Андрей Левицкий - Оружие Леса

– И не страшно ему в такой близи от Леса жить? Вообще же рядом, доплюнуть можно.

– Не сквернословь! – прикрикнул Выдра. – Лес добро и жизнь несет!

– Так это смотря кому, – возразил Калуга, приподнимая ворох смятых покрывал на печке и заглядывая под них.

Я приоткрыл дверь, заглянул, потом распахнул и шагнул в комнату. Здесь пахло еще более кисло, застойно, а посреди комнаты на стуле сидел седой человек, в рабочей спецовке, заляпанной машинным маслом. Морщинистое лицо, щетина, грязные ботинки, один каши просит. Правая рука свесилась, левая лежит на коленях. Он сидел и смотрел на меня. Стеклá в окне позади него не было, задувавший ветерок шевелил редкие волосы.

– Механик! – позвал я, шагнув к нему. Он молчал и смотрел. И вроде не мертвый, но такой… как чучело.

– Эй, вот он! – повысил я голос. Из гостиной донесся ответ Калуги, шорох половиков под ногами. Я шагнул ближе к хозяину и слегка толкнул его в грудь стволом «Карбайна».

Наверное, не стоило этого делать. То есть точно не стоило. А с другой стороны, хорошо, что стволом ткнул, не рукой.

Тело его рассыпалось. Просто распалось ошметками, влажными брусками, часть упала на пол, другие остались лежать на стуле. С гудением из них взвился густой, темный, поблескивающий золотистыми крапинками рой.

Пчелы! Лесные пчелы-убийцы – вот чей слабый аромат я ощутил, войдя сюда! Те самые пчелы, которых с помощью феромонного манка я приманил к мосту, где должна была проехать банда Метиса… Обычные-то пчелы никак не пахнут, во всяком случае, для человека это неощутимо, но вот у лесных насекомых-мутантов есть свой запах.

Я отпрянул, заорал:

– Пчелы! Прячемся!!!

В доме Механика были стекла, не во всех окнах, но были, а значит, единственный способ спастись – спрятаться в другом помещении, потому что снаружи нам конец.

Выяснилось, что Калуга первым сунулся за мной в комнату. И теперь, развернувшись, я налетел на него. Толкнул, прокричал: «Прячься!», а из-за моей спины уже лился громкий гул, и затылком я чувствовал рой прямо позади себя. Волосы зашевелились, между лопаток засвербело – сейчас ужалят!

Выдра, показав чудеса прыти, первым нырнул во вторую дверь. Я сильно толкнул Калугу, и он, пробежав через комнату, влетел следом головой вперед. За ним прыгнул Лютик, а я, взяв с места приличный разбег, споткнулся о половик, скомканный бегущим Калугой, сумел сделать еще несколько шагов, кренясь вперед все сильнее, и растянулся посреди гостиной, лицом в земляной пол. Гудение роя накрыло меня. Все, приплыл! Зажмурился, сжался – это была рефлекторная и совершенно бессмысленная реакция, сейчас сотни ядовитых жал вопьются в меня…

Стукнула дверь. Донеслись голоса, приглушенные выкрики. Гудение стало совсем громким, будто я сунул голову в улей, потом немного стихло и сделалось более равномерным, спокойным. Я лежал, не находя в себе смелости поднять голову и оглядеться, зажмурившись и закусив губу. Лежал и, Лес мне в душу, недоумевал. В полной растерянности лежал, задавая сам себе один-единственный вопрос: какого хрена они меня не кусают?!

А они не кусали. Ну, не кусали, мать их, то есть королеву-матку их! Летали надо мной, жужжали о чем-то своем, но не кусали. В конце концов, лежать мне надоело, я сначала открыл глаза, затем поднял голову, потом медленно перевернулся на бок, а после и на спину. Поглядел в низкий потолок. Подтянул к себе валяющееся неподалеку оружие, накинул на плечо ремешок. Сел – очень медленно, очень осторожно, – потом встал.

Часть пчел носилась по комнате, другие вылетели через раскрытую дверь. Они вились вокруг, гудели над головой, возле лица. Не то чтобы совсем не замечали – облетали, как облетают насекомые и птицы какие-то обычные препятствия, и не пытались укусить. Не пытались! Но как же так?!

Я мысленно стукнул себя кулаком по лбу. Ну, конечно! Ведь в дневнике Травника было сказано, что Темнозор делает человека невидимым для некоторых видов мутировавших насекомых. Надо было вспомнить это раньше!

Ты изменился, сказала тогда Аля. Женщины, а? Они сердцем чуют, не только носом. Еще она сказала: такое чувство, что у тебя теперь немного другой запах.

Феромоны, вот в чем дело. Летучие хемосигналы, так они назывались в том справочнике по биологии, что мы с Мишей вытащили из сгоревшей библиотеки, который я почти полгода изучал, чтобы после забыть за ненадобностью три четверти того, что там говорилось, но кое-что все же запомнить… Феромоны влияют на поведение многих животных. И насекомых.

Я теперь не так пахну. Тоник что-то изменил в метаболизме – и лесные пчелы-убийцы больше не нападают на меня. После зрения это второе, что «поправило» во мне созданное Травником вещество, которое на самом деле придумал мой отец, во всяком случае, так было сказано в дневнике. Но ведь я вколол себе только один тоник: Темнозор. Зеленый. Есть еще красный и черный: Мутагон и Антилес. Как же действуют они, что со мной сделают, в кого меня превратят, если найду их и использую вслед за первым?

Большинство пчел уже покинули гостиную, но стайка кружилась у двери, за которой спрятались мои спутники. Ну, понятно – чуют их запах, чуют, что люди близко. Из-за двери доносилась ругань, там Калуга спорил с Выдрой. Последний утверждал, что я уже сдох, для чего имел все основания, а первый доказывал, что нужно «как-то выйти и втащить сюда брателлу», но доказывал вяло, тусклым голосом: понимал, что краевец прав.

Потом в разговор вмешался Лютик, пробубнил что-то насчет того, что самим надо выбираться.

Я огляделся и вышел из гостиной. Обогнув дом, попал во внутренний двор. Тут было полно всяких ржавых железяк, на кирпичных столбиках лежал корпус от легкового автомобиля без колес и внутренностей, похожий на дырявый панцирь. В траве разбросаны смятые ведра, проржавевшие до коричневого состояния колеса без шин, да и сами шины были – черная пирамида сбоку от распахнутых ворот ангара. Внутри него стоял грузовичок, сработанный Механиком из частей разных авто. Приземистый кузов, короб из жести с люком на крыше, кабина похожа на поставленный боком спичечный коробок, узкая, тощая какая-то. На окнах решетки. Вот эту тачку и имели в виду краевцы? Если они собирались на ней ехать, то она должна быть на ходу и можно отсюда бодро валить.

Под стеной ангара поблескивал баком мотоцикл. И рама, и рулевая вилка с седлом были задрапированы мехом, отчего машина казалась лохматой, даже косматой какой-то. Вместо багажника – устланная тряпками плетеная корзина. Колеса непривычно для байка широкие, ребристые. Любопытно, для кого эта адская машина предназначена, но мне сейчас не до нее. Байк не вывезет четверых, нужен транспорт повместительнее.