Меч Реконкисты 2 - Макар Ютин
Он вплотную подошел к баррикаде, все с тем же холодным, бессмысленным выражением поднял Филиппу, рубанул крест накрест для прохода внутрь.
"Ублюдки, которые решили сделать из меня козла отпущения. Я всегда и везде кому-то что-то должен. Обязан помочь, спасти, проследить, чтобы ни один из мудаков не окочурился раньше времени. Дай, дай, дай, дай. Все они только берут, надеясь ничего не отдать взамен. Получи я ранение — да любой из местных просто прошел бы мимо! Хотя нет, как минимум, половина принялась бы зубоскалить".
"Вечереет, холодает, жаба жабу доедает", — Со смехом сказал ему голос Тедди.
"Точно! Свора шакалов против рейда мертвецов. Они стоили друг друга, так зачем я вмешался? Зачем пытался их защитить, помочь отбить чужую базу, где мне даже не рады? И все, что я получил в ответ — пули, да убойные навыки в спину, пока дрался с их предателем-командиром!"
"Кто-то должен ответить", — Тихий, томный, даже чарующий голос со стальными нотками. Он привлекал, как привлекает убийство ненавистного врага, как охотника влечет первая кровь. Он был незнаком Санитару, но именно такие обертоны мечник мог ожидать от Лиссы.
"Кто-то должен ответить", — Согласно повторил он про себя.
Пока хитокири предавался внутреннему монологу (точнее, диалогу, а то и вовсе — конференции), его собственное тело успело перебраться на ту сторону. После чего зависло на месте, слегка покачиваясь взад-вперед.
Виктора быстро обступили трое выживших бойцов из Армии. Они больше не стремились убить его, отомстить за своего генерала. После того, как чужое воздействие перестало туманить людям мозги, бойцы Вереска осознали ситуацию. Но было поздно.
— Кто-то должен ответить, — Произнес мечник вслух. В его взгляде снова появилась мысль, лицо трансформировало бесстрастную маску в ледяную ярость. И эта ярость сейчас оказалась обращена на окружавших его боевиков.
— Стой, подожди! Мы не виноваты! Уважаемый Санитар, это все зомби… — Обратился к нему один из троицы. Вот только их жесты, их панические взгляды, а также трясущиеся руки говорили мечнику совсем другое.
Он медленно обвел взглядом помещение. Прошелся глазами по дверям, за которыми чувствовал живых людей, по второй баррикаде метрах в пяти от первой, за которой стояли низкие уровни с оружием в руках.
Пятеро автоматчиков, один с полицейским щитом, двое с копьями из лопат и грабель. Плюс более опытная троица рядом, вся — ближнего боя. Кавказский кинжал, клевец прямиком из музея, какая-то полая труба.
"Они боятся меня. Боятся и ненавидят. Ударят в спину, как только отвернусь. Никто из них не чувствует ни вины, ни раскаяния, ни элементарного уважения к спасителю от нежити.
Никаких извинений, никаких вторых шансов. Они нападут, когда смогут. А если нет — то начнут выставлять меня в черном свете везде, где только смогут, и каждому, кто согласится их слушать".
Санитар и так уже был на взводе. Его расшатанной психике не хватало одного-единственного толчка, крохотного шага, спички, которая подожжет океан ненависти внутри него. Все это щедро предоставили ему оставшиеся в живых армейцы.
— Почему ты перед ним оправдываешься?! — Вскипел самый молодой из бойцов, — Ты же видел этого монстра? Доминик специально заслал к нам гребаного убийцу, чтобы убрать генерала. Наверняка, и зомби тоже он…
Тук-к-к
Голова обвинителя слетела с плеч так легко и естественно, будто была чужеродным элементом. Нелепым аксессуаром, что держался на честном слове до первого порыва ветра. Что ж, этот ветер Санитар обеспечил наглому не по годам боевику в полной мере.
"Легко. Как же легко…" — Улыбнулся Виктор, пока оставшаяся парочка медленно (в его восприятии) тянула к нему свое нелепое оружие.
Внутри мечника сладко заворочалось предвкушение боя. Нет, не боя. ПРАВОСУДИЯ!
"Я должен покарать тех, кто нарушает неписаные правила. Тех, кто подставляет других. Тех, кто не достоин жить в новом городе. В МОЕМ новом городе".
В этот раз Филиппа не издала даже свиста. Хитокири не знал, вырос ли его навык за время боя на пределе сил, или мерзкий клубок эмоций в животе, найдя выход, подарил ему вдохновение. Однако собственные движения приобрели невероятную легкость.
Злость почти сразу трансформировалась в безмятежность. С каждым взмахом шашки, с каждым фонтаном крови из разрубленных конечностей тугой комок боли, депрессии, отчаяния слегка съеживался и опадал.
Сомнения и ужас разжимали свои тиски, давали чарующее ощущение высшего правосудия, абсолютной правоты и уверенности в своих силах. Даже в схватках с нежитью он не считал себя настолько правым, как сейчас, терзая остатки боевого отряда Армии.
В отличие от своего глупого товарища, оставшиеся бойцы умерли далеко не сразу. Санитар рубил им кисти, мягко, почти нежно, проводил Филиппой по лицу, срезая щетину, пряди волос, уши, нос, губы — любые выступающие части. Бил по ребрам обратной стороной клинка, а затем прыгал за спину летящему телу, чтобы остановить его поднятым коленом.
Пятеро стрелков за второй баррикадой пытались помешать. Стреляли из своего грохочущего оружия, терзая собственные барабанные перепонки, вопили и кашляли в пороховом дыме. Кто-то даже упал на колени, выблевал из себя желчь пополам со вчерашним ужином.
Виктор уворачивался от очередей с неторопливостью танцора. Будто специально отклонял тело в последний момент, чтобы услышать визг пролетевшей мимо пули, ощутить колебание ветра на открытом участке кожи.
Он смеялся от радости. Такое легкое решение проблем. Не нужно думать, не нужно больше сомневаться, искать себе оправдания, винить за погубленные жизни.
"Я был прав. Прав. Прав. Прав. Прав. Сталевар и его невеста, те смертники на крыше, монашек со своим блаженным приятелем-наемником. Виноваты они. Теперь не я, но сама жизнь, мать природа, учит их уму-разуму.
Апокалипсис не смог отменить физические законы, только расширил их. Яблоко все равно упадет Ньютону на голову. Галилей все равно скажет, что Земля — вертится, а Архимед будет чертить фигуры на песке. Сократ выпил свой яд. Он показал, что сограждане его недостойны. Раскольников убил старуху и понес наказание. Потому, что за преступлением всегда следует наказание.
"Вы и убили, Родион Романович". Вы и обрекли себя на смерть, недостойные меня Вереск и его присные. Потому что равновесие добра и зла — такой же физический закон, как сила тяготения или магнитное поле".
Даже сумбур в его голове тек теперь вяло и ненапряжно. Санитар наслаждался самим процессом, перескакивал с мысли на мысли, радуясь отсутствию негатива и чудовищного давления. Но приподнятое настроение не мешало ему безжалостно расправляться с остатками
