Джеймс Фрей - Вызов
Шари смотрит на Болда.
Тот наконец заметил, что происходит, и поспешно вставляет в паз последнюю деталь пистолета. Щелкает затвор.
Шари встает и с силой бьет стулом об пол. Стул раскалывается в щепки. Хараппанка освобождается от обвисших веревок.
Элис запускает в Болда другой бумеранг. Тот пролетает мимо, а Элис разворачивается и бежит через комнату в тень, пытаясь отвлечь внимание Болда.
Болд не попадается на удочку.
Он передергивает затвор и целится в Шари.
Но хараппанка уже свободна и двигается ему навстречу, сжимая в каждой руке по зазубренной палке. Остатки стула.
Болд спускает курок.
И ту же секунду бумеранг возвращается и бьет Болда в затылок.
Описав кольцо вокруг шеи, он разрубает все мягкие ткани – только позвоночник все еще цел.
Пистолет стреляет и падает с грохотом. Болд промахнулся; он истекает кровью. Шари не задета и продолжает бежать к нему. Окровавленный бумеранг валится на пол. Шари настигает Болда и втыкает палки ему в грудь. Он уже мертв, но ей все равно. Болд падает спиной на стол и содрогается в конвульсиях, как лягушка, распятая на планшетке для препарирования.
Элис выступает из тени.
– Ты цела, подруга? – спрашивает она.
Шари, запыхавшаяся и ошалевшая, молча кивает.
– Вот и славно, – говорит Элис так, будто они только что сыграли в забавную игру. Она наклоняется и поднимает бумеранг.
– В этом портфеле – два ствола, – сообщает Шари, будто предлагая их австралийке.
– Не люблю пистолеты, – отмахивается Элис, берет со стола тряпку и протирает свое оружие.
Шари забирает один пистолет из руки Болда, а другой берет со стола:
– Я тоже, но все равно возьму. Я только начала отдавать свой долг.
– Ну ладно, пожалуй, они и мне не помешают. – Элис открывает портфель и достает два «зига» с запасными магазинами. – Стоит поторопиться, да?
– Да, достопочтенная кури, нам пора, – отвечает Шари.
Они идут к выходу. Шари больше не чувствует усталости. Надо будет позаботиться о руке, но та не болит. Первое в жизни убийство и тот душевный подъем, который она испытала при виде Элис с ее великодушной жестокостью, словно влили в нее новые силы.
Они доходят до двери и выглядывают наружу. Все чисто.
– Как ты меня нашла? – спрашивает Шари.
Элис фыркает:
– А-а, это древняя тайна. Если расскажу, придется убить тебя.
– Ну, как бы то ни было, я рада, что ты пришла. Спасибо.
– Ага. Жаль того маленького фуфыря не оказалось на месте. Хотелось бы скинуть его с доски.
– Не знаю, что такое фуфырь, но насчет остального согласна.
– А-а, да ладно. Его черед еще придет.
– Я собираюсь позаботиться об этом лично, Элис Утапала.
Элис снова подмигивает хараппанке.
– Как мило звучит мое имя, когда ты его произносишь! – Она поворачивает голову налево. – Дальше я пойду своим путем. И не воображай, что у нас теперь союз. Я не намерена ни с кем объединяться. Ты просто нравишься мне и не заслуживаешь подобной участи.
Шари серьезно кивает:
– Я этого не забуду. Надеюсь, когда-нибудь я смогу отплатить тебе за услугу, если позволят обстоятельства.
– Обстоятельства… – Элис глядит на небо, усыпанное тусклыми звездами. – Совсем скоро обстоятельства станут очень забавными, как ты думаешь?
– По-моему, уже стали, – с вымученной улыбкой откликается Шари.
– Ну, если мы с тобой останемся последними, я отрежу тебе голову в два счета. Но удовольствия мне это не доставит.
Шари улыбается, протягивает здоровую руку:
– То же самое могу сказать о себе.
Они пожимают друг другу руки.
– Чмокни за меня свою девочку, когда вернешься к ней. И передавай привет от ее большой тетушки Эй.
Она разворачивается и уносится прочь, бесшумно отталкиваясь от земли босыми ступнями.
Какое-то время Шари смотрит ей вслед.
Элис – настоящее чудо.
Она уже героиня.
Но медлить нельзя. Шари бежит через дорогу, взбирается по пожарной лестнице на крышу склада и растворяется в темноте ночного Чэнду.
Она оставляет Байцахана – и Китай – в прошлом.
Она хочет крови дунху.
Но нужно терпеть.
Терпеть изо всех сил.
Тиёко Такеда
Китай, Сиань, уезд Гаолин, Тунъюанъчжэнъ, незарегистрированная подземная недвижимость, резиденция Лю
Тиёко и Ань Лю лежат лицом друг к другу, укрывшись простыней до пояса. Голые ноги их переплетены.
Вот на что ей пришлось пойти, чтобы сбежать.
Теперь он ей доверяет.
Скоро он уснет.
И когда он уснет, она сможет уйти.
Но все не так просто.
Тиёко кладет руку на изгиб его бедра. Ань вычерчивает пальцем у нее на плече маленькие спиральки. Он был нежен, терпелив, невероятно искусен. Он шептал вопросы, на которые она легко могла ответить лишь кивком или взглядом. Один раз он ущипнул ее – точно в нужный момент. Он щекотал ее, и она беззвучно смеялась. Он двигался медленно и глубоко, медленно и глубоко. И самое главное, не считая тех вопросов, он был молчалив.
Как и она.
Почтителен.
До самого конца.
И поэтому, как ни больно признавать, ей это понравилось.
Ей понравилось делить постель с сумасшедшим подрывником из 377-й Линии.
Ей приятно думать, что в каком-то важном отношении она его изменила.
Для нее это был не первый раз (хотя все прежние попытки были неловкими и оставляли только разочарование), но для Аня, надо полагать, первый. Кто бы захотел заняться сексом с этим дерганым чудовищем? Разве что за деньги, но и тогда он не смог бы научиться всему, на что оказался способен.
Проститутка научила бы его лишь тому, что и так можно найти в Интернете за несколько секунд.
Нет, единственное объяснение – она сама, Тиёко. Пусть только в эти минуты близости, но он любил ее. И хотя она не собиралась отвечать ему взаимностью, но, пока их тела двигались и содрогались в унисон, какой-то частью своего существа Тиёко тоже его любила.
Настало время и ей включиться в Последнюю Игру. Играть и притворяться – но не до конца. Сегодня произошло кое-что настоящее.
Ань провел ее по всему дому и показал всё. Поначалу он был сдержан и насторожен, но когда Тиёко взяла его за руку и они переплели пальцы, Ань начал оттаивать, открываться. Он показал ей свои компьютеры. Свои механизмы. Свои материалы. Свою взрывчатку. Свои артефакты. Свои инструменты. Он показал ей свои лекарства: белые пластиковые баночки, аккуратным рядком стоящие в ванной.
Он показал ей своего питомца: ящерицу из западных провинций. Показал ей фотографию своей матери, которая умерла, когда ему был всего год. Больше ничьих фотографий он не показывал.
Он приготовил ужин: жареный рис с устрицами и стрелками чеснока, свиные пельмешки с кусочками апельсинов.
Они поели, запивая холодной колой с лимоном. Мороженое и печенье на десерт. За ужином спросил только, как она себя чувствует, хотя уже задавал этот вопрос 17 раз.
Она чувствовала себя нормально.
В конце концов они направились в его комнату. Тиёко увидела свои вещи, сложенные стопкой. Все было на месте.
Она не бросилась к ним с порога. Вещи подождут. Сначала должно случиться кое-что другое.
Это единственный выход.
Они сидели на кровати молча. Близко друг к другу, но не соприкасаясь. Просто сидели. Дышали. Ань положил руку на кровать, и Тиёко накрыла ее своей ладонью и повернулась к нему. Он так нервничал, что не мог поднять глаз. Тиёко поцеловала его в шею. Он повернулся, подставляя губы.
И все началось.
И закончилось.
Теперь они смотрят друг на друга. Не улыбаясь. Просто смотрят.
Тиёко в отчаянии. Ей нужно идти. Но, как ни странно, уходить не хочется.
Она хлопает ресницами, поднимает палец и вылезает из кровати. Ань смотрит на ее обнаженное тело, следит за плавными движениями. Тиёко подходит к стулу со своими вещами, берет телефон и возвращается. В своем теле ей абсолютно легко и свободно.
Ань завидует ей. Завидует ее легкости и чистоте. Завидует – и влюблен.
Тиёко забирается обратно в постель и открывает приложение – блокнот с поддержкой китайского языка. Печатает. Показывает Аню.
«Это было хорошо. Очень хорошо».
– Да. Спасибо, – Ань немного удивлен, но старается, чтобы голос его звучал уверенно. Он не заикается, и это определенно помогает.
«Интересно, а кто-то из остальных…»
– Ха! Почему бы и нет? Может, те двое, которых ты преследовала?
Тиёко пожимает плечами. Не в ее привычках сплетничать. Ей все равно, чем занимаются кахокийка с ольмеком. Она просто хочет опять вытащить Аня из его скорлупы. И у нее получается. Он смотрит на нее:
– Я хочу рассказать тебе кое-что. Что-то такое, о чем я еще никому не рассказывал. Ты не против?
«Вот дурак!» – невольно возмущается про себя Тиёко. Никогда она еще так не радовалась своей немоте, как в эту секунду.
Она кивает.
Пока длится рассказ, Ань не отрываясь смотрит ей в глаза. Голос его звучит ровно, размеренно. Он спокоен, тика нет и в помине.
