Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

   Въехали на перекресток, прямо тополя толщиной в два обхвата, поперек улица, утыканная домами. Куда сворачивать непонятно. Через дорогу мужик с коромыслом на плече бредет. Антоха крикнул:

   -- Слышь, сердешный, как на выезд проехать?

   -- Направо вертай, к городским воротам выйдешь, мимо не проскочишь.

   -- Ты зачем его окликнул? -- набросился на Антоху Евсей. -- Вишь, ведра пустые, теперь все -- удачи не жди.

   Антоха пожал плечами и свернул куда указано. Предсказание Фраера начало сбываться километра через полтора, на подъезде к воротам. У моста через ров собралась пробка телег в двадцать. Я отрядил Сороку узнать в чем дело.

   Кузнец примчался через пять минут, утерев взопревший лоб, с удивлением доложил:

   -- Пахан, там тебя ловят.

   -- Чего!? -- Вырвалось одновременно у Евсея с Федькой.

   -- Пахана ловят, -- повторил Сорока.

   -- Кто? -- спросил я севшим голосом.

   -- Ну, так ясно кто -- стрельцы. С имя недоросль конопатый, одно ухо топырится, за главного будет.

   Кореша уставились на меня. Я на них. Игру в гляделки прервал Кондрат Силыч:

   -- Антоха, сынок, отворачивай в сторону, погодим из города выезжать, тут подумать следует...

   Не доезжая ворот, ушли влево, телега покатилась по узенькой улочке вдоль городской стены. Через сотню метров обнаружился небольшой пустырь, Антоха уверенно вогнал телегу между домом с соломенной крышей и одежной лавкой. Сомкнулись за спиной кусты, далекие от людских проблем кони принялись ощипывать листья. Дед Кондрат спрыгнул с телеги, разминая ноги, прошелся взад-вперед, спросил:

   -- Пахан, чего мыслишь? Кому мозоль отдавил? Так просто караулы у ворот ставить не будут.

   -- Ума не приложу, -- пожал я плечами. -- Юнец с оттопыренным ухом знаком, при князе состоит, но с Пиримидоном я мирно простился. Без обид.

   -- А что, если назад вернуться? Выйдем через ворота, в которые въезжали, а там -- ищи ветра в поле. -- Предложил Федька. Кондрат Силыч отрицательно качнул головой:

   -- Ежели розыск объявлен, тут и к бабке ходить нечего, все лазейки перекрыты. У этих ворот конопатый, у тех другие, кто Пахана знает, хотя б стрельцы, что утром приходили. Нельзя Пахану в открытую идти, вдруг Пиримидон за учиненное Лёнькой богохульство взъелся, али за пожар озлился, про керосин вылитый узнав. Здесь уже не штрафом пахнет, острогом за версту воняет.

   Я грустно вздохнул. Слова Дембеля окончательно испортили настроение. Встал, продрался сквозь заросли перезревшей черемухи к городской стене. Высока зараза, за гладкие булыжники не рукой зацепиться, не ногой опереться. Следом, ломая ветки, притопал Васька:

   -- А чего, Пахан, я снизу, Ванька на плечи, взберешься как по лесенке.

   Я кисло усмехнулся, чтоб дотянуться до края четыре Ваньки требуется. Вариант со стеной не для нас. Евсей внес другое предложение:

   -- Давайте Пахана бабой вырядим!

   Кондрат Силыч пожевал ус и задумчиво кивнул:

   -- Молодец Евсей, соображаешь. И не просто девкой, а чтоб пузатой, на сносях, такую ни один стрелец обидеть не посмеет.

   Польщенный Фраер метнулся в одежную лавку. Я еще не успел свыкнуться с мыслью, что придется на время стать трансвеститом, а он уже вернулся и с нетерпение пританцовывает рядом. В руках ворох юбок.

   -- Самый дорогой взял, -- похвастался Евсей, раскладывая на телеге косоклинный сарафан, -- не всякой купчихе по карману.

   Подавив грустный вздох, я принялся переодеваться. Волосатую грудь скрыла длинная, до колен, белоснежная рубаха с пышным кружевным воротом, обшитым розовым бисером. Руки еле втиснулись в зауженные вышитые красными цветами рукава. От бесчисленных подъюбников я категорически отказался. Натянуть сарафан через ноги не получилось, пришлось напялить по-бабски, через голову. Вышитый красными ромбами подол волочится по земле, узкая талия давит живот, широкие лямки пиявками впились в плечи. И как женщины терпят такие оковы?

   Ванька с Васькой надергали с соседского дома соломы, старались на совесть, бедным хозяевам придется крыть -- Шестерок матом, крышу заново. Расторопный Евсей впихал эту копну мне за пояс, вздувшийся живот опоясал золоченый шнурок с пампушками на концах. Довершил маскарад синий в желтый горошек платок, узел которого удавкой сдавил горло.

   Кондрат Силыч критически оглядел меня со всех сторон, одобрительно цокнул языком и велел грузиться в телегу. Не успели отъехать, Дембель вновь подал голос:

   -- Мать вашу! Живот у Пахана на тройню сладили, а титьки забыли. Для такого пуза грудь в два раза больше головы быть должна.

   Зашуршала под сарафаном солома, живот убавился до размеров двойни, а рубаха на груди вздыбилась так, что землю под ногами не видно.

   -- Хорошо, -- кивнул дед Кондрат, -- Антошка трогай.

   Едва колеса набрали ход, Кондрат Силыч снова велел остановиться:

   -- Вот же дурень старый, -- ругнул он сам себя. -- Телом, Пахан, девка ладная из тебя вышла, а вот рожей... Оно конечно и бабы с усами бывают...

   Я нервно провел ладонью по щеке, крепкая щетина уколола пальцы, хоть до бороды еще далеко, но жесткие волоски уже явно переросли модную недельную небритость. Кутаться в платок глупо, такую поросль лишь паранджа скроет, да не принято на Руси лицо прятать...

   -- Чего ж делать? -- растерялся я.

   -- Выщипывать будем.

   Кондрат Силыч отломил от тополя ветку размером с карандаш, ножом ободрал кору, один конец расщепил надвое. Уселся рядом и ласково произнес:

   -- Придется потерпеть.

   Я мужественно сжал зубы. Ветка ткнулась под нос, Кондрат Силыч слегка развел разрезанные концы и резко отпустил, несколько волосков над верхней губой оказались намертво зажаты раздвоенным концом щепы. Дембель дернул, я заорал. С окрестных крыш взвилась в небо туча воронья.

   -- Ну вот, еще пятьдесят раз по столько и правый ус выщиплем, -- заверил Кондрат Силыч, разглядывая пучок выдранных волосков.

   -- Не дамся! -- прорычал я, смахивая слезу. -- Цирюльник сыскался, сам сначала выбрейся!

   Дед Кондрат сконфуженно моргнул, я вырвал из его рук "бритвенный прибор" и закинул в кусты.

   -- И чего делать станем? -- спросил Сорока, инстинктивно прикрывая ладонью заросший подбородок.

   -- Думать! -- отрезал я.

   За спиной послышалось заунывное пенье. Кореша закрестили лбы. Мимо нас шествовала скорбная процессия человек в двадцать. Впереди телега, на ней гроб, отшлифованные до блеска доски отражают солнечные зайчики, поверху шевелится от ветра траурный кант из черной материи. Я привстал и заглянул внутрь. На маленькой подушке белеет изъеденное морщинами старушечье лицо. Годков сто, не меньше. Я мысленно пожелал "Царствия небесного", чего уж -- все там будем, хотелось бы конечно попозже...

   Телега с гробом подъехала к воротам, скопившийся народ безропотно расступился, пролетки съехали на обочину, стрельцы почтительно сняли шапки. Заметив такое отношение к покойнице, Ванька хватил кулаком по лбу и, благостно улыбнувшись, выпалил:

   -- Придумал, как Пахана вызволить! Придумал!!!

   Суть идеи читалась на широком Ванькином лице столь отчетливо, что я сразу сказал:

   -- В гроб не лягу. Не дождетесь.

   Ванька обиженно поджал губы, глазенки потухли, точно у непризнанного современниками гения. Как же -- старался, думал, а я сволочь не оценил. Затянувшееся молчание нарушил Федька:

   -- А давай, Пахан, мы тебя под телегой спрячем.

   Вслед за Подельником я нырнул под повозку. Над головой меж досок настила щели в палец толщиной. Просунули в них веревки и соорудили две петли, одну для ног, вторая тело поддерживать. С горем пополам примостился, руки уперлись в корявую поперечину, минут двадцать продержусь, а больше и не надо. Заботливый Федька подвернул полы сарафана. Кореша расселись по краям телеги, свисавшие ноги окончательно укрыли меня от посторонних глаз. Антоха схватился за вожжи.

   Обзору никакого, от дорожной пыли рябит в глазах, не чихнуть бы. Телега вывернула с улицы на булыжную мостовую, дышать стало легче, да и нос-предатель перестал зудеть. До ворот добирались минут десять, наконец копыта жеребца затанцевали на месте, я затаил дыхание, к телеге подошли стрельцы. Видеть я их не мог, но вот голос одного узнал сразу.

   -- Кто такие? -- прохрипело над головой.

   -- Божьи люди, в Волынь на ярмарку едим, -- степенно ответил Кондрат Силыч.

   -- А Пахана с нами нет, можете не искать, -- донесся до меня деланно-равнодушный возглас Васьки. Я прикусил язык. Стратег -- твою мать! Ну, кто за язык тянул...

   Наверху замерли, краем глаза я видел, как лакированные сапоги с завернутыми к верху носками неторопливо обошли телегу по кругу. Юный хриплый голос вкрадчиво поинтересовался:

   -- Откуда про Пахана известно?

   -- Так впереди пять телег проехало, уши имеем, чего пытаете слышим. -- Вывернулся дед Кондрат.