Роман Злотников - Путь князя. Атака на будущее
Барабанщица разорвала контакт резко, буквально отпрыгнув от него. Ее глаза горели гневом.
— Джавецкий… ты… ты… — но она так и не успела ничего сказать, потому что тут раздался вопль Кати.
— Это нечестно!
Все обернулись. Катя стояла в двух шагах от явно смущенного Гаджета и гневно смотрела на него.
— Что случилось? — послышался мягкий голос Рата.
— Он… он был в моей голове! Он читал мои мысли!!
Рат понимающе кивнул, а затем спросил:
— И что?
— Как что?! — возмутилась Катя. — Он… он… залез в мою голову! В мое… приватное пространство.
— А ты?
— Я… — тут Катя слегка смутилась. — Ну… я не хотела. То есть я даже не думала, что это… ну, так получится.
— И это тебя извиняет, — вновь понимающе кивнул Рат, — а Борис, значит, все прекрасно знал, представлял, и все равно, значит, делал. Так?
Катя, подумав, нехотя покачала головой.
— Нет, наверное… откуда он мог знать.
Рат демонстративно задумался.
— Хм… тогда какая-то нестыковочка получается. То есть то, что вполне оправдывает тебя, ничуть не оправдывает его. Или я что не так понял?
Катя неуютно поежилась, но потом упрямо тряхнула челкой.
— И все равно… нельзя так.
— Как?
— Лезть человеку в голову. У человека всегда должно быть приватное пространство.
— Что? — изображая непонимание, переспросил Рат.
— Приватное пространство. Ну, некое место, где он мог бы побыть один. Совсем. Без никого.
Рат удивленно покачал головой.
— Как это?
Катя недоуменно уставилась на него.
— Ну… я смотрела передачу. И там один психолог, говорил, что…
— Подожди, — Рат нахмурил лоб, — я ничего не смогу поделать с тем, что ты веришь тому, что говорят по телевизору. Но… ведь ты уже сама сумела почувствовать. Увидеть, что Он есть. Так?
— Ну… да.
— И Он в тебе. Ибо по-другому невозможно. Если ты есть, значит, в тебе частичка Его, ибо вне Его ничего существовать не может. И то, что ты не верила в Него, и не могла Его почувствовать — ничего не меняло. Так?
Катя медленно кивнула.
— Так о каком приватном пространстве ты говоришь? — Рат сделал паузу и обвел всех удивленным взглядом, как бы предлагая всем поудивляться вместе с ним.
— Ведь Он уже знает все твои мысли и желания. Причем сразу, как только они возникли в твоей голове. И потом, если некоторые из них вызывают у тебя чувство стыда или смущения, то разве это не твоя проблема. Ведь это же твои мысли, не так ли?
Катя медленно кивнула. Она уже, как и они все, перешла в режим напряженного осмысления. Все, о чем говорил Рат, требовалось не просто запомнить, а именно осмыслить, пропустить через себя, примерить на себя и, если оно все-таки еще вызывало отторжение, найти то, что являлось его причиной. И еще раз взвесить, насколько оно, то, что вызывает отторжение, все еще тебе нужно. Не мешает ли оно тебе двигаться вперед, и тогда его следует со спокойной душой отринуть, отбросить.
— И если Он, Высший судия, — продолжил Рат, — уже и так знает все, разве так уж важно, что твои мысли могут узнать другие? Близкие тебе люди, готовые всегда понять и поддержать тебя, подставить плечо… и простить? Или нет? — И Рат вновь обвел всех вопросительным взглядом. Все молчали.
— Так что тебе следует сделать, Катя? — улыбнулся Рат. — Продолжить изливать свое возмущение на бедного Бориса или все-таки разобраться со своими мыслями? Навести порядок в своей голове. И… быть может, принять для этого помощь друга…
Катя несколько мгновений стояла, напряженно нахмурив лоб, а потом подняла голову и, бросив взгляд на Гаджета, тихо произнесла:
— Прости… — а затем, повернувшись к Рату, попросила: — А можно я… потом… ну, когда немного разберусь там, у себя. Сама… — и она тряхнула головой, будто указывая себе на лоб.
— Конечно, — улыбнулся Рат, — я так понял, что… это требуется всем?
И каждый из шестерых молча кивнул в ответ.
— Ну, тогда — в обратный путь.
— Как?! — возмутился Гаджет. — Живого ж места нет…
— А ты уверен? — хитро прищурился Рат.
— Да… — начал Гаджет и осекся.
И все удивленно уставились друг на друга. А Барабанщица недоверчиво прошептала:
— Так ты чего, Джавецкий, мозоль мне залечил, что ли?
И Данька растерянно кивнул. Он и сам не чувствовал ни капли усталости и никакой боли в мышцах. Наоборот, мышцы были переполнены звенящей силой и здоровьем, как будто он недавно проснулся после долгого и крепкого сна и даже успел слегка размяться…
Обратный путь они проделали едва ли не в два раза быстрее, чем путь на ту сопку. Причем только уже на подходе к поселку Данька обнаружил, что как только мышцы вновь начинают наливаться усталостью, а вещмешок тяжелеть, он, чисто рефлекторно, соскальзывает сознанием в то состояние, в которое он погружался, когда читал молитву. Только теперь даже слова были не нужны. И там, в этом состоянии, все быстро проходило — и усталость, и тяжесть, и боль…
А когда он догнал Рата и поделился с ним своим открытием, тот только улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— А ты что, все еще считаешь, что молитва — это слова?..
* * *В поселке их встретил рассерженный Алексей Юрьевич.
— Почему вы ушли ночью, никого не предупредив?
Рат взмахом руки отправил их умываться и переодеваться, а сам, повернулся к полковнику, мягко спросил:
— Алексей Юрьевич, а разве я кого-нибудь когда-нибудь предупреждал?
Полковник смутился.
— Нет, но… я же отвечаю за вас.
— Перед кем?
— Перед… — Алексей Юрьевич запнулся, внезапно осознав, что все его начальники ничего не значат для Рата.
— Не волнуйтесь, — улыбнулся Рат. — Когда мы уйдем совсем, я вас обязательно предупрежу.
Полковник открыл было рот, собираясь рассердиться, но Рат уже прошел мимо него и начал подниматься по ступенькам на крыльцо.
* * *Ужин выдался на славу. Михалыч, который очень неодобрительно отнесся к затее Рата «дитев» голодом морить, узнав, что сегодня им разрешен прием, так сказать, пищи, расстарался вовсю. Так что когда они, после бани, ввалились в столовую, стол буквально ломился от всяких вкусностей. Соленые грибы, шаньги с рыбой, печеный картофель, черемша, холодная копченая оленина и, как вершина, фирменная михалычевская уха из омуля и лосося. Увидев все это великолепие, Гаджет аж замурлыкал от удовольствия. Да и Данька сглотнул слюну.
Впрочем, как выяснилось, насытились они довольно быстро, не съев и четверти от того, что Михалыч выставил на стол. К его искреннему огорчению. Но Данька действительно наелся всего лишь половиной того объема, который с удовольствием навернул бы еще пару недель назад. Судя по всему, так же обстояло дело и с остальными. Но выходить из-за стола как-то не хотелось. После всего, что произошло на сопке, они внезапно начали ощущать, что через эту боль в натруженных мышцах, через эту отупляющую усталость, через вечный недосып и головные боли они стали кем-то другим. Причем как каждый из них в отдельности, так и все они вместе. Серьезно. Они вместе тоже стали кем-то. Кем именно, они еще не до конца поняли. Но точно стали. Поэтому им хорошо было вот так вместе сидеть за одним столом и просто ощущать рядом присутствие других.
— Рат, — внезапно подала голос Катя, — а помните, вы сказали… ну, когда я спрашивала про «Дом-2»…
— Помню, — кивнул Рат. — Быт и дрязги крестьян могут быть интересны либо таким же крестьянам, либо этнографам. Так?
— Да, — подтвердила она, — так вот я хотела спросить — почему крестьян?
Рат откинулся на спинку стула и задумался. И все заерзали, устраиваясь поудобнее, потому что было понятно, что Рат собирается ответить подробно и обстоятельно…
— Это уже вопрос онтологии, Катя. Понимаешь, при всем разнообразии профессий и дел, которыми человек может заниматься в своей жизни, Путей перед ним на самом деле всего три. Он может стать либо крестьянином, либо воином, либо… князем. И различаются эти Пути только одним — тем, что он делает. То есть деятельностью. Потому что крестьянин работает, воин служит, а князь трудится, — он замолчал и обвел их внимательным взглядом.
— А в чем разница? — подал нужную реплику Данька. И внезапно осознал, что он не спросил, а именно подал нужную реплику, вставил необходимый стежок в полотно беседы. И, похоже, это поняли и остальные. Потому что Данька уловил на себе одобрительные их взгляды. Ну типа тех, что бросают на соратника члены команды и болельщики, когда он делает пусть и не голевую, но точную и нужную в данный момент передачу.
— В предназначении, — ответил Рат, — потому что работа — это в первую очередь для себя. Служение — это уже не только себе, но и кому-то еще. А труд — Ему.
