Хозяин Заброшенных земель - Дмитрий Лифановский
Старуха напряглась, почувствовав, как нас обдало ледяной стужей.
— Боги услышали твои слова, ярл.
— Скорей уж Богини, — улыбнулся я, — Кстати, не знаешь, что им от меня надо?
Радомира змеей вывернулась из моих объятий, отступив на шаг. Передо мной, упрямо сверкая глазами, снова стояла гордая воительница и жрица Мораны:
— Не ведаю, — прокаркала жрица, насупив косматые брови, – Собираться пора, если до непогоды хотим добраться до Заброшенных земель.
— Пора. Направь женщин, помочь Сольвейг. Через два часа выдвигаемся. А я пока пленными займусь.
Евпатора с его гвардейцами решил забрать с собой, благо, их всего четверо, вместе с Федором. Остальных имперцев оставлю здесь – пусть бараки строят, раз пополнение людей намечается. С двумя десятками безоружных вояк охотники справятся. Или прибьют по-тихому. Уж очень злы чердынцы на захватчиков. Впрочем, плевать — не жалко. Это мне, как боярину, пленных убивать не по понятиям, а местные особым благородством не обременены, да и лишние рты никому не нужны.
К родным скалам приехали уже глубоко за полночь, как ни странно, без приключений. Вьюга, словно ждала, когда мы окажемся на месте. Стоило заглушить моторы грузовиков, как поднялся сбивающий с ног ветер. К пещерам мы пробирались уже на ощупь, борясь с летящим в лицо колючим снегом. Пленных имперцев подселили к кентарху с барчуком Лакапиным. Да завалились спать.
Как и предсказывала Радомира, непогода продержалась еще сутки. Время вынужденного безделья провели за разговорами да учебой. Едва стихла пурга, разгрузили грузовики. Теперь у меня есть чем расплатиться с Великим Князем за помощь. Прилетит Сокол, надо будет заказать побольше продовольствия. Оружия пока хватит, а чего не хватит — отберем у эллинов.
Сольвейг и родовичи Радомиры, под присмотром Карла, быстро пошли на поправку и потихоньку стали помогать по хозяйству. Постепенно к ним присоединился кентарх. Сам попросился, наплевав на презрительные взгляды Евпаторов. Ну а нам лишние рабочие руки не помешают.
Еще через неделю прибыли с докладом охотники от Лесьяра. Имперцы после разгрома Чердынского гарнизона попритихли. Отряды карателей стянулись в Кочки и за пределы города старались не выбираться. Снабжение теперь осуществлялось только по железной дороге. Вот тут охрану усилили, гоняя по перегонам платформу с солдатами и магической поддержкой.
Что ж, я думал этот момент настанет позже, но протоспафарий оказался труслив, а Евпаторы со Спартокидами не так едины, как мне представлялось изначально. Значит, пора приступать ко второй части моего плана.
— Ардак, не хочешь навестить родственников?
— Ты нас прогоняешь, Великий?
— Не говори глупостей! Бери кого-то из своих, сам решишь — кого, и езжай в степь. Передашь Великому хану от меня послание.
— Я не подведу, ярл, — гордо блеснул взглядом воин, — Когда выезжать?
— Сразу как соберешься.
— Через час нас здесь не будет. Со мной отправится Шулун, — и степняк, поклонившись, выскочил из пещеры.
* * *
Зимнее солнце, пробиваясь сквозь яркие витражи, изображающие Богов Олимпа, причудливо играет разноцветными бликами на мраморном полу тронного зала, покрытого искусными мозаиками с изображениями победных битв и великих свершений Эллинской Империи. В воздухе, насыщенном тяжелым ароматом благовоний, стоит тихий гул от шепота придворных лизоблюдов и шороха их одежд.
Император Никифор, прозванный льстецами Богоравным, расплывшись рыхлым телом на возвышающемся над придворною толпой троне, с ленивой брезгливостью разглядывает копошащуюся у его ног, сверкающую золотом и драгоценными камнями людскую массу. Его пресыщенный взгляд нет-нет, да и задержится на какой-нибудь юной аристократке, но липко мазнув по едва начавшим формироваться прелестям, скользит дальше.
Девицы, в свою очередь, бросают на лысого, похожего на сморщенную жабу, старого Императора неумелые застенчиво-пылкие взгляды. Ведь только лишь одно приглашение в спальню Богоравного может подарить избраннице и ее роду огромные преференции? А если удастся там задержаться? Это же прямой путь в ряды высшей знати Империи, а значит к богатству, влиятельности, власти! Именно для этого родители привели сюда своих, едва вышедших из детской поры, дочерей.
— Глава рода Евпаторов, патрикий Ираклий к Императору! — громкий голос глашатая эхом отразился от мраморных стен, привлекая внимание находящихся в зале. Никифор раздраженно поморщился. Он уже знал с чем пожаловал к нему один из аристократов северных провинций Империи.
В зал для аудиенций с высоко поднятой головой, на которой серебрился короткий ежик седых волос, тяжело печатая шаги, вошел высокий, мощный мужчина с суровым волевым лицом воина. Гордый взгляд пылающих карих глаз, презрительно пробежал по толпе и вперился в Императора, уголки губ воина едва заметно дрогнули, скривившись в сардонической улыбке, оставшейся незамеченной присутствующими — мужчина успел на показ почтительно склонить голову перед Владетелем четвертой части обитаемых земель.
Поклонившись, Ираклий вздернул гладко выбритый массивный с ярко выраженной ямочкой подбородок вверх и шагнул к трону. В зале царила полнейшая тишина. Все взгляды были прикованы к патрикию. Многие в этой толпе были его соперниками, другие — завистниками, третьи — просто любопытствующими зрителями предстоящего спектакля. Только друзей и союзников у прибывшего с северной границы аристократа в этом зале не было.
Евпатору стало не по себе от оценивающих, неприязненных взглядов. В душе бурлили ярость и презрение к этим напыщенным снобам, не ведающим вкуса смертельной битвы и горечи потерь. Но на холодном, словно окаменевшем, лице воина не отразилась ни одна эмоция. Закончив свой путь у ступеней трона, Ираклий поднял взгляд на Императора:
— Ваше Императорское Величество, — голос Евпатора звучал громко и твердо, при дворе так говорить было не принято. По толпе придворных прокатился возмущенный ропот. Но патрикий не обратил на него никакого внимания, — Я осмеливаюсь предстать перед Вами с жалобой на протоспафария Стилиана. Его отказ оказать помощь моим воинам во время недавнего набега северных варваров привел к… к непоправимым потерям. В результате бездействия протоспафария был уничтожен десяток имперских воинов, а так же гвардейцы рода Евпаторов, а мой младший сын попал в плен, — при упоминании сына, щека Ираклия нервно дернулась. Патрикий до сих пор не мог понять, как самый сильный и искусный маг рода мог оказаться в плену у каких-то дикарей с глухих окраин цивилизованного мира.
Никифор, не отрывая ленивого взгляда от Ираклия, медленно поглаживал рукоять своего скипетра. Его желчное лицо сморщилось, словно перезрелый финик:
— Непоправимые потери? — произнес Император, его тонкий скрипучий голос источал яд, — А что же, Евпатор, делали твои гвардейцы,
