отец сыну и отвечает:

— В следующий раз, Олег, у меня дела есть. Но я тебе ещё одно местечко покажу. Оно поблизости. Там банок нет и рогоза много, но там русло старое было… Там хорошая стекляшка иной раз ходит.

Они плывут в ночной темноте, лишь фонари выхватывают из неё бесконечные стены рогоза, ряску серую да чёрную воду.

— Сейчас в правый рукав бери, — управляет движением Аким, Олег послушно выполняет распоряжения отца, и меньше чем через час они доходят до места.

— Вот, пришли, — говорит Саблин и встаёт, оглядывается. Да, это то место. Уже начинает светать. — Чувствуешь?

— Что, бать? Лодку тянет?

— Да… Середина лета, а тут всё равно течение есть, об этом месте мало