Александр Голодный - Ставка больше, чем смерть. Металл Армагеддона
Илья Юрьевич все-таки умнейший и предусмотрительный человек – сегодня Ахмет и Кемаль снова в гостях у нас с Ларой. И атмосфера за столом самая душевная, проникнутая лучшими чувствами. Финист прекрасно улавливает эмоции, наслаждается и щедро излучает энергию добра.
Разумеется, речь заходит о нашем походе.
– Страшно там было, Саша?
Вспоминаю лезущие отовсюду, изломанные черные тени:
– Наверное, нет. Отвратно очень. Человеку по своей природе нельзя соприкасаться со всей этой мерзостью.
Впрочем… вспоминаю тот миг, когда увидел друзей гибнущими. Вижу их глаза и понимаю – надо быть честным.
– Страшно было только один раз. Но не за себя.
Ахмет понимающе кивает:
– Мы ведь тогда умерли, Искандер?
Чувствую, что глаза начинают мерцать – слишком свежи воспоминания.
– Нет. Чуть-чуть не умерли. Эта сволочь навела галлюцинацию, забила мне мозги… Но я справился.
Кемаль роняет:
– Брат, мы ведь успели увидеть… Там все, как ты говорил. Золотые искры и доброе тепло Всевышнего.
Вздохнув, продолжает командир:
– Ты знаешь, мы закончили одно военное училище, с одного курса. У нас там был обычай – под выпуск ходить к одному… наверное, колдуну. Будущее он предсказывал. Не всем. Да и не все отваживались. А мы с Кемалем решили рискнуть.
С горечью усмехается:
– Молодые были, бесшабашные, неверящие.
Ахмет переглянулся с Кемалем. Прошлое словно отразилось в их глазах:
– Сказал, что у нас будет жизнь после смерти.
Лара уточняет:
– А почему? Из-за кого… Не сказал?
Здоровяк крутит головой:
– Нет. По-моему, он сам сильно испугался. Выгнал за порог, даже денег не взял.
Взгляды сосредоточиваются на мне. Звучит уже более веселое:
– Да, такой напугать может.
– Что колдунов, что демонов. Если только не поубивает вначале.
– Что вернее.
Через некоторое время разговор опять вернулся к той же теме:
– Искандер, а чем он тебя заморочил?
Вспоминаю:
– Да как обычно. Прельщал, гаденыш. Мешал правду с ложью, картинки пакостные показывал…
– Картинки?..
Вижу недосказанное:
– Да, Лара. Он был могучим колдуном. Видел прошлое, и не только этого мира. Видел и умел показывать. Про тех, кто меня любил в том мире. Про тебя.
Она понимает сразу:
– Про твоих женщин, что остались там? Их с другими мужчинами?..
Киваю.
– А… про меня что?
Взглянув в любящие, тревожные глаза, вижу всю правду, все недавнее прошлое целиком.
– В тот день, когда я ушел… ты плакала. Несколько раз. Утешали Илья Юрьевич и ты, Ахмет. Вот эти фрагменты, буквально фотографии, застывший миг он и показывал.
Первым соображает Кемаль:
– Тварь!.. Мать… убил бы еще раз гада!
Глаза уже, похоже, горят. Я бы тоже не отказался.
Ларино тревожное:
– Саша! Успокойся! Это ведь все ложь. Нельзя тебе так…
Обняв, покрывает лицо частыми поцелуями:
– Не надо, Сашенька, не стоит он того.
Не выдерживает сама:
– Но какая сволочь!
Глубоко вздохнув, прижав к груди любимую, возвращаю самообладание:
– Одно слово – либераст. Что нутром, что методами. Эталонный, изначальный.
Финист настойчиво упирается в бок. Правильно, друг, хорошая мысль.
– Лара, хочешь глянуть, как он закончил?
Четыре руки ложатся на живую сталь – парни тоже не отказались. Живые картины вспыхивают перед глазами.
Вот я, жестоко отощавший, с искаженным ненавистью лицом, всаживаю сияющий клинок в первый раз. Рывок чудовища, взмах железной лапы, вспышки выстрелов в упор. Шаг назад, второй удар. Кранты уроду. Рассыпающаяся куча ржавой пыли, горящий огнем победы меч и наши исходящие ярким светом глаза.
Лара потрясена:
– Какие вы здесь… Былинные герои. Душа ликует, когда видишь. Грозные, великие… и наши, русские. Я еще видела в записи, как вы выходили из подземелья. Уставшие, измученные, но…
Лариса не может подобрать слов, поэтому, прерывисто вздохнув, замолкает, кладет изящную кисть на мою ладонь.
Как и в прошлый раз, мы просидели почти до одиннадцати. Расчувствовавшийся в «ближнем круге Высшего» Финист показывал картины великого прошлого нашей страны, сопровождая их своими ощущениями-рассказами. Чувствовалась в его повествовании горечь потери.
Ничего, друг, все возвращается на круги своя. И прошлое имеет все шансы стать будущим.
Тепло попрощавшись, парни уехали.
Мы с Ларой остались вдвоем.
Что тут сказать? Если для любимой ты полубог – надо соответствовать. То, чем я владел в мире Колониальной Империи, вернулось. Но на совершенно другом уровне, позволяющем раскрыть всю страстность, всю бушующую энергию любви счастливой женщины. Словно становилось прозрачным, растворялось в перламутровой дымке гибкое послушное тело, и я на струнах самой души выводил вечную мелодию единения мужчины и женщины. Короткое забытье – и снова шторм желания поднимает до райских небес волны океана наслаждения. Не тревожило уходящее время – жемчужный полог даст отдых даже за секунды, не оставив следа от приятной усталости.
* * *Как и рассчитывал, мы проснулись за пять минут до сигнала будильника. Прекрасно отдохнувшие, бодрые и полные сил. А Лара к тому же…
Вчера, когда она полностью иссякла и уснула, я поработал над тонкими энергиями. Кануло в прошлое слабое свечение пальцев – теперь в перламутровой дымке отчетливо вижу свои новые, пока скрываемые человеческим телом руки. Огненную, исходящую запредельным жаром, и ледяную, воплощающую абсолютный холод. Послушные, умелые, чуткие и осторожные, сохранившие все лучшее, доставшееся от инженера-практика.
Открываются еще сонные, прекрасные голубые глаза, в них проявляется сознание. Взор встречает мой. Вспомнив вчерашнее, Лара еле заметно неверяще качает головой:
– Мне, наверное, все это приснилось.
По-доброму усмехаюсь:
– Даже не надейся.
– О, боже…
– Признайся честно – ты ведь об этом мечтала, когда была маленькой скромной девочкой?
Она прячет зарумянившееся лицо на моей груди.
Гладя пышные упругие волосы, продолжаю:
– Мечтать, моя милая, конечно, полезно. Но надо соизмерять свои желания и ту цену, которую за них придется заплатить. Вот ты теперь «земная услада Высшего». И?..
Долгий поцелуй в ответ:
– И я об этом не жалею ни секунды.
Приняв душ, позавтракав со мной, Лариса подходит к зеркалу, машинально берет косметичку. Потом осознает то, что видит.
Глубина, как и скорость изменений, напрямую зависит от силы приложенных энергий. Жаль, что я не могу применить открывшиеся таланты к своему собственному телу. Но зато любимая женщина помолодела сразу лет на пять.
– Саша… Это невозможно…
Уточняю:
– Для Альфы?
Поворачивается. Предупреждаю:
– Только не надо обзывать меня богом, падать на колени и впадать в религиозный экстаз. Не люблю.
Жарко целуя, с благодарной улыбкой:
– Тогда чем слабая женщина может отплатить за это чудо Высшему?
– Тем же, чем и раньше, милая. Любовью.
* * *Слова Ильи Юрьевича никогда не расходятся с делом. Прямо с утра едем по подмосковным дорогам решать вопросы религии.
При вдумчивом анализе задача видится достаточно сложной. Само наличие такого артефакта, как Финист (это не упоминая о его разумности), ставит под сомнение ряд сложившихся представлений, относящихся к истории Руси до крещения. Добавляем деяния князя Владимира и его облико-морале…
Иерархи, по сути, чиновники в рясах, ни за что не откажутся от имеющих тысячелетнюю историю привилегий и сложившихся канонов. Как они воспримут появление меча Святогора? Разумно примут и встроят в систему церковных ценностей или займут жесткую антагонистическую позицию? Взглянув на сосредоточенное, полное абсолютной уверенности и целеустремленности лицо начальника, дополняю: во втором случае будут поставлены перед выбором – «жизнь или реформы». К слову, честолюбивых людей на вторых ролях и здесь хватает, и выйти на самый верх – их голубая мечта, ради которой можно пойти на многое. В общем, простор для оперативных комбинаций открывается обширный. И сомнений на тему «кто победит?» как-то не испытываю. Впрочем, я ведь сужу сейчас по своему миру. А здесь Странники и Альфы вместе со всеми своими сверхъестественными способностями являются фактом, в чем-то обыденностью, значит, известны церкви, соответствующим образом приняты и имеют свое место. И это наверняка не единственное различие миров. Поэтому с выводами лучше не спешить.
Затерявшаяся в Московской области церковь ничем не выделялась среди тысяч подобных. Купол без помпезной позолоты, небольшая звонница. Главное отличие ждало внутри. Несколько сотен фотографий молодых парней в форме закрывали обе стены у входа. Улыбающиеся и строгие, грустные и глядящие с задором, разные, но схожие в главном. Навсегда запечатленные объективом фотоаппарата живыми.
– Это наши герои, Финист. Офицеры, отдавшие жизни ради Родины и народа, до конца выполнившие свой долг. Кто-то уже причислен к лику святых, кого-то православная церковь пока обошла. Но для нас каждый погибший воин остается покровителем страны, каждый живет в памяти и сердцах своих товарищей.