Андрей Посняков - Кокон
— Пятьдесят тысяч?!
— Но сезон тут с мая по ноябрь. И работать придется много. А вам — так еще и бревна шкурить, хоть вот прямо сейчас…
Максим дернулся, и управляющий снова расхохотался:
— Сиди, сиди, мил человек, не убежит она, работа-то, успеем… Значит, с оплатой вы, как я понимаю, согласны?
* * *И вот с того времени, а был уже конец февраля, беглецы и поселились на ферме. Максим с Олесей заняли дальнюю комнату, сдвинув вместе два топчана, Петрович и Санек спали в проходной, так сказать в гостиной, с двумя старыми креслами, сервантом образца конца пятидесятых годов и телевизором. Работали каждый день с раннего утра — доили коров, убирали навоз в коровнике и свинарне, шкурили бревна. Вечера, правда, все были свободны — Тихомиров все-таки уговорил управляющего поберечь горючее и генератор. Верней, попытался.
— Да чего его беречь-то? — смеялся Санек. — У нас этих генераторов вон, в сенях, аж три штуки! Да еще и на чердаке один — запасной. Они и от газового баллона работать могут.
— Так баллоны-то…
— Баллонов хватит. А летом хозяин еще привезет.
Как выяснилось уже довольно скоро, помощник фермера вообще не представлял, что сейчас делается в мире, точнее сказать — в районе и в городе. Жил себе на ферме безвылазно, выбираясь лишь в лес, за грибами да на охоту, да и вообще — похоже, что сознательно избегал населенных мест. Максим в конце концов выяснил почему: Санек-то оказался судимым, мало того, еще и в розыске — так что не резон ему было светиться. Да он о своем житье-бытье и не жалел — всего было в жизни много: и на зоне приходилось чалиться, и бомжевать, один раз даже угодил в рабство к каким-то восточным купцам — шить на заброшенном складе куртки.
В общем, к людям Санька не тянуло и окружающий мир был ему интересен лишь в смысле продуктов и выпивки. Про ящик водки он, конечно, наврал — нет, ящик-то, наверное, и был, только вылакал Санек не одну бутылочку, а весь запас. И даже как-то признался, что пытался перед Новым годом выбраться за водкой в Трехозерье, да не смог, «леший закрутил» — проходил шесть часов кругами, едва не заблудился, да, плюнув, еле вышел на ферму. С тех пор и не ходил больше.
О том, что случилось с районом, по общему согласию, беглецы не рассказывали, да Санек и не спрашивал, больше интересуясь охотой… А когда узнал, что Петрович может собрать самогонный аппарат, то тут уж радости его поистине не было предела!
— Да, Петрович, дорогой мой, что ж ты раньше молчал-то, а? У нас же тут целая слесарня… да я по технике не мастер… Бидон? Конечно, найдем, и трубку для змеевика надыбаем — на чердаке, сам же видел, всякого хламу много.
И вот наконец настал этот день… Поистине праздничный! Весна уже была в самом разгаре, сугробы съеживались прямо на глазах, на полянах, на склонах холма появились проталины, прилетели грачи, жаворонки… Красота! Эх, если б еще голубое небо и яркое сияющее солнце, а не этот туманный желтоватый мячик!
Брагу приготовили заранее — из турнепса. Олеся хмыкала и советовала «для пикантности» добавить навозу, на что мужики отвечали дружным угрюмым молчанием — не бабское это дело, в столь серьезные вопросы мешаться!
— Мы вот, помнится, в армии из томатной пасты гнали, — радостно потирая руки, делился воспоминаниями Санек. — А бывало, из «Помарина».
— Из чего? — недоумевала Олеся.
— Паста такая была зубная, болгарская. А еще можно было гуталин на хлебец тонким слоем намазать…
— И что?! Есть?!
— Да не есть, экая ты непонятливая девчонка-то! Гуталин потом счистить, и хлебец этот — на бражку самое то!
И вот уже запалили газовую плитку. Поставили бидон, сверкающий в лучах туманного солнышка, пробивавшихся сквозь распахнутую форточку. Осторожно приладили змеевик, конденсатор…
И пошел, пошел процесс-то! Заскворчало, зажурчало, закапало! А запах-то какой, черт побери с кочерыжкою, а запах!
Запах тополиный и сиреневыйнад Москвою майскою поплыл, —
принюхиваясь, с выражением продекламировал Санек.
Встретились весною дети с Лениным,Ленин с ними долго говорил.Надо, чтоб росли вы коммунистами,И тогда нам бури нипочем,Радовалось солнышко лучистое,Слушая беседу с Ильичом!
— Вот это да!!! — Максим в восторге хлопнул себя по коленкам. — Да ты, Санек, прямо чтец-декламатор… Только вот взгляды у тебя — определенно «левые». Ты б еще про Троцкого стихи прочитал!
— Или про Берию! — засмеялся инженер.
— А что? Могу и про Берию! — приосанился чтец:
Сегодня праздник у ребят,Ликует пионерия.Сегодня в гости к нам придетЛаврентий Палыч Берия!
Согнувшись на топчане, Олеся уже не смеялась, а тихо скулила…
Тихомиров даже растревожился, оторвался на секунду от аппарата, заглянул в комнату:
— Ты как тут?
— У-у-у… умрешь тут с вами от смеха!
— Ты погоди сейчас умирать, надо еще выпить! Ты, чем валяться, на стол бы собрала, все равно уж работать сегодня не будем.
И вот уже наладили стол — картошечка с тушенкой, соленые огурчики, грибки маринованные, хлебушек — вчера только испекли… Стаканы граненые наполнили… Слеза! Слеза!
— Ну… — Утерев слезы счастья, Санек поднял стакан. — За то, чтобы все!
— Поехали!
Выпили… умм… закусили…
Олеся закашлялась, и Максим, постукав ее ладонью по спине, посоветовал:
— Ты в два горла-то не пей, а то остальным не хватит.
Девушка снова принялась хохотать.
Налили по второй, по третьей…
— Эх, — радовался Санек. — Хорошо, я турнепс свиньям не скормил. А ведь собирался!
— Не было б турнепса — из навоза бы нагнали.
— Или из зубной пасты.
— Из всего можно гнать, был бы аппарат только. Эх, Петрович, светлая у тебя голова! За тебя сейчас и выпьем… Ну, за инженера!
— За инженера! Ура, товарищи, ура!
* * *А потом Максим вышел на крыльцо подышать воздухом. Несмотря на желтое туманное небо, солнышко все же уже припекало вполне ощутимо, и оттого на душе было как-то радостно. Не от самогона радостно — от солнца, от весны, от надежд…
— Природой любуешься? — Олеся выбралась на улицу в сапогах и с ведрами. — Пойдем молочка принесем, да поросятам пора задать корму…
— Пойдем…
Перехватив ведра, молодой человек зашагал позади, невольно любуясь ладной девичьей фигуркой в зеленой, в обтяжку, кофточке и мешковатых камуфляжных брюках — других на ферме не нашлось.
— Слышь, Олеся, постой…
Они остановились у дальней стены коровника, на солнышке, ох как припекало!
— Жарко как… — Макс поставил ведра и лукаво подмигнул девушке. — Ну, что? Пока никто не видит…
— Ой, Максим…
— Ты еще скажи, что не хочется!
— Да хочется, но, ведь коровы…
— Подождут коровы, и поросята тоже подождут… Ну…
Обняв Олесю, Максим быстро снял с нее кофточку, стащил майку и, ласково погладив упругую, налившуюся любовным соком грудь, впился губами в соски, одновременно стягивая с девчонки брюки…
Они занялись любовью здесь же, прижавшись к нагретой солнцем стене коровника. Олеся стонала, томно закатывая глаза, и обнимала Макса с такой силой, что было непонятно — кто тут вообще больше хотел-то?
Даже ведра перевернули, а потом посмеялись да пошли в коровник. Шесть дойных коров было в стаде, плюс стельная телочка да два нетеля…
Задав коровенкам корму, Тихомиров уже собирался выйти — помочь Олесе раскидать на поле навоз, небольшую кучу… Но что-то задержало молодого человека на пороге, складывалось почему-то такое впечатление, будто здесь, в коровнике, чего-то не хватает. А чего здесь могло не хватать? Доильные аппараты на месте, электропоилка тоже… Максим пересчитал и тут же хмыкнул — да кому здесь воровать-то? Кругом один лес, людей поблизости вообще нет. Ну, если только охотник какой забрел, так как он аппарат унесет-то? Да и зачем он ему, спрашивается?
— Максим, ты долго там? — Олеся заглянула с улицы в распахнутые настежь ворота… Заглянула и застыла как вкопанная.
— Макс, а нетель-то вторая — где?
— Какая еще нетель?
— Ну та, рыжеватая такая телочка, Ленка. Манька — вон, сено жует, а Ленки нету!
Тихомиров глянул и обомлел — ну точно! Не было нетели! Свели!
— А ну, пойдем-ка посмотрим!
Макс и Олеся тут же обежали вокруг коровника, но следов коровьих копыт не нашли.
— Может, ее там, по насту, свели? — девушка показала рукой на слежавшийся снег, тянувшийся серым языком до самого леса.
— Может. — Пожав плечами, Максим быстро зашагал по насту, пристально глядя под ноги… Нет, отпечатков копыт не было!
— А может, ей на ноги мешковину привязали? — предположила Олеся. — Ну, чтоб следов не оставлять. Я где-то про такое читала… или в кино видела.
