Виктор Бурцев - Пленных не брать!
– Логично. И что вы собираетесь делать дальше? Служить в армии?
– Я политработник, господин обер-лейтенант. К тому же я давал присягу. Вы что, меня вербуете? Или я что-то недопонимаю?
– Ах, товарищ комиссар, я всего лишь задаю вопросы. Хотите – спросите в ответ что-нибудь у меня. Для начала скажу, что мне тридцать один год, родом я из Вестфалии, а зовут меня Гиацинт.
– Гиацинт?! – Воскобойников не смог сдержать улыбки, засмеялся и немец.
– Я должен быть благодарен своей матери за такой подарок. Тем не менее я привык, к тому же во время польской кампании я познакомился еще с одним человеком, которого тоже зовут Гиацинт, – это граф Штрахвиц, танкист, очень смелый и приятный в общении господин.
– Меня зовут Станислав, – сказал Воскобойников, протягивая руку.
Немец с удивлением посмотрел на него, но руку пожал – осторожно, словно ожидая, что полковой комиссар может ее отдернуть.
– Вы поляк?
– Нет, я русский. Так что же вы делали в Вестфалии, господин обер-лейтенант?
– То же, что и вы: учился, пел, представьте себе, в церковном хоре, как и наш фюрер в свое время... Потом работал у отца в лавке, помогал по хозяйству, хотя к торговле у меня душа никогда не лежала – я всё норовил сбежать, волочился за девчонками, бездельничал, пока отец не решил, что пора мне набраться ума.
– Он отправил вас в армию?
– Нет, он хотел, чтобы я учился дальше, стал врачом или учителем, раз уж не гожусь по торговой части. Мы поссорились, и я вступил в СС, а потом в НСДАП. И, похоже, выбрал самый правильный путь.
– Хм... А я полагал, что ваш шрам на подбородке – память о студенческой дуэли
– Да вы романтик, товарищ комиссар! – рассмеялся немец. – Нет, не гейдельбергские стычки, это всего лишь осколок. Польша. Мне повезло, а вот шар-фюреру Крейпе, который стоял рядом со мной, снесло почти половину черепа. Самое страшное, что он еще жил после этого пару минут и даже пытался что-то говорить... Тогда я в первый раз понял, до чего это живучее существо – человек. А потом примеров было не счесть... Кстати, вы знаете финскую мифологию?
– Карело-финскую? – уточнил Станислав Федорович.
– Один черт. Так знаете?
– Никогда не интересовался... – признался комиссар.
– Вот и я. Старуха Лоухи, Вяйнемейнен, Ильмаринен... а кто это, зачем они, что делали – не помню, да и не знал, наверное, никогда. А ведь народ старый, лесной, у них должна быть интересная мифология.
– К чему вам? – спросил комиссар.
– Да ни к чему. Просто ночная история с вашим солдатом не выходит из головы. Мэнвики. Или коммунистическая пропаганда не разрешает верить в темные силы?
– Темные силы штука такая – разрешай, запрещай, а им никакого дела до этих запретов нету, – отшутился Воскобойников. – Если не ошибаюсь, господин Гитлер к религии тоже не очень хорошо относится?
– Религия и темные силы – не совсем одно и то же, хотя насчет фюрера вы сказали верно. Если точнее, не религия как таковая, а христианство. Я полностью согласен с фюрером в том, что христианство – это еврейская по своему происхождению религия, которая вынуждает людей по звуку церковного колокола гнуть спину и ползти к кресту чуждого бога. Она зародилась среди больных и отчаявшихся людей, потерявших веру в жизнь, а христианские догматы прощения греха, воскрешения и спасения – откровенная чепуха. Вы не читали двадцать пять тезисов профессора Эрнста Бергмана?
– Как вы себе это представляете, господин обер-лейтенант? Где бы я их прочел? В «Известиях» или «Красной звезде»? – ядовито спросил Воскобойников, тем не менее слушавший немца с интересом.
– Ну, мало ли... Хотя, конечно, я сглупил. Так вот, господин Бергман заявил, что нам нужен германский бог – или не нужен никакой. Мы не можем преклонять колени перед всеобщим богом, который уделяет больше внимания, к примеру, французам, чем нам. А вообще у вас в Советской России правильно поступили с попами, – заключил Айнцигер. – Попов надо загнать в трущобы, в катакомбы, и вот тогда станет ясно, чего стоит их вера. Отнять у них деньги, щедрые приношения паствы, и дать взамен беды и лишения: пусть они сохранят верность своему Господу, как Иов на гноище. Уверен, это им не по плечу. Да и сами верующие сразу же разделятся на тех, кто верует и кто попросту ходит вслед за толпой... Нет, очень мало будет желающих облачиться в рубище и питаться отбросами. Что там ел Иов? Человеческий кал? Или им питался другой библейский герой?
– Атеизм тоже может стать религией, – сказал Воскобойников.
– Возможно, но у него никогда не будет того антуража, который есть у христианства. Если атеизм станет религией – что ж, я приветствую такую религию. Это по крайней мере честно. Да и не заработаешь на атеизме тех денег, что на старом добром христианстве.
– А вера в вашего фюрера – чем не религия?
– А вера в ВАШЕГО фюрера? – с улыбкой спросил Айнцигер.
Воскобойников сплюнул в снег, показывая, что разговор окончен. Немец его всё-таки раздражал, заставлял о многом думать, в основном о том, о чем думать не стоило, о чем думать было ни к чему. В то же время без Айнцигера было скучно: ни многочисленные деревенские побасенки Потапчука, ни пространные тактические рассуждения Вершинина, вынесенные из военного училища, не шли в сравнение с ехидными и неожиданными беседами с эсэсовским офицером. Иногда комиссар с ужасом думал, как он будет отчитываться по возвращении. И стоит ли вообще отчитываться в полном объеме? Но ведь рядом – Вершинин, бойцы...
С такими мыслями комиссар шел вперед, иногда сламывая с веток сосульки и хрустя ими, словно леденцами.
Так они и вышли на искомый хутор.
Как ни странно, снега вокруг почти не было: он лежал лишь в ямах и оврагах, серый, ноздреватый, будто весенний. Среди пожухлой травы то там, то сям виднелись зеленые растения, какие-то хвощи, ползучки вроде лютика...
– С чего это потеплело так? – спросил Потапчук, просто так спросил, для разговору.
Никто ему, понятно, не ответил, даже финн, который выглядел довольно испуганным.
– Керьялайнен, приходилось вам тут бывать? – спросил комиссар.
– Никогда, господин офицер.
Хутор выглядел совсем не так, как русские хутора. Огромная изба, сложенная из обомшелых бревен, с парой маленьких оконцев, прорезанных на разной высоте, рядом – неуклюжие, разъехавшиеся хозяйственные постройки. На крючьях и гвоздях – ржавая огородная рухлядь. Полное запустение, словно здесь уже много лет никто не жил. Даже тропинка, ведущая от ручья к дому, заросла травой и почти не выделялась на общем фоне.
Однако из трубы шел еле заметный дымок, значит, в доме кто-то был.
– Если бы не дым, я бы подумал, что дед помер года три назад, – сказал Воскобойников.
– Ярк.
– Что?
– Ярк. Его зовут Ярк, – сказал Айнцигер.
– А что, если старик нас попросту не впустит да еще из ружья пальнет? – предположил Воскобойников.
– Не исключено, но у меня есть кое-что для Ярка, – таинственно сказал немец. – Я иду. Вы со мной?
Воскобойников еще накануне думал: не ловушка ли это? И пришел к выводу, что нет, не ловушка. Какая выгода немцу тащить их сюда, чтобы устраивать западню? А вот получить заряд дроби в живот от того, кто прячется в перекошенной хижине, Воскобойников совсем не хотел, но и не ходить – значит уронить свой авторитет в глазах красноармейцев и Вершинина...
– Идемте, господин обер-лейтенант, – сказал Воскобойников и добавил уже по-русски: – Смотреть внимательно, не стрелять, пока не скажу. Политрук, остаетесь за старшего.
Вершинин кивнул.
– Если всё тихо, а нас нет – значит, ждите. Пока не выйдем. Если через пятнадцать минут не выйду я или обер-лейтенант – штурмуйте хату.
Вершинин снова кивнул. Судя по всему, он был готов штурмовать хату прямо сейчас.
...В девятнадцатом их отряд подъехал к такому же одинокому лесному дому. Секретарь ячейки в деревне сказал, что там, по всем поверьям, живет колдун, вернее, ведьмак, так он его назвал. Серега Пласконный поднял секретаря на смех, мол, большевику-коммунисту негоже в колдунов верить и товарищам голову забивать.
– Вы как хотите, – сказал секретарь, мотая косматой головой, – а колдун он. Сам видал.
Что же такое страшное видал секретарь, рассказывать он не стал, а вот его маленький пацан, сидевший без штанов на завалинке, ни с того ни с сего заревел в голос.
– Что ж ты, вахлак! Дитенка напугал! – заорала выскочившая из хаты баба. – Стали тут!
– Тьфу, чтоб ты пропала, – буркнул секретарь.
– А что, ведьмак твой белякам небось помогал? – спросил Серега, стараясь перекричать пацана и бабу.
– Запросто, – сказал секретарь, сплюнув.
– Дорогу покажешь?
– Покажу.
Ведьмак был дома, встретил гостей с неприязнью, однако ничего страшного с ними не произошло. И в избе у ведьмака всё было как у других, разве что побогаче он жил. Зато в подполе нашли два новеньких пулемета «гочкис», винтовки в ящиках, патроны и ручные гранаты. Там ведьмака и шлепнули – возле избы.
