Алексей Волков - Городской охотник
— А тебе зачем со мной, дедушка? — поинтересовался Алексей.
— Дык, знамо дело, вдвоём веселее. Ты же, поди, выход ищешь? И не знаешь, куда идти? А я знаю. Я тебя выведу, не сумлевайся! Твой светун, он ведь тут тоже заблукать может. А я не заблукаю — тыщу раз тут хаживал.
— Да ну?
— А то! Я тут все входы-выходы знаю! — хвастливо заметил домовой. — Не одну, поди, сотню лет землицу топчу. Тебе куда надобно попасть-то?
— Если б я ещё и знал, дедушка, — вздохнул Алексей.
— Чаво, пойди туда, не знамо куда? Достань то, не вразуми что?
— Да нет. Мне… выход найти надо. Понимаешь… а, — махнул рукой Алексей, — давай я тебе с самого начала расскажу. Сам разберешься. Ты, как-никак, старожил.
— Ага, ага, — закивал головой старичок, от чего ромашка за ухом смешно замотылялась вверх-вниз.
Алексей коротко пересказал события прошедших суток. О доме, гибели жены, о товарищах, согласившихся помочь… Умолчал только о том, что он Охотник. Ну зачем маленькому исподнику знать о том, что есть люди, которые иногда усмиряют этих самых исподников… Порой даже не очень дружелюбно. Домовик кивал головой, хмурился, ворчал под нос неразборчивое. Потом сообщил Алексею, что звать его Ждан, сын Лыбедя. Алексей тоже представился, соблюдая приличия.
— Только ты того, не серчай… — смущенно пробормотал домовой. — Тут, у нас то есть, я тебе помогу. А в вашей стороне я тебе не помощник, извини уж. Там у вас такое делается — помыслить страшно. Как живете — непонятно. По дорогам такие чуды-юды рыскают — жуть просто. Огнём из глаз слепят, рыкают, и вонь от них уж и вовсе несносная. Так что не обижайся… Я один раз сунулся было к вам, так еле живым ноги унес. Так что и не проси, к вам не пойду. А тут у себя помогу: и дорогу верную укажу, и ежели биться тебе придётся с этим изувером — тоже помогу.
— И на том спасибо.
— Да чего уж там. Когда мне бы ещё представилось с дедом моим подвигом поравняться? Так что это тебе спасибо, прохожий человек. — И снова блеснул на Алексея маленькими глазками. Вообще, Охотник заметил, что у этого старичка было два выражения глаз: угрюмо-насупленное, из-под бровей, и лукавый прищур. В основном старичок-домовичок лукаво щурился, напоминая Шолоховского героя, деда Щукаря. И ещё картуз этот, залихватски сбитый на затылок лысой, как бильярдный шар, головы. — Ага, стой-ка, — поднял маленькую ладошку вверх Ждан.
Алексей вопросительно глянул на домового, замершего, как истукан, и настороженно вслушивающегося в окружающие звуки.
— Шарится кто-то, — сообщил тот, тыча пальцем за угол. — Кто такие — не ведаю. Ты вот что, тут постой, а я проверю пойду. Я-то здешний, а тебя всякая собака за версту как чужака облает. Годи тут.
Махнул в воздухе маленькой ладошкой, и как будто включился усилитель звука — Алексей услышал все, что происходило за углом. Шелест, шарканье, вздохи и сопение. Домовой уверенно повернул за угол, смешно топая начищенными до блеска маленькими сапогами-«бутылками».
Какое-то время из-за угла доносилось бормотание, кряхтение и шарканье, которое поначалу Алексей не слышал.
Потом раздался уверенный и даже командирский голос домового, который спрашивал, строго, как генерал на параде, какого рожна они тут делают. Неведомые «они» невнятно бормотали, как будто извиняясь. Голос Ждана нарастал, становился громче, обретал вовсе уж начальственный оттенок. Он отчитывал тех, кто ошивался за углом, как нашкодивших школьников. Те, судя по всему, оправдывались. В конце концов домовой аргументированно объяснил своим собеседникам, куда им стоит идти и кого там искать. Раздалось возмущенное бормотание, переросшее в громкий ор, скорее похожий на шум погромыхивающих в жестяной банке камней, чем на нормальную речь. Но старичок, судя по всему, прекрасно понимал и этот язык, потому как вслед за возмущенной тирадой раздался его гневный выкрик: «Ах ты семя блядино! Вот я тебя ужо!» Что-то с треском полыхнуло так, что на противоположной от прохода стене на мгновение появились четкие тени причудливых очертаний, отдаленно напоминающие человеческие. Раздался визг, лязг и удаляющийся топот. Из-за угла запахло горелой шерстью.
Алексей удивлённо ахнул. Старый домовой, хоть и ссылавшийся на немощь по сравнению со своим предком, шарахнул таким заклятьем, против которого Алексею не хотелось бы ставить защиту, ибо она сожрала бы половину, а то и больше его сил. Страшно представить, какими силами обладал старый хитрец, когда был при месте. А о том, насколько силён был его героический дед, и вовсе думать было тошно. Из-за угла показался сам Ждан, на ходу отирая лицо от копоти огромным, как простыня, носовым платком. Половину лица он уже вытер, а вторая была черна, как у шахтера, только что вылезшего из забоя. Глаза победоносно блестели. Борода топорщилась и курилась дымком.
— Ишь ведь, чего удумали, ехиднины дети! В моем околотке досмотр учинять! Без моего ведома! Не спросивши, не предупредивши!
— Кто?
— Как кто? Да эти вона! — Дед возмущенно мотнул бородой в сторону угла, из-за которого вышел. — Псы ищейные. Сказывали, что человека ищут. Не тебя ли?
— А что, тут людей много? — угрюмо спросил Алексей. Весть о том, что его уже ищут, оптимизма не вселяла. Если ищут, значит, придётся драться. Тратить силы. Которые потом не восстановить так просто. А до Изнанки дотянется ли Леонид своей поддержкой, ожидающий их у машины, — не известно. Как только он подумал об этом, его плеча ободряюще коснулась невидимая, но уверенная рука. По телу пробежала волна тепла, окутала с ног до головы, придавая сил и уверенности. В голове прозвучали слова, сказанные вроде бы голосом отца Леонида: «И не только до Изнанки дотянусь. Не бойся — ступай. Ты выследи и останови. А я со своим делом справлюсь. Поддержу, не беспокойся».
Услышанное придало уверенности и даже обрадовало.
Сила, щедро вливаемая в Алексея, струилась по жилам, будоражила в предвкушении боя.
— Да нет, не много. Можно сказать даже, что ты единственный, — ответил домовой.
— Значит, ищут меня всё же?
— Да уж кого ещё? — вопросом на вопрос ответил старичок. — Ну да тебе всяко тут не схорониться, а дело делать надо. Так ведь?
— Верно…
— Стало быть, дальше пошли? — поинтересовался Ждан. — Этих-то я прогнал. А другие когда ещё встретятся!
— Да уж веди, Сусанин, — усмехнулся Алексей.
Ждан Лебядич смело завернул за угол и зашагал перед Алексеем, по-прежнему не давая тому себя обогнать.
— Слушай, Ждан Лебядич, а как это так выходит, что я тебя обогнать не могу? В тебе росту пол-аршина, а бежишь так, что не угнаться? — спросил Алексей маячащую перед ним спину домового.
— Так что ж непонятного-то? Я ведь у себя дома. Будь я у тебя — я б за тобой не угнался. Говорят же, что дома и стены помогают. А дорожка сама под ноги стелется. Опричь того я тут не один раз хаживал, а ты первый раз себе дорожку торишь. Вот и приотстал. Смекаешь?
— Смекаю… — озадаченно протянул Алексей.
Когда вывернули из-за угла, взору Алексея предстали обугленные стены и пол. На полу, покрытые гарью, валялись предметы, которые, судя по всему, были оружием у тех самых «ищейных псов», о которых говорил домовой. Огромных размеров бердыш на толстом древке. Цепь, оканчивающаяся шипастой гирей с голову младенца. Здоровенный двуручный меч, кривой, как турецкий ятаган, однако с двухсторонней заточкой.
— Сколько их было? — спросил Алексей у бодро шагавшего домового.
— Двое всего.
— А почему…
— Да потому что у одного четыре руки было. В верхних двух бердыш, в нижних — меч.
— Опять гомункулусы. Похоже, что тот, кто их при жизни делал, где-то неподалёку трётся.
— Может, и так, — ответил домовой. — Ты не отставай, а то потеряешься.
— Где? Тут все прямое, как по нитке. Вот только что-то холодает. Воздух и вправду становился заметно холоднее. Алексей почувствовал, как по коже, хоть и доведённой наговорами до полной нечувствительности к физическому воздействию, побежали мурашки. К тому же одежда была ещё мокрой после купания в нечистотах.
— Это только кажется, — ответил домовой. — А на самом деле, кабы ты без меня тут тащился — враз потерялся бы. Мне-то тут каждая дорожка ведома, да и я им тоже знаком. Вот они меня и ведут, куда потребно. Тебя же тут никто и знать не знает. Не наш ты. Да ещё и человек вдобавок. Тебе тут одному ох и нелегко стало бы. Так что не теряйся.
— Слушай, Ждан, а почему холодает? Там, в коллекторе, теплее было. Намного, — сказал Алексей, пытаясь растереть зябнувшие руки. Изо рта уже шёл пар. Пока ещё не густой, но тоже ничего приятного…
— Дак, чего непонятного-то? Чай, к выходу подходим. У нас-то самый конец зимы стоит, почитай. Месяц Лютень. А у вас небось лето.
— Да нет. Осень…
— А чего ж ты голышом припёрся? Или холоду не имеешь?
— Почччему? — Алексей почувствовал, что уже начинает промерзать, даже голос дрожал. — Ммерзну, не видишь? Просто, когда одёжки нет, врагу и зацепиться лишний раз не за что. Если бы ещё маслом облиться, как древние греки, чтобы из рук выскальзывать. Но нельзя…
