Валерий Большаков - Черное солнце
— Здоровей видали.
— Эт-точно…
— Тебе привет с небес.
— Да ну? — оживился Илья. — От Маринки?
— Маринка порхает по отсекам, я с Наташкой говорил. От неё и привет.
— Порхает… — умилился Тугарин-Змей.
— И ни-ко-го! — послышался баритон Белого. — Надо же…
— Это мы их так зачистили, — гордо сказал Рыжий.
— Помолчи уж, чистильщик нашёлся…
Браун покрутил коробочку радиофона и переключил его с «Коммуникатор» на «Дешифратор». Ага, донесение от «Юлиуса»! Отлично… Прочитав известие о новых кознях президентов, Тимофей усмехнулся и открыл приложение.
— Змей, — подозвал он. — Глянь-ка…
Илья приблизился и согнулся над стереопроекцией СПО «Авалон». Громко сопя, он шарил взглядом по сплетениям магистральных туннелей для автоплатформ, лифтовых и вентиляционных шахт, транзитных транспортных рукавов, ремонтных и складских зон, коридоров стрежневых, продольных, боковых и поперечных, ярусов, секторов, отсеков, шлюзов…
Имея овальную форму, «Авалон» вытягивался в длину более чем на десять километров. Верхний ярус СПО, покрытый рощами и лужками, располагался метрах в сорока от уровня океана, так что даже самые высокие волны не заплёскивали на газоны. Однако «Авалон» не шибко смахивал на этакий суперлайнер, скорее уж на суперкрейсер: по всему надводному «борту» тянулась череда куполов с амбразурами — то были боевые посты. Подводная часть СПО уходила в глубину на сотни метров, прикрытая броневыми поясами, торпедными аппаратами, квантовыми разрядниками, ультразвуковыми пушками. Сотни сканеров постоянно прощупывали небо над «Авалоном», готовые дать сигнал мощнейшим лазерам, чтобы те спалили выпущенную по острову пулю или сожгли самолёт, вторгшийся в охраняемую зону.
— И под водой та же фигня… — пробурчал Харин.
— Будем думать, — сказал Браун, выключая радиофон. — Вот что… Свяжись-ка с Витальичем и скажи, чтобы гнал «Гренделя» к «Авалону». Если мы так ничего и не придумаем, то он хоть оборону прощупает.
— Понял.
— И «Наутилусы» туда же перебрось, с ОГ. Человек сто.
— Сто пятьдесят.
— Ещё лучше. Пока они будут стягиваться к СПО, мы чего-нибудь скумекаем… — Оглянувшись на Купри, Тимофей спросил: — Димдимыч, а «интеры» где?
— Ушли «интеры», — ответил негромко комиссар, — перебазировались в Порт-Эймери.
— Эрго, как говорит Шалыт, — усмехнулся Сихали, — и нам туда же. Собирайтесь!
Оранжевый облупленный катерок Петровича подбросил «великолепную пятёрку» до Морены. Сойдя на берег, Браун задрал голову вверх, оглядывая «подрубленный» ствол станции ППВ. Эндоскелет башни расщепился на кольчатые хорды, и те обвисли в стороны, как увядшие стебельки. Поморники уже кружились вокруг, присматриваясь к новому гнездовью.
— Жалко, — вздохнул Рыжий, — такая высокая была… Стройная…
— Красивая, — поддакнул Белый.
— Ничего, — буркнул Купри, — они нам ещё выше выстроят. Ещё красивше!
Сихали ничего не сказал, молча соглашаясь с комиссаром.
Пройдя улицей Ленина, мимо выкорчеванных домов, мимо скрученных фонарей, мимо ломаных тамбуров, сметённых в кучу, подобно осенней листве, фридомфайтеры набрели на перевёрнутый краулер. Переглянулись, взялись, поднатужились и поставили его на гусеницы.
— Цел вроде, — сказал Тугарин-Змей.
— Даже дуги не помялись, — похлопал Сихали по предохранительному каркасу, выгнутому над сиденьями.
— А мне написанное не нравится, — сморщил нос Рыжий, носком унта тыкая краулер в борт, на котором чёрным по белому было выведено: «IFOR».
— А ты не читай, — посоветовал ему Белый.
— Едем! — окончил прения Тимофей и занял место водителя.
Все расселись. Шурики, как самые юркие, залезли на заднее сиденье, Купри устроился рядом с водителем, а Илье пришлось моститься на решетке багажника.
— Эй! — прикрикнул на него Рыжий. — Ты нам шасси обломишь, бегемотина!
— Цыц! — добродушно сказал Харин и махнул рукой: — Трогай!
Ухмыльнувшись, Сихали направил краулер к Новому Городу.
— И как мы в Эймери попадём? — хмуро спросил Купри.
— И чё там, вообще, делать? — добавил Белый.
— Спрашиваете — отвечаем, — сказал Тимофей, выворачивая руль. — Хватаем дирижабль-танкер, заходим к Порт-Эймери с севера, будто порожняком летим, и сбрасываем танки с нефтью на боевые единицы флота.
— Здорово… — неуверенно сказал Рыжий. — А если…
— Собьют, — буркнул комиссар.
— Могут, — легко согласился Браун. — Но вы не забывайте, Димдимыч, что это же нефтевоз. Там шесть спасательных капсул.
— Всё равно собьют.
— Ну и оставайтесь тогда! — воскликнул Рыжий. — Мы сами!
— А вот хрен тебе, — проворчал Купри. — Я лечу.
— А собьют если?
— Ну и хрен с ним…
Станция «Мирный», похоже, находилась в некоем неустойчивом равновесии. Дома требовали ремонта, на улицах было полно мусора и лома, однако «миряне» не спешили устраивать субботник. Они выглядели растерянными и не при делах — бродили неприкаянно, оглядывались пугливо, вжимали головы в плечи… Сунут руки в карманы, надвинут капюшон и шаркают унтами, ни на кого не глядя.
А потом из-за угла вышли четверо в белых каэшках, с красными повязками на рукавах. Все они были вооружены и шагали в ногу, старательно сохраняя невозмутимость на лицах. Самый толстый из четвёрки шествовал впереди, грузно переваливаясь и колыша брюхом.
— Та-ак… — протянул Сихали. — Если тормознут, разговаривать буду я один. Все молчат. Шурики, это вас тоже касается!
— А мы чё? — отозвался Рыжий. — Мы ничё…
Толстяк, завидев краулер, сначала изобразил на жирном лице радостное подобострастие, а после насупился, требовательно вскинул пухлую руку.
— Стой!
Тимофей плавно притормозил.
— Подбросить не могу, — прохладно сказал он, — местов нет.
Рыжий хихикнул в кулачок и тут же согнал улыбку с лица.
Толстяк неуклюже козырнул.
— Командир станционного отряда самообороны Сорокин, — представился он. — Кто вам передал данное транспортное средство?
— Данное транспортное средство, — вежливо объяснил Сихали, — валялось кверху гусеницами. Мы его подобрали, отряхнули, сели и поехали. Ещё вопросы будут?
Сорокин надулся, набираясь начальственной важности, и вдруг заметил у Тимофея кобуру с бластером.
— А кто вам разрешил носить оружие? — подбоченился он, хоть и с трудом — рука плохо сгибалась.
— Не твоё собачье дело, — холодно ответил Тимофей.
Лицо толстяка стало наливаться кровью.
— Немедленно сдать оружие! — приказал он.
— А ты отними, — усмехнулся Сихали.
Пыхтя от злости, Сорокин скомандовал:
— Арестовать их!
Антаркты-«оборонцы» суетливо сняли лучемёты, висевшие через плечо на ремнях, и замерли — на них глядели дула четырёх бластеров. Браун качнул стволом:
— Оружие снимаем, медленно кладём на капот и отходим на пять шагов.
— Как вы смеете… — забулькал толстяк. Разряд бластера отстрелил ему мочку уха и прожёг капюшон каэшки.
— Взять чуток левее? — поднял бровь Сихали.
Трое «оборонцев» осторожно поднесли лучевики и сложили их на капоте. Отступили ровно на пять шагов, испуганно поглядывая на Сорокина, бледного, трясущегося, но непримиримого. По пухлой щеке его катились пот и кровь.
— Руки!
Отступившая троица живо исполнила приказ. Их толстый командир поднял руки последним.
— Рыжий, собери погремушки, — попросил генрук.
Шурик сноровисто взял лучемёты в охапку, как поленья, и передал Белому.
— В следующий раз, — сказал Сихали, обращаясь к Сорокину, — целиться буду в пузо.
Сунув бласт в кобуру, он переключился с «нейтралки» сразу на вторую и поехал, особо не разгоняясь. По дороге Тимофей заметил ещё пару троек «оборонцев». И вообще, было заметно, что власть сменилась.
Бригада хмурых монтажников выпрямляла гнутый флагшток, а длинный хлыщ с красной повязкой топтался рядом, держа на вытянутых руках бело-голубой флаг. Над входом в штаб посёлка спешно крепили портрет Олега Кермаса. Старший геолог был изображён в белой каэшке с нашитыми генеральскими погонами.
— Орёл! — насмешливо сказал Белый.
— Пингвин он, а не орёл, — поправил друга Рыжий.
— Стоило ещё эту сволочь спасать, — покривился Купри.
— Успеем и похоронить, — буркнул Илья.
— Змей, ты читал рапорт-доклад Юлиуса? — спокойно спросил генрук.
— Ну.
— Ну так дядя Альберт с ним согласен — воевать с Кермасом мы не должны. И не будем.
— А что будем? — нахмурился Харин.
— Игнорировать. Не замечать «оборонцев», в упор их не видеть!
Взрёвывая, краулер взобрался на возвышенность и выехал в зону трещин — последних, не растопленных ещё термостанцией. Это были широкие провалы пугающей глубины — «до конца географии». Лёд по краям их отливал ярко-синим, переходившим далее в сказочный фиолетовый цвет. Из бездонной щели веяло холодом.
