Михаил Тырин - Желтая линия
– Да, я понял.
– Вот, значит. Тем, кто нормально себя проявил, будет... – Он вдруг со строгостью уставился на меня. – Ты, надеюсь, не сотворил там какую-нибудь глупость?
– Нет, все было нормально.
– Если так, то со дня на день тебе присвоят первое холо. – Он выжидательно взглянул на меня из-под бровей.
– Мне – холо? – От изумления я просто открыл рот. – Так быстро?
Я еще не знал толком, какие блага мне это принесет. Но уже появилось чувство победы, чувство преодоленного рубежа, удовлетворение. Так, наверно, офицеры радуются новой звезде на погон, которая, по сути, означает лишь копеечную прибавку к зарплате.
– Да, Беня, тебе. Если, конечно, ты не облажался. И другим тоже...
– Я ничего не знал!
– Естественно. Информация – это товар.
– Нам говорили только про полтораста уцим за операцию.
– Да, и не забывай, что пятьсот мы должны за переправку телепортом. И тем не менее.
– Первое холо, – сказал я, словно взвесил роль этого понятия в моей жизни. – Это значит, я уже могу отсюда лететь.
– Лететь? Ты рехнулся! – накинулся Щербатин. – Ты соображаешь, что говоришь? Куда тебе лететь?
– Ну, не знаю. Внутренние миры... центр...
– Какой еще центр?! Попадешь в такую же казарму. Только не на триста человек, а на двести. И без надбавок за боевые заслуги.
– Не может быть, – убежденно покачал я головой. – Первое холо – это уже полноправный гражданин. И, кроме того, там же центр, там другие возможности.
– Слушай, ты, гражданин! Все твои возможности – здесь! А там ты получишь за свое первое холо пакетик приправы для комбикорма. И какую-нибудь грязную работенку на подхвате.
– Хорошо. Что предлагаешь ты?
– Вот с этого бы и начал, – проворчал Щербатин. – Надо было сначала выслушать, что я предлагаю. Правда, я ничего пока не предлагаю особенного. Но я совершенно точно знаю – здесь холо откроет перед тобой кое-какие дорожки. И первое, что ты должен сделать, – это уйти из болотной команды.
– Куда?
– Не знаю. В тыл. На хозработу. Этим ты решишь важную проблему – остаться живым и здоровым. А дальше будем смотреть. Я еще тут кое-что выясню...
– То есть с первым холо я спокойно могу стать кладовщиком?..
– Спокойно – вряд ли, Беня. Вам не для того дается внеочередное холо, чтобы вы бросили армию. Скорее всего это нужно для вашего обучения.
– Обучения чему?
– Мало ли! Тактике, стратегии, стрельбе из оружия.
– Да вроде умеем из оружия...
– Что вы умеете? Баллончик в огнемет заправлять? Да ты хоть видел, какое оружие у штурмовых команд? Ваш «Крысолов», между прочим, – бывшая похоронная бригада, вам нормальное оружие не доверяют. Так что, Беня, надо учить вас и учить.
– Значит, хозработа для меня отменяется?
– Не знаю, Беня, пока не знаю. Нужны мозги. А мозгов у тебя нет, зато есть у меня. Как только что-то проясню – ты сразу узнаешь. А там, глядишь, и сам мне поможешь. Все-таки гражданин. – Последнее слово он произнес с сарказмом.
– А может, лучше перейти в штурмовую команду? Сам же говорил, там уцимы граблями гребут...
Щербатин одарил меня долгим выразительным взглядом.
– Нет, Беня, ты точно рехнулся, – сказал он чуть ли не с ненавистью. – Там не только уцимы. Там руки-ноги летят, как из-под газонокосилки. А уж тебя, милый мальчик, с твоей солдатской смекалкой и сноровкой угробят, не успеешь из реаплана нос высунуть...
– До сих пор же не угробили!
– До сих пор ты стережешь объекты от мелких вредителей, от партизан-одиночек, подростков и старух с кремневыми ружьями. А знаешь, что такое профессиональный ивенкский маршевый отряд? Знаешь, что такое дуплексный огонь с земли и воздуха? – Он перевел дыхание и заговорил спокойнее: – Я уж не говорю о том, что штурмовая служба требует высокого холо и специальной подготовки. Так что успокойся, гроза туземцев.
Прав был Щербатин, со всех сторон прав. Совершенно незачем мне подставляться под ножи и пули, нет на то убедительных причин. Но разве мог я это открыто признать перед ним? Разве мог я сказать: да, друг мой, конечно, выгоднее, безопаснее и теплее нам будет на кухне, а не на передовой. И пусть другие утверждают великие ценности, нам-то что до них?
Нет, я ничего не сказал. Потому что Щербатин решил бы, что смог согнуть меня на свой манер. А я не хотел, чтоб меня гнули.
Тут к нам подошел один из участников застолья. Судя по его танцующей походке, напиток из бутылочек не только веселил, но и в определенных количествах валил с ног. Гость приблизился и облокотился на стол, смахнув на пол часть угощения. Потом начал совать свою бутылку имениннику в нос, и тот еле увернулся.
– Чокнись с ним, – тихо попросил Щербатин. – Ему очень понравилось чокаться, хоть он и не понял, зачем это и какой в этом смысл. Да я и сам не знаю.
– Это же древняя традиция, – ответил я. – Кубки должны столкнуться, чтобы вино перелилось из одного в другой.
– Зачем переливать вино? – удивился наш нежданный собутыльник. – Вина, что ли, не хватает?
– Чтобы ты убедился, что я не пытаюсь тебя отравить.
– А зачем тебе надо меня травить?
– Мне не надо, просто такая традиция...
– Традиция травить?
– Ладно, иди отсюда, иди. – Щербатин оттолкнул назойливого собутыльника и хмуро поглядел на меня. – Видишь, с кем приходится работать? А ничего не поделаешь. Девять из десяти вопросов решается через это дело. – Он щелкнул себя пальцем по горлу. – Старинный метод общения. Я внедрил его под названием «Русский вариант».
– Щербатин, но ты же помощник коменданта! Ты, наверно, и без допинга все можешь.
– Не-а, – с сожалением проронил он. – Сплошная фикция и профанация. Вот, к примеру, приходит ко мне такой же пехотинец Беня и говорит: в таком-то секторе сломалась секция забора. Я говорю – возьми новую и поставь. Он: а-а, понятно. А где взять? Отвечаю: на складе возьми. А людей? А людей – в комендантской части. И все, он уходит очень довольный, что я помог.
– А звание?
– Альт-мастер. Это примерно пол-ефрейтора. В этой чертовой Цивилизации и карьеры нормально не сделаешь, все через уцимы, все через математику.
– Может, ты все-таки сможешь кое-что для меня узнать?
– Говори.
– Мне нужно достать где-то магнитофон.
– Чего-о?!!
– Мне очень нужно, – терпеливо повторил я, – какое-нибудь устройство для записи звука. Очень нужно.
– Господи, да зачем?
Ну как объяснить ему, что я хочу всего лишь записать песню, которая зацепила меня в лагере пленных? Как ему доказать, что мне необходимо сохранить ее, чтобы стимулировать чувства, эмоции, вдохновение?
Поднимет на смех, как пить дать.
– Щербатин, – тихо сказал я, – просто очень нужно. Можешь просто поверить?
– Что-то, Беня, ты недоброе задумал, – пробормотал Щербатин. – Ничего себе – «просто поверить»! Если бы ты попросил бюст Дзержинского, я бы меньше удивился. Ладно, выясним...
Он поманил кого-то из-за стола, и к нам подошел человек с опущенными плечами и грустными невыразительными глазами. На нем мешком болталась серая форма – стало быть, тыловик-хозяйственник.
– Познакомься, Беня, это Пипс, ответственный за линии автоматической сигнализации.
– Автоматизированные сигнальные линии, – равнодушно поправил его грустный Пипс, глядя в пол.
– Так точно. Я подозреваю, что он наш земляк, кажется, из Прибалтики или Финляндии. Но он скрывает, верно, Пипс?
– Не знаю, – пожал плечами тыловик. – Восьмое удаление, третий нижний сектор.
– Вот-вот. – Щербатин отчего-то засмеялся. – А теперь скажи нам, Пипс, можно здесь достать звукозаписывающее устройство?
– Компактное, – уточнил я.
Пипс удивленно посмотрел сначала на Щербатина, потом на меня. Затем глаза его потухли, и он опять опустил их в пол.
– Все можно, – сказал он. – Но это специальная техника, редкость.
– Давай, дружок, без лирики, – поморщился Щербатин. – Говори, что надо?
– Надо обоснование. Не знаю, как рядовой пехотинец обоснует, что ему нужен такой прибор.
– А ты подумай, Пипс!
– Ну... – Он помялся, поерзал плечами. – Не знаю. Не могу придумать. Если б офицер – тогда да. Но пехотинец... А зачем это?
– Э-э, видишь ли... – Щербатин укоризненно глянул на меня. – Видишь ли, Пипс, пехотинец Беня желает восстановить навыки в своей старой профессии. У себя в отдаленных мирах он занимался собиранием звуков, а теперь хочет применить это на благо Цивилизации.
– Собиратель звуков... – Пипс озадаченно заморгал. – Как это странно.
– Да, странно, – вздохнул Щербатин и снова выразительно покосился на меня. – Но гражданин Цивилизации волен выбирать любую профессию, так?
– Да, так. Значит, это будет предметом личного пользования?
– Личного, – кивнул я. – Только личного.
– Не знаю... Личные предметы запрещены до первого холо.
– Да ладно тебе, – пристыдил его Щербатин. – Знаем мы, как тут эти запреты соблюдают. И, кроме того, у него скоро будет холо.
– Ну, если так... В принципе личные предметы можно получать в гражданском и офицерском секторе. Но за это, конечно, с социального номера будет снято какое-то количество уцим.
