Сергей Дорош - Темные звезды
— Касабури, можешь его убить? — спросила Безуминка на языке шахт.
— А кому он служит? — полюбопытствовал пилот.
Она не осмелилась врать.
— Синему повелителю.
— Нет, не могу. У господарей Канхай Джару договор с ним.
— Ты робок, воин!
— Хватит меня подговаривать! Даже будь он чужой — гости не бьются в хозяйских стенах. Он же не стал нападать…
— Он выдаст девушек страже Синего, их ждет неволя.
— Это не мои девицы.
— Но ты их должник!
Касабури поджал губы.
— Они вели меня, я вел их. Мы в расчете. Убей его сама. Бутылкой по балде.
— Тогда проваливай с ним вместе. Вы друг друга стоите, оба расчетливы как торгаши.
Удавчик с ревнивой тоской наблюдал, как Безуминка болтает с подземным жителем. У них свои дела, ясно какие!
«Это последний букет, который я сюда принес! К дьяволам, пусть водится с кем хочет!»
Но Лара, взяв его левую руку, не отпускала ее, а на женское тепло Тикен был слаб. Возьми его так Безуминка, глядишь, все бы повернулось до наоборот.
— Скажи мне «да», — требовала она почти сердито.
— Ну, мы говорим это куда чаще вас…
— Перестань. Ты мужчина или свинья жандармская?
— Знаешь, ты мне ближе. Ты наша, медиум. А они…
— Ты что, хочешь, чтоб Лисси посадили в башню? Она столько страдала, ее братики погибли, а ты ее под замок. Тебе не стыдно? Я же видела, как у тебя глаза моргнули. Выслужиться собрался?
Удавчик вырвал руку из ее ладоней:
— Кончай! Всякая соплячка будет мне проповедь читать… Замолкни и служи. Мы на службе.
— …которая проклята. Ты сам сказал. А я было тебе поверила, тьфу. — Она с презрением плюнула ему под ноги.
— Правильно, ласточка! — похвалила ее Безуминка. — Только плевка они и стоят, эти мужики. Ни чести, ни совести, ничего! Наверно, про службу и верность втирал? Это их любимый разговор, если не считать сказок, кто и сколько обольстил девчонок.
— Кеса ни джи? — высунула голову Хайта, лохматая и радостная. Ползанье под одеялом напомнило ей Урагу. Снаружи ее ждало огорчение — она заметила, что у юницы глаза полны слез, и та еле сдерживается, чтобы не зарыдать.
— Кеса ни джи, аяджа Лисси? — Она обняла хозяйку, и Лис схватилась за нее, как утопающий за соломинку.
— Никогда, — Удавчик наставил палец на Безуминку, как револьвер, — никогда не говори за людей и заранее. Что, в ясновидящие записалась? Да твоей умной головы не хватит догадаться! Ты даже не знаешь, кто я.
— Ну почему не знаю? Картежник, бабник, забулдыга, вор и убийца. Сейчас побежишь нас закладывать, чтоб тебе дали деньжат на пиво.
— Не дождешься. Нарочно не пойду, чтобы по-твоему не было.
— Ой-ой-ой, какие мы отчаянные! — усмехаясь, Безуминка поудобней разлеглась на ложе, вызвав у Тикена немой приступ обожания и гнева. — А зарок? А клятва?
— И поклянусь. Вы все — свидетели. — Удавчик, спрятав револьвер, распустил галстук и полез за воротник, доставать Око.
— Я согласен быть свидетелем, — важно объявил Касабури. — Это будет клятва воина или простая?
— Клятва игрока, — замурлыкала Безуминка, красиво изгибаясь. — Они всегда божатся, передергивая карты.
— Нет, давайте ему поверим! — пылко вступилась Лара за жандарма. — На один раз. Если обманет, то нет ему веры. А где тут алтарик?
— Детка, извини, здесь нет вашей божницы. Я верю в три звезды.
— Но как же? Без бога нельзя! — Лара даже кулаки сжала. — Если при свидетелях, то надо клясться на святыне, а не просто Оком. На Святом Писании, на алтаре или могиле праведника. Когда ничего нет, то на чистой и разумной девушке. Мы, когда клялись, брали самую младшую малявку, чтобы совсем без греха, но которая умеет говорить и знает хоть одну молитву.
— Точно, мы тоже, — подтвердил Удавчик, вывесивший Око наружу. — Кто будет наша святыня?
— Только не я, — сев, Безуминка отрицательно замахала руками. — Я грешница. И Хайту не берите.
— Как это? — удивилась Лара.
— Ласточка, ты не знаешь, как живут под землей. Хайта очень хорошая, но… гарантом клятвы она быть не может.
— Я! — встала Лисси, воодушевленная надеждой. — Я готова. Я ничем не опорочила свой род и память предков.
В своих ниспадающих покрывалах она походила на девушку, которая уходит в монастырь, будто ей вот-вот обреют волосы и покроют голову черным чепцом. Голос ее, еще дрожащий от волнения, стал звонок, а в глазах за слезным блеском сверкал металл гордости.
Касабури, в этот миг начисто забыв об ее ударе, опустился перед ложем на одно колено и положил пистоль перед собой на пыльный ковер:
— Юница, вы поистине благородны. Дозволите ли мне возлагать руки на ваше тело в знак свидетельства?
— Да, — кивнула Лисси совершенно по-королевски.
— Тогда встанем в круг! — позвал всех Тикен.
— Погодите! — Лисси вскинула руку. — У меня есть важное условие, и вы должны его исполнить.
— Милая, о чем ты? — подступила к ней Безуминка.
— Империи грозит смута, — каким-то детским голосом, но очень по-взрослому начала Лис. — Мы не должны думать только о себе или о том, раскроют нашу тайну или нет. Надо остановить заговор или помешать ему, если это в наших силах. Пусть все обещают сделать это, а если кто-то не может, то пусть не выдает других. Вы согласны?
— Я не из тех, кто меняет господ каждый рассвет, — мрачно ответила Безуминка. — Плоха моя служба или нет, но принц мой покровитель.
— Гром божий, да ты что, к измене нас толкаешь? — тем же тоном сказал Тикен.
— Что они говорят? — шепнула Хайта на ухо Касабури.
— Твоя хозяйка убеждает остальных встать на сторону законных государей.
— А что, это правильно!
— Кое-кто здесь считает, что она не права.
— Люди, послушайте! — настырно встряла Лара. — Лисси, перемени свое условие. Клятва должна быть без всякой, без этой… — Она наморщила лоб, вспоминая газетное слово, — без политики! Давайте просто скажем, чтобы один помогал другому, и никто никому не делал подлостей. У нас в квартале было пять таких союзов у девчат и семь у взрослых баб. Я состою в двух, — призналась она с некой гордостью, — в «Поющих кошках» и в «Складчине».
Касабури задумался. Не будет ли клятва означать, что он обязан помогать изменницам?
«Но я уже дважды нарушил традиции. Можно преступить и в третий раз. Вот как бывает, если тесно свяжешься с мирянами! А юница Лисси прекрасна, хоть и недоступна для меня».
— Да, так было бы лучше, — согласилась Безуминка. — Какие у вас забавные названия союзов… Кто-нибудь предложит имя для нашего?
Они стали переглядываться, и заминка длилась, пока не заговорила Лис:
— Когда мой предок покорил варваров народа майда на западной границе, он отнял их имя и взял его себе. Это были могучие варвары, крепкие как скалы. Давайте зваться Темными Звездами? И сила их имени перейдет к нам.
— Звучит! — одобрил Удавчик. — Теперь давайте к делу.
И они поклялись, положив ладони на плечи Лисены Тор-Майда, не зная, к чему их затея может привести в будущем.
Приход Красной девы
Телеграфист в Бургоне принял депешу, порезал ее на короткие ленточки и аккуратно наклеил на бланк с переплетенными драконами. Такие сообщения следует немедленно доставлять Его Высочеству:
«Личный поезд Его Красного Величества проследовал через границу половин Империи. Ожидается прибытием в западную столицу в 16.30 11-го полевика».
У дверей кабинета Цереса телеграфиста остановил секретарь:
— Придется ждать. Его Высочество заняты.
— Садись, — поманил телеграфиста усталый медиум, осунувшийся после непрерывного вещания под микстурой. Он снял свой обруч и повесил его на резной выступ подлокотника. В электрическом свете тонкое лицо медиума выглядело почти бескровным, а губы казались синеватыми. «Как его звать? — вспоминал связист. — Кажется, Ремень. Здорово вымотался парень. Смотрится лет на двадцать старше, чем есть…»
— Какие новости?
— К нам катит Красный царь. После обеда на вокзале будет встреча с оркестром и цветами. А у тебя что?
— Доклады Купола. Лысый генерал неплохо суетится, почти всю зону у озер прочистил. После его кислоты, по-моему, там вместо травы будут гвозди расти…
— Ха!
— На самом-то деле все хуже, — тихо заметил медиум, доверительно склоняясь к телеграфисту. — За оцеплением уже нашли десяток тварей. Они растут по часам. Шестилапые, восьминогие… Жрут что ни попадя. Одну застали — натягивалась на собаку, как чулок на ногу. Пара успела в землю ввинтиться, остальных сожгли ручными горелками.
— Да, их чем раньше убьешь, тем лучше, пока не разрослись.
— Нет, под солнцем они много не растут, — начал было мудрствовать Ремень, но тут дверь кабинета открылась, и вышел высокий, мощного сложения мужчина в черной одежде, похожей на робу трубочиста. Едва ступив за порог, он надел на голову капюшон-колпак с прорезями, но Ремень с телеграфистом успели разглядеть бледное лицо, серебряные серьги и подчеркнутые бордовой помадой губы. Глаза были скрыты темными очками с кожаной окантовкой, плотно прилегавшей к коже.
