Алексей Бобл - Пуля-Квант
Химик споткнулся и растянулся на земле.
Рядом со мной спрыгнул с ограды Курортник, крикнул:
— Беги вперед, нужно укрытие. Мы разворошили логово! — и склонился над Лесником, обхватил за бока.
— Держи. — Я протянул костыль. — Пригодится. Лабус был уже рядом и стал помогать Курортнику
поднимать деда.
Никита соскочил не в сад, а назад и в два прыжка оказался рядом с Химиком. Тот ковылял к ограде, сильно прихрамывая на забинтованную ногу. Не успеют…
— Они не успеют! — крикнул я.
— Лабус! — перекидывая через плечо руку Лесника, бросил Курортник.
Шагнув к ограде, Костя просунул сквозь прутья ствол пулемета.
— Пригнись!
Как только Химик и Никита повалились на землю, он открыл огонь. Пули вязли в теле мутанта, кровь брызгала из ран. Военстал стрелял в тулово и ноги. Псевдогигант заревел, повел мордой из стороны в сторону. Деревья редкие, такому монстру негде укрыться. Он повернулся, Лабус продолжал стрелять ему в бок. Псевдогигант рыкнул так, что заглушил звук выстрелов, и кинулся к ограде.
— Вперед, я сказал! — Курортник толкнул меня. Лесник повис на его плече. Лицо бледное, он был на грани потери сознания. Я побежал в глубь сада.
* * *Сад казался огромным, в нем легко было потеряться. Куда ни глянь — яблони, яблони, яблони… За спиной гремели выстрелы. Я продирался сквозь бурьян, жесткие ветки хлестали по лицу. Хорошо, что сейчас не лето, нет листвы, и такие аномалии, как холодец и Электра, видны невооруженным взглядом. Хотя в саду были и другие — ржавые волосы, жгучий пух. Их становилось все больше, белые и рыжие наросты свисали с веток, скрывая собой бурьян. Кое-где заросли искрили, переливались мягким свечением.
Когда я пробегал между двумя растительными аномалиями, нога подвернулась. Я взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, — ладонь обожгло, будто зацепился ею за куст крапивы. Я прыгнул, упал на живот, перевернулся — ко мне, выстреливая в воздух белыми спиралями, тянулся жгучий пух. Я пополз на спине, отталкиваясь пятками и локтями. По аномалии пробежалась волна, белые язычки столкнулись с наростами ржавых волос, раздался треск. В нос ударил резкий запах паленого, будто рядом циркуляркой распилили лист железа и металл нагрелся, а края покрылись окалиной. Рыжие капли брызнули в воздух.
В лопатку что-то больно ткнуло, словно я напоролся на жердь. Я перекатился на живот, встал на колени. Возле груди щелкнула клешня псевдоплоти. Я отбил рукой повторный выпад, рванулся вперед, целя кулаком мутанту в глаз, но попал во влажный бурый пятак. Псевдоплоть взвизгнула и отскочила. На ветках за спиной твари колыхнулись ржавые волосы. Запах паленого нарастал, я оглянулся — жгучий пух, как ртутная пленка, струился по земле, вот-вот волна раскаленных брызг докатится до моих ног.
— А фигльи! — завопила псевдоплоть. — Ванзай! Нахауй!
Тварь кинулась на меня. Ее сознание размером с рыхлый комочек земли источало серую волну страха и отчаяния. Я выбросил вперед руки и представил, как крошу комок пальцами. Затылок пронзила боль, грудь ошпарило кипятком.
— Архгуеть, — промямлила псевдоплоть, уставившись на меня помертвевшим взглядом.
Я пнул ее башку, как футбольный мяч. Мутант опрокинулся в заросли ржавых волос, по веткам прокатилась бело-голубая волна, а я ринулся в открывшийся на короткий миг проход.
Жгучий пух и ржавые волосы превратят в пепел труп мутанта, пожгут друг друга, расширив проход для тех, кто бежит за мной. Выгоревшие кусты укажут безопасный путь.
Не оглядываясь, я бежал, огибая деревья, чуть не угодил в жарку — запалил аномалию, кинув в нее толстый сук. С треском занялось дерево по соседству, в лицо ударил горячий воздух. Еще несколько шагов — и сад неожиданно кончился. Я застыл на краю пологого склона, ведущего к небольшому пруду. Берег порос осокой. Пруд явно когда-то был куда больших размеров — там, где отступила вода, виднелись пучки грязных водорослей и тины, серые валуны, вросшие в песок.
На другом берегу росли две плакучие ивы, между ними торчал покосившийся кусок настила со сломанными перилами — все, что осталось от мостков. Ветки нависли над водной гладью, казалось, стоит немного надавить на деревья, и они упадут в пруд Серый настил с черными прогалинами на месте сгнивших досок упирался в беседку, стоящую в нескольких шагах от берега. Издали строение казалась совсем новым, не тронутым временем. Белые перильца с узором окаймляли четыре столба, накрытых аккуратным куполом. От беседки тянулась длинная аллея, в конце ее виднелся дом, издали похожий на помещичью усадьбу.
В доме можно укрыться. Хотя там могут быть твари, а у меня ни оружия, ни… Но только что я справился с псевдоплотью!
Я оглянулся. Послышалась длинная очередь. Пулемет Лабуса я уже научился определять по звуку. Скорее всего Костя прикрывает отход отряда. Хлопнул взрыв. Еще один. Все стихло.
Я не знал, что мне делать — вернуться или бежать к усадьбе. Схватка с псевдоплотью и пробежка по саду отняли слишком много сил, меня качало, дрожали руки. А Курортник приказал идти вперед. Я опять посмотрел на усадьбу, оглянулся. Тишина. Черт! Что делать?! В сердцах ударил рукой по ветке яблони и скривился от тянущей боли в груди. Присел, схватился за ворот костюма — дыхание сбилось. Бока, живот, грудь — все вдруг нестерпимо заныло. Я опустился на четвереньки и отполз под дерево. Медленно, осторожно выдохнул, пытаясь унять нахлынувшую боль. Что это? Что такое, почему болит? Может, псевдоплоть все-таки меня зацепила клешней?..
Я рванул клеванты воротника, расстегнул молнию. Пощупал флисовую подкладку — теплая, мокрая. Положил ладонь на грудь, поднес к лицу — кровь! Футболка, когда-то белая, теперь буро-красная. Возникло ощущение, будто я в кошмарном сне, мне все это снится, все вокруг стало нереальным. Осторожно, боясь зацепить пока еще невидимую мне рану, я стал выбирать ткань из-под пояса, складка за складкой заворачивать кверху.
С трудом удалось пересилить отвращение, не зажмуриться. От пупа вверх шла извилистая алая полоса. Грубые стежки швов стягивали глубокий надрез на коже.
В области диафрагмы он разветвлялся. Кровящие полосы покрывали грудь, исчезали под мышками. Это не работа псевдоплоти…
Я сглотнул. Опять нахлынуло чувство нереальности происходящего. Да что же это такое?! Неужели это происходит со мной, с Кириллом Войтковским — нет, не может такого быть! Ужас накатывал волнами откуда-то из-за края мира, и каждый раз спазм перехватывал горло, а тяжело бухающее сердце проваливалось куда-то в серую бездну. Я вспомнил, как лежал на чем-то твердом, обзор закрывало безобразное узкое лицо с паутиной порезов. Они бугрятся, шевелятся… Накатила тошнота, я почувствовал горечь во рту. Страшное лицо отодвинулось — одного глаза нет, вместо него сросшиеся ломти век дергаются в ритме ударов сердца. Другой глаз налит кровью, сосуды лопнули, видна лишь черная точка зрачка, очень узкого, будто его обладатель находится в трансе или под действием сильного наркотика.
Я хотел зажмуриться и закричать, но векам что-то мешало, какие-то распорки не позволяли им сомкнуться. Появилась нестерпимая резь, глаза заслезились. Из горла вырвался слабый хрип, я осознал, что рот мне заткнули кляпом. Я не мог пошевелиться, даже моргнуть.
Шевеление под кожей на лице Вивисектора прекратилось. Сросшиеся ломти век перестали пульсировать. Порезы начали вздуваться, потом блеснул скальпель — и брызнула кровь. Моя.
Я силился зажмуриться, но не мог. Лишь мутная пелена слез выстроила слабую преграду между мной и этим кошмаром. Внутри тела копался кто-то склизкий, мерзкий. Он не давал отключиться сознанию, провалиться в бездну и забыть происходящее…
…Я очнулся, стоя по пояс в мутной воде на середине пруда. До мостков между ивами оставалось несколько шагов. Тело от холода била мелкая дрожь, мысли в голове скакали, перед глазами все еще стояло жуткое лицо Вивисектора, испещренное пульсирующей паутиной разрезов.
Загребая руками воду и клацая зубами, я побрел к мосткам. Ноги вязли в илистом дне. Горло раз за разом сдавливали спазмы, я задыхался. Хотел скорее выбраться на берег, но быстро двигаться в воде не получалось, и я брел, тихо постанывая.
Наконец ухватился за край прогнившей доски — пальцы сорвались, с треском отлетела щепа, посыпалась труха, ладонь шлепнула по воде, подняв брызги. Холодный душ, окативший лицо, отрезвил. Я стал зачерпывать воду на ходу, поливать голову, шею. Потер лицо, проверяя, нет ли на коже бугрящихся шрамов и порезов, которые двигаются, как тонкие черви.
Во мне есть кто-то другой, он ждет часа, он спит…
Инфекция! — неожиданно в сознании всплыли Вивисектор и рассуждения Химика в погребе…
