Андрей Орлов - Столица Сибири 2029. Берег монстров
– Невероятно, – бурчала Ольга, закрываясь руками от пронизывающего ветра. – Нам, как плохому велосипедисту – постоянно в гору и против ветра…
Мы сделали привал в груде незавершенного строительства. Ветра в этой местности, похоже, дули постоянно – полируя камни и глыбы бетона. Возможно, этим и объяснялось отсутствие «на районе» живых существ. Ольга ковырялась в рюкзаке, извлекла «косметичку» – жестяную банку с непостижимыми женскими штучками. Она обильно смазывала лицо жирным кремом – я всегда остерегался спрашивать, из чего эта гадость сотворена. Вероятно, она сама не знала, главное, что помогало в непростых ситуациях. Мордашка блестела, как надраенный сапог. Но этого было мало. Она продолжала ковыряться в банке, бормоча, «что бы еще намазать на морду?», ей нужна защита на весь день! В итоге она покрыла себя вторым слоем, залоснилась, заискрила, стала покрываться блестящими «звездочками».
– Блеск для губ используешь? – ухмылялся я, стараясь не внюхиваться в прогорклый запах «защитного» крема. – Маскируешься под границу между светом и тенью?
– Не издевайся, – бурчала она. – Ты не представляешь, что такое для женщины отсутствие ее повседневных атрибутов. Ни помыться, ни причесаться, ни перышки почистить. Я вся чешусь и пахну.
– А у меня носки в бумеранги превратились, – похвастался я. – Боюсь выбрасывать – вернутся ведь по голове…
Мы взбирались на пологую горку. Когда-то с этой местности открывалась эффектная панорама на центр. Она и сейчас открывалась. Эффектная, как никогда. От здания бывшего обкома КПСС – резиденции губернатора – сохранились две стены, похожие на обелиски. Одну из них поддерживал завалившийся с соседней стройки подъемный кран, другая стояла сама по себе и выглядела очень неустойчиво. «Зеркально-стеклянные» жилые массивы на Военной горке стали просто горкой, венчаемой осколками остекления балконов. Горка поблескивала – вероятно, пыль на ветреном месте не задерживалась. Обвалилась высотка переменной этажности, сохранились лишь вертикальные опоры и криво висящая надпись «Ланта-банк». С этой минуты мы предпочитали не оглядываться, упорно шли вперед. Район действительно вымер – на дистанции в четыре километра мы не встретили ни одной живой души! Здесь просто нечем было питаться. У станции метро «Октябрьская» лопнул асфальт и все, что было под ним. Обнажилась бездна, в которой просматривался подземный переход к станции, истлевшие останки пассажиров, упавшие в разлом машины. Мы обогнули пропасть и устремились дальше – мимо напыщенного 27-го дома по улице Кирова, проживать в котором считалось признаком хорошего вкуса, мимо городской публичной библиотеки – в ней не уцелело ни одного окна, но здание стояло – явный комплимент добросовестным советским строителям. На улицу Восход мы не пошли – она гуляла волнами, как будто разразился бурный шторм, а потом все застыло. Мы обогнули развалины завода радиодеталей и отправились в глубь кварталов, передернув затворы и приготовив гранаты. Но и здесь нам никто не препятствовал! Такое ощущение, что нас выбросили во вчерашний день. Массив на огромном протяжении был застроен типовыми пятиэтажками. Среди них, как мухоморы в окружении бледных поганок, возвышались современные высотки. Новые дома рушились как карточные домики, а вот «хрущевки» строили по сейсмоустойчивой технологии, с них сносило крыши, выбивало оконные переплеты, кое-где отпадали халтурно закрепленные панели, но, в общем и целом, дома стояли. В них никто не жил – даже летом в насыщенных сквозняками клетушках невозможно было находиться. Мы пробирались между грудами мусора, углублялись в кварталы. Передохнули в салоне «Лэнд-Ровера», застывшего на парковке у дома. Окна были закрыты, лавина прошла стороной, а замок на двери я вскрыл прикладом автомата. «Сейчас бы еще покушать», – мечтательно вздохнула Ольга после десяти минут покоя на мягком диване.
Чувство голода обострялось, мы старались не думать о еде. Если надо – всегда добудем. Мы спешили дальше. В черных дырах подвалов попискивали крысы, но не высовывались – возможно, в данной местности они не отличались габаритами и прожорливостью. Впрочем, одну из хвостатых тварей мы все же засекли. Ее растерзанный труп с голым хвостом валялся рядом с расквашенной трансформаторной будкой. Крысу жадно обгладывало лохматое существо. Из боков животного были выдраны клоки шерсти. Оно стояло к нам спиной, помахивало пышным хвостом, и было поглощено своим гастрономическим занятием. Со спины животное не походило на мутанта. Не знаю, что нашло, возможно, образ Молчуна стоял перед глазами. Я не испугался. Приступ меланхолии сдавил грудь. Возникло дикое желание погладить собаку. Хорошая собачка… Я подошел к ней поближе. Животное почувствовало постороннего, совершило резкий скачок с разворотом и практически с кувырком через голову! Я опешил. На меня таращилась изувеченная шрамами кошачья морда! Растопырились роскошные «буденновские» усы. Оскалилась пасть, вылезли два убийственных клыка. Тварь присела на мягкие лапы, чтобы броситься. Возможно, я успел бы выстрелить. Но Ольга успела первой. Прогремела короткая очередь, пуля пробила лобную кость, и кошка без разговоров завалилась на бок, вздрогнув пару раз.
Я перевел дыхание. Даже испугаться не успел.
– Ну, ты точно инвалид первой группы на голову, – постучала по макушке Ольга. – Котенка захотел погладить?
– Я думал, это собака…
– Ну, тогда щенка…
Мы опасливо разглядывали мертвое животное. Возможно, на начальном этапе эволюции это был ангорский кот. Теоретически белый. Потом с ним что-то случилось – то ли вирусов налопался, то ли избыток микрорентген нашел свою жертву… В общем, чем удобряли, то и выросло. Ольга брезгливо передернула плечами.
– Домашний любимец, блин…
– Кошки съедобны? – задумался я.
– Ну, знаешь ли, – она натужно сглотнула. – Возможно, мы голодные, но чтобы до такой степени… Да, – она смутилась под моим ироничным взглядом, – у твоего вечно молодого, вечно пьяного приятеля Виктора я пробовала собачье мясо. Но сколько я перед этим выпила? Мне было без разницы, знаешь ли…
Вопрос был чисто академический. Непонятно, почему она восприняла его буквально. Надежду добыть нормальную еду я еще не потерял. Мы спешно снялись с места, пока не сбежалась местная публика, привлеченная шумом. И вскоре уже пересекали по диагонали падающую к Большевичке улицу Добролюбова. В районе перекрестка было много препятствий, поэтому мы срезали – через руины бизнес-центра «Якутия» и вывернутые наизнанку внутренности ресторана «Олонхо». Проезжая часть за светофором в сторону центра была забита автотранспортом. Машины теснились в четыре ряда. И не только у светофора, но и по всей дороге. Застывшие черные кляксы, обросшие слоями грязи. Когда тряхнуло в памятный день, весь этот бесконечный поток дачников тащился в город. После толчка, разумеется, никто не поехал. Машины сталкивались, переворачивались, их засыпало обломками стоящих вдоль дороги зданий. Уцелевшие машины и их водители просто не могли выбраться из этого плена.
– Ты только посмотри, что делается, – изумленно бормотала Ольга, озирая во все пределы улицу Большевистскую. – Удивляюсь, почему тут еще не выросло пробковое дерево…
– Занятная история, – соглашался я. – Прошло тринадцать лет после вселенского тарарама – и вот мы попали в пробку. Хотя чему тут удивляться? Был День города. Рвануло к вечеру. Традиционно половина горожан празднует, другая половина возвращается с дач. Обрати внимание, встречные полосы практически не заняты.
В противоположном направлении дорога действительно была пустой. Отсюда прекрасно просматривался левый берег Оби, над которым клубилась дымка. Эффектная возвышенность, въезд на Коммунальный мост, от которого с горем пополам уцелела лишь дамба. Массивы многоэтажек на холмистой местности выглядели так, словно их неделю утюжили тяжелые бомбардировщики. Пересекать разделительную полосу было опасно. Это ускорило бы наше продвижение, но лишь до первой опасности, которая съела бы нас с потрохами. К тому же дорога гуляла волнами, в ней зияли провалы. Валялись горки вывернутого асфальта. Лучше тише, да лучше, – рассудил я, и мы заскользили вдоль обочины, тщательно огибая участки, чреватые падением к центру земли. Ольга с трудом поспевала за мной, ворча, что все эти «ухищрения» ни к чему не приведут. Не существует никакой разницы, пойдем мы пешком или будем бежать. Тридцать километров до научного центра! Хочешь не хочешь, нужно что-то придумывать.
– Пойми, дурочка, – убеждал я свою упрямицу, – нам нет смысла искать машину.
– Обоснуй, – не понимала она.
– Дороги нет. Разве это дорога?
– Но попробовать-то мы можем? Хотя бы часть пути проехать с комфортом? – и я поражался отсутствию здравого смысла в ее голове, которую, в общем-то, не считал абсолютно безнадежной.
