Одноразовый кумир - Григорий Константинович Шаргородский
– Меня, – спокойно ответил я, хотя постановка вопроса мне не понравилась.
– Ну что же, тогда приступайте, – как-то хищно улыбнулся этот странный персонаж.
Татуировка на его лице ожила и отползла куда-то к уху. Скорее всего, при необходимости она вообще может забраться под собранные в хвост волосы. Они, кстати, были выкрашены в серебристый цвет. Эта масть присуща эльфийской расе, но не факт, что он фанат ушастых. Вид заказчика немного выбил меня из колеи, потому что на фото в интернете он выглядел немного по-другому. Сейчас же его образ не то чтобы отталкивал, но вызывал смутные опасения. А еще мое внимание постоянно отвлекала исходящая от накрытого тканью куба эманация энергия творения. Неужели этот чокнутый хлыщ сумел создать что-то гениальное? Или все-таки мне придется оценивать работу неизвестного мастера.
Любопытство толкало меня к таинственному произведению, но я все же не тронулся с места и выразительно посмотрел на заказчика. Тот нетерпеливо фыркнул, достал из кармана пухлый конверт и бросил его на стол. Можно было бы выбесить его еще больше и пересчитать, но я решил, что это уже перебор, поэтому забрал гонорар и быстрым шагом направился к сцене.
Заказчик остался сидеть возле стола, явно собираясь наслаждаться представлением. Все четыре охранника распределились по периметру вокруг хозяина, а Дверг притормозил еще минутой раньше и застыл где-то неподалеку, сделавшись каким-то незаметным. Надеюсь, четверка мордоворотов тоже упустила его из виду. Хотя вряд ли: ребятки выглядели профессионально.
У края сцены имелась небольшая лесенка, но высота была всего лишь по колено, так что я просто вспрыгнул на возвышение и замер перед закрытой полотном конструкцией. Как именно поднимать занавес – непонятно, и никто не спешил мне на помощь, но все было предусмотрено. Карлайл щелкнул пальцами, и ткань стремительно поднялась. И тут меня резко накрыла такая ярость, что даже потемнело в глазах. Но наваждение схлынуло, и я понял, что это совсем не то пыточное устройство, в котором людоловы распяли обнаженную фею. Да и вообще, эта пленница не была феей, всего лишь обычной человеческой девушкой. Точнее, не совсем обычной и не факт, что пленницей. Внутри каркасного куба из жестких металлических труб в на первый взгляд хаотичном порядке были натянуты тонкие серебристые струны, удерживающие в воздухе девичье тело.
Жуть в том, что они не просто поддерживали хрупкую фигурку, а проходили прямо через ее тело, не давая девушке возможности пошевелиться. При этом она явно была в сознании и находилась в каком-то трансе. Мало того, дополнительно обнаженное тело оплетала какая-то странная лиана с узенькими, похожими на серебристые лезвия листьями, и она тоже не просто вилась вокруг, а проходила через плоть, будто став частью нее. В некоторых местах обнаженная нежная кожа была вскрыта и развернута наподобие маленьких цветочных лепестков, кровавой подкладкой наружу.
Все это было жутко и завораживающе. Меня никто не понукал, я сам, поддаваясь непонятному наваждению, протянул руку и прикоснулся к одной из серебряных струн. Прикосновение было очень легким, едва ощутимым, но девушка застонала, и было совершенно непонятно, от боли или наслаждения. Когда-то, копаясь в безбрежной мусорке того, что наснимали не совсем здоровые люди в Голливуде, я натолкнулся на серию фильмов ужасов, снятых по мотивам новеллы Баркера. Там были представлены сенобиты – полу-демоны, способные смешивать боль и наслаждение в такой коктейль, что одно от другого уже не отличить. Они почти так же, как и здесь, изувечивали свои тела, чтобы острота ощущения не покидала их никогда. Девушка, серебряные нити и лиана сплелись в некую общность, напитанную энергией творения. В голове мелькнула мысли, что это неправильно, когда настолько извращенная тварь имеет возможность использовать дар свыше, чтобы создавать нечто такое… такое…
А какое? Что я знаю о боли как о еще одной грани наслаждения? Смотрел несколько роликов в стиле садо-мазо? Так они и не могли вызвать ничего, кроме непонимания и отвращения, особенно к мужчинам, позволявшим бить себя плетками и запихивать непонятно что страшно сказать куда. А ведь просто извращением это явление назвать трудно. Инстинкт самосохранения не позволит терпеть боль, если там нет более весомого фактора, чем базовый инстинкт. Только сейчас, оценив своим даром эту инсталляцию, мне удалось понять, что на самом деле толкает людей на подобное кажущееся абсолютно бессмысленным и пагубным действо. Боль бывает разная, как и любовь, как и вообще все в этой жизни. Все сущее постоянно меняется, переходя со светлой стороны на темную, даря то страдания, то наслаждение. Боль – тягучая, как патока, как мед, поднимающая из глубин души нечто годами лежавшее там бесполезной тиной.
По коже прибежали мурашки и волны абсолютно нового для меня чувства. Ощущение катились от руки по всему телу каждый раз, когда девушка в струнах издавала очередной стон. Наблюдавший за этой сценой Карлайл что-то сделал, и струны завибрировали, издавая похожий на гитарный перезвон. Стоны девушки влились в эту мелодию. Странно, но именно мелодия отрезвила меня, заставила быстро провести анализ происходящего. Мой дар помимо воли скакнул на максимальный уровень, мощно вытягивая из меня Живую силу. Именно он позволил мне принять в себя почти весь спектр ощущений, испытываемых девушкой. И, только осознав это, я сумел распознать в сгустке энергии творения полуразумную энергетическую сущность.
А вот это уже интересно. Волны пугающе-непонятного наслаждения, которые передавала мне эта сущность от стонущей девушки, как-то ушли на второй план, но я не спешил отрывать пальцы от едва вибрирующие струны. И тут уже дело не в любопытстве и не в каких-то извращенных наслаждениях: я пытался понять суть влияния сущности на окружающих и, что самое главное, на девушку, внутри которой она зародилась. Сам факт того, что, создавая эту инсталляцию, Карлайл сумел пробудить энергетическую сущность прямо внутри живого человека, попросту поражал.
Не отрывая пальцев от вибрирующей струны, я повернулся к сидевшему в зале мужчине. Он уже не опирался на спинку стула в вальяжно-небрежной позе, а подался вперед, впившись взглядом в меня и девушку. Казалось, что происходящее для него имеет огромное значение, но я все еще не мог понять, какое именно и зачем ему вообще нужен был оценщик. Но опять же, сейчас не это самое главное.
За три дня безделья я буквально несколько раз прочитал Кодекс равновесия, и сейчас эти знания пришлись очень кстати. Самое неприятным было то, что я ничего не могу сделать. Даже если вызову сюда жандармов, все останется так, как и было. Ведь девушка пошла на это, так сказать, полюбовно, а в Женеве разумный любой