Максим Кораблев - Игра на выживание
Космос молчит об этом. Древние были.
Они – есть.
От них остался брошенный и покинутый мир.
Мир этот долго оправлялся от последствий Последней Битвы. Свинцовые облака, полные гари, душили все на земле и на море. Страшные разломы избороздили тело островов и континентов, сопредельных с погибшим ристалищем. Жизнь надолго свернулась в кокон.
Остались и слуги.
Печальными тенями они пронеслись над разрушениями, осмотрели пустующие троны, долго взывали к мигающим звездам, самым крупным и красивым в Галактике.
Боги ушли, позабыв про свою игрушку, позабыв и крылатых слуг вместе с сонмищем рабов Плацдарма, как мы забываем сны (даже ставшие явью).
Осталась, правда, магическая сила, вложенная Светлым в трех слуг.
Слуги растратили ее большую часть довольно быстро в бесплотных попытках уничтожить ростки враждебной Плацдарму жизни.
Слуги, проигравшие жизни, старались навести видимость порядка в своем царстве. Они вновь укрощали стихии, разбуженные Битвой.
Магическая сила, оставленная богами, таяла как дым. Ее с трудом хватало на то, чтобы выводить оставшихся драконов, грифонов и василисков из сонной дремы и бросать их против быстро эволюционирующих в угрожающую сторону видов. Один из слуг неустанно следил за местами магической активности, не допуская туда ненавистные ростки жизни, враждебной Плацдарму. Это были места, куда щедро излилась божественная мощь в дни изначального творения мира. Однако многие формы жизни бессознательно тянулись к этим районам, обретая свойства самих слуг.
До поры этот натиск удавалось сдерживать…
Кокон изначальных стихий, сплетенный братьями и подвешенный в пустоте, этот светлый шарик в океане Тьмы стал полноценным цветущим миром. Но на Плацдарме остались силы, враждебные бытию. Слуги продолжали чувствовать себя хозяевами планеты и вести себя соответственно, наводя порядок с жестокостью, помноженной на их титанические силы полумашин-полуангелов.
Продолжилась и война демонов Плацдарма с жизнью.
Особенно с жизнью разумной, раз за разом возникавшей в мире Плацдарма. «Этого не было в замыслах братьев-создателей», – вот и весь приговор. Вполне достаточно для истребления.
И была Богиня – младшая сестра, не принимавшая участия в споре и с ужасом глядевшая на дела братьев.
Возможно, она ушла вслед за ними, затерявшись в бесконечной Вселенной. Но, возможно, она осталась, чтобы помешать замыслам братьев и тех, кого они оставили здесь после себя.
И поэтому люди были приглашены на планету.
Небывалое началось.
Слуги собрали и переместили на планету большое сообщество смертных. И сами магические ловушки, и демоны изрядно обветшали, а расхода драгоценного «материала» Хозяева себе позволить не могли.
И вновь по лику планеты поползли звездные странники, поглощенные роком. Сама природа планеты стала для них Тропами Героев ради вживания в роль укротителей буйства жизни во славу Хозяев Стихий.
Те, кто дошли до базы, приготовленной слугами, ставшими Хозяевами, создали некое подобие общества. Они должны были подтвердить свою приверженность Хозяевам и понимание задач своего существования.
Здесь людям предстояло постепенно становиться частью Плацдарма.
Несколько поколений, выросших в условиях почитания Хозяев Стихий, – и самые достойные обретут силы, недоступные земному человечеству.
И силы эти должны будут брошены на дело сохранения существования Хозяев».
Глава 14
Лицо Роберта, красные от жесточайшего недосыпа глаза, многочисленные царапины от ветвей и колючек на щеках, язвы на шее, о которые терся ставший вдруг жестким ворот куртки, – все было мокрым от пота, горело от соли.
Тяжелые слои воздуха сгустились над полуобгоревшими остатками хуторка, по углам которого, средь почерневших и набухших от влаги бревен, разместился его отряд.
Близился вечер.
И без того дышать было тяжело, однако со стороны болота все наползали волны тумана, густого и липкого, наполненного сладковато-приторными ароматами гниения и разложения. Роберт испытывал странную подавленность, все тело ныло и саднило. Ему казалось, что оно так же превращается в горелую и разбухшую колоду, как и развалины домика, сарая, остатки изгороди, утыканные дикарскими стрелами.
От бессилия Роберт заскрежетал зубами.
Проклятый туман свел их преимущество в огнестрельном оружии к нулю. Еще четверть часа, и не будет видно не только истыканного стрелами человеческого тела, скрюченного у поваленной изгороди, но даже вытянутой вперед руки.
Что-то легко стукнуло его по шлему, и Роберт весь напрягся, вжимая голову в плечи, а непослушное тело – в холодную грязь.
Но тут он понял, в чем дело, и глухо застонал – благо густой воздух проглатывал любые звуки и до подчиненных долетали лишь неясные отзвуки.
Дождь.
Тяжелые капли шлепались на спину, на оружие, барабанили по бревнам. Отдельные капли сменились стремительным ливнем, и все звуки пропали окончательно, слившись в единый ровный гул.
Только этого и не хватало для полноты картины.
Роберт почувствовал, как его схватили за правую ногу, и он резко повернулся. Со звуком громкого мокрого поцелуя его живот и грудь оторвались от теплой грязи. Это был Кацап, облепленный глиной, с перемазанным лицом, больше похожий на тюленя, чем на человека. Он наклонился к уху командира и заорал, перекрикивая тропический ливень:
– Роберт, нужно прорываться. Если здесь нас застанет ночь, они вырежут нас, как хуторян. Патроны на исходе – только на скоротечный бой и прорыв. Там, сзади, у болота, наши раненые, рация…
Несколько часов назад Роберт бы взорвался, выслушивая советы от кого бы то ни было. Но несколько часов назад Кацапу и не пришло бы в голову лезть со своими советами. За это время многое изменилось.
Очень многое.
Они прошли вдоль кромки болот от места стычки с дикарями до самого хуторка, безмолвного, разворошенного, словно гнездо полевой птахи после визита голодного лиса. Они окружили его и стремительными тенями ринулись вперед, низко припадая к земле и сжимая оружие. Врагов там не было. Зато остались следы их визита. Влажная гарь, с дьявольской силой растащенные бревна сруба, следы огромных ступней. И стрелы, стрелы, стрелы. Они торчали и из древесных стволов, и из обезглавленных трупов хуторян. От удара в твердое палочки отлетали и падали на опоганенную землю, а белесые костяные наконечники торчали повсюду, словно больные зубы.
Нечеловеческая ярость аборигенов обрушилась в первую очередь на собак. Не отрубленные, а именно оторванные головы скалились с уцелевших жердей ограды двора, тучи насекомых вились над темной грудой внутренностей, запах от которых валил с ног, а шкуры псов были прибиты стрелами к четырем сторонам колодезного сруба.
В растерянности бродили люди среди дикого разрушения, наполненного запахом смерти и безумия. Шок от увиденного был настолько велик, что Роберт на несколько минут потерял бдительность, не выставив часовых. Эта его оплошность могла бы им стоить очень и очень дорого…
Боец, стоявший на коленях и разглядывавший странную, светящуюся гниловатым цветом слизь, которой было измазано все вокруг, вдруг вскочил и принялся поливать окружающие заросли очередями, крича во весь рот что-то нелепое и бессмысленное. Все замерли, когда смолкла очередь и раздался сухой щелчок отстегиваемого пустого магазина, и тогда Роберт расслышал уже знакомый змеиный шип в воздухе и заорал:
– Ложись!
Ливень стрел и дротиков обрушился на хуторок. Счастье только, что никого не задело.
Разоренный хутор оказался ловушкой. Разорители двигались со стороны болота, но стрелы летели и из окружающих зарослей. Там, похоже, прятались мелкие группки стрелков.
Их было много, очень и очень много, высоких тощих фигур со звериными мордами, которые прыгали с кочки на кочку, воя и потрясая копьеметами и дубинами. Широкая дуга атакующих охватывала отряд. В тот момент, пользуясь скорострельностью и убойной мощностью автоматов, и следовало отступить в джунгли, однако Роберт замешкался, завороженно глядя, как за цепочкой пеших врагов двигаются темные туши их союзников. Три или четыре десятка существ, принятых им за осьминогов, плыли над торфяником, оставляя дорожки слабо светящейся слизи, издавая глухие стоны и утробные хлюпанья. Это были огромные улитки, или каракатицы, служившие этим дикарям чем-то вроде вьючных животных. Ганнибал для этих же или сходных целей использовал слонов.
Огромные, с дачный дом величиной, студенистые туши сине-зеленого оттенка, с которых текла блестящая слизь, были увенчаны крупными раковинами. Над целым лесом тонких щупалец висели на прозрачных стебельках желтые глазки, а перед всем этим сгустком омерзительной мощи по кочкам шарили мощные лапы, аккурат как у осьминогов.
