Блок - Борис Вячеславович Конофальский
«Ничего – высохнет».
Рюкзаки и одежда добавили несколько кило веса, но они прекрасно понимали, что нужно уходить, обсыхать по дороге. И тут уполномоченный заметил, что луч фонаря проводника пожелтел, стал тусклым.
– Миша, а ты, что, забыл фонарик перед дорогой зарядить?
– Да нет, не забыл, он у меня заряжен был, – объяснял проводник, – но тут аккумулятор совсем старый. Не держит…
«Не держит. Он переводами людей через горы на север зарабатывал хорошие деньги. И где все эти деньги? У него дом, одежда, оружие, фонарь – всё старое, убогое».
Горохов закидывает на плечи рюкзак.
– Иди первым, Миша.
Охотник делает первые шаги, а уполномоченный несколько секунд ждёт, светит фонариком назад.
«Хорошо, если Миша прав, если я попал в шестиногого».
Эта пауза с рюкзаками пошла им на пользу, ветер, нагнавший тучи к вечеру, уже рвал их, угоняя на юг. Между туч то и дело появлялось темное небо и яркие точки звёзд. А где-то на юго-западе стало пробивать остатки туч светлое пятно большой луны.
«Полнолуние. Быстрее бы уже разлетелись тучи».
А ещё стало прохладно, он глядит на термометр и удивляется: «Обалдеть! Двадцать семь градусов». Горохов не может вспомнить, видел ли он когда-нибудь такую низкую температуру.
Он останавливался, оборачивался назад, замирал, держа винтовку наготове, но луч фонаря не находил ничего, что могло бы привлечь его внимание, ну разве что кроме начинающей подниматься от земли лёгкой дымки тумана. Постояв так секунд пять-семь, он разворачивался и, чавкая разбухшими от воды сапогами по лужам, по мокрой земле, снова шёл за проводником.
И тут горы стали оживать. Сначала дружно, как по команде, со всех сторон зазвенели цикады; когда ему на пути попадались лужи, в них обязательно билась одна или парочка цикад. Они вылезали из земли, учились летать, врезались в препятствия, падали на землю, в воду. И саранча словно ждала сигнала, тоже полетела, воздух стал наполняться большими и малыми насекомыми, при этом всё старательно шуршали крыльями. Ну, кроме трупных мотыльков, эти тоже полетели, но летали они бесшумно.
Теперь полагаться на слух не было никакого смысла, и все надежды уполномоченный возлагал только на свой дорогой фонарик с отличным аккумулятором.
То и дело какое-то насекомое влетало ему в маску или садилось на линзу фонаря, а он, иной раз скользя по грязи, шёл и шёл вперёд, стараясь не отставать от Шубу-Ухая.
«Ну, хоть не в гору».
Но, к его радости, ветер почти разогнал облака, не прошло и получаса после ливня, как на небе стала проглядывать луна. Сначала выглянула тонким краешком, но потом вывалилась на небо полностью. И засияла, затмевая звезды. Горохов выключил фонарик. На Мишин фонарь надежды было мало, он уже почти не светил, а что будет дальше, Андрей Николаевич знать не мог, так что лучше поберечь аккумулятор. Тем более что теперь они шли по освещённому плато, плоскому, большому, пологому склону, что спускался вниз с востока на запад. Редкий кактус, много колючки, термитники торчат время от времени. Почва стала каменистой.
А на этой почве то и дело мелькают дрофы. И главное, в воздухе, помимо мелких насекомых, какое-то немыслимое количество мелькающих теней. Козодои.
«Вот у них тут раздолье».
Место было открытое, и в свете луны, в общем-то, ему было неплохо всё видно, метров на сто. А уж Мишу он видел особенно хорошо. У себя за спиной он никого не замечал. Такому крупному существу, как шестиног, спрятаться тут было просто негде. И уполномоченный чувствовал себя спокойно. Вернее, спокойнее, чем полчаса назад. Вот только…
Ноги.
Его отличные и крепкие сапоги с толстой, рассчитанной на раскалённый песок подошвой, полностью промокшие во время ливня, уже не были так комфортны, как час назад. Судя по всему, портянки сбились или, может, разбухли от воды. Особенно некомфортно стало правой ноге. В общем, продолжать движение в таких условиях было нельзя.
Нет, это не прихоть. Ноги и обувь в степи определяли выживание человека. Если тебе предстоит путь в семьдесят километров, ты не должен допускать ни единой раны, ни единого повреждения на своих ногах.
– Миша, – окликнул Горохов проводника, который шёл впереди по колено в тумане. – Нужно остановиться.
– А чего? – Шубу-Ухаю подобная перспектива не понравилась, он хотел продолжать движение.
– Нужно поправить портянки. – Андрей Николаевич уже сбросил рюкзак возле небольшого камня и сел на него.
– А-а, – понял проводник. И заговорил: – Сапоги у тебя хорошие, но я не люблю сапоги. Люблю ботинки.
– Ты мало ходишь по песку, – заметил Горохов, стягивая в первую очередь правый сапоги. Сапоги в барханах имели некоторые преимущества над ботинками.
– Ага. В предгорьях песка не очень много. – согласился Миша; он так и стоял, не снимая рюкзака с плеч. Проводник смотрел в ту сторону, откуда они пришли.
Горохов, перематывая портянку, понял, куда смотрит Шубу-Ухай, и спросил:
– Что, не видно твоих шестиногов?
– Нет… Тебя боятся, прячутся. А как туман поднимется, так они ещё раз попробуют до нас добраться.
– Откуда знаешь? – уполномоченный уже управился с правым сапогом и взялся за левый.
– Не знаю, думаю.
– Думаешь, будет большой туман?
– Будет, – уверенно отвечает проводник. – ты разве не чувствуешь, как холодно стало? Когда в горах холодно, всегда бывает туман.
Андрей Николаевич быстро взглянул на термометр… Двадцать шесть градусов!
Нет, такой низкой температуры он точно припомнить не мог. А с обувью он уже закончил, встал и взялся за рюкзак.
– Ну тогда пошли побыстрее.
Глава 20
Горохов никогда такого не видел. Миша, в серебряном свете луны, шёл впереди него уже по колено в густом тумане. Даже ночью туман казался по-настоящему белым. Иногда уполномоченный включал фонарик, чтобы получше видеть, что вокруг. И видел, как клочья тумана вились за проводником, плыли за ним. Кактусы, пучки сухой травы, да и всё остальное выглядело чёрным на фоне тумана. А луна поднималась всё выше, становилось светлее.
Теперь, после того как он поправил портянки, идти ему было легче, тем более под гору. Но вместе с ними под
