Николай Гуданец - Полигон
— Простите, а вы не слишком ли зациклились на этом случае? — после долгой паузы спросил он.
Время от времени витавшая в воздухе малопонятная подоплека разговора наконец-то получила объяснение. Значит, Абурхад уже видел отснятый в коридоре лазарета видеофайл, преподнесенный с однозначными комментариями, и на всем протяжении беседы то и дело гадал, в своем ли уме пребывает штабной эмиссар. Его чересчур прозрачный намек граничил с прямым оскорблением.
— Как прикажете вас понимать? — выдавил уязвленный до глубины души Кин, тщетно подыскивая подходящий ответ.
— Я имею в виду, что вы вчера пережили довольно сильное потрясение, — нимало не смущаясь, ответил Абурхад. — И теперь оно дает о себе знать.
— Иными словами, вы считаете, что разговариваете с помешанным? — негромко спросил Кин.
Командир гарнизона не сразу ответил на его лобовой вопрос, задумчиво меряя Кина взглядом. Тот старался выглядеть как можно невозмутимее, однако у него совершенно некстати задергалось левое нижнее веко, и это, безусловно, не осталось незамеченным.
— Я этого не говорил, — с убийственной мягкостью произнес Абурхад. — Зачем же так сгущать краски? Поверьте, я отлично понимаю, что на вашем месте любой оказался бы… скажем так, выбит из колеи. Это абсолютно естественно.
С горечью Кин понял, что ему бесполезно спорить, кипятиться, отстаивать свою правоту. Любые аргументы заведомо попадут мимо цели, став лишним доказательством прискорбного упорства в заблуждениях и патологического отсутствия самокритичности. Его пронзило обессиливающе четкое ощущение того, что он угодил в безвыходную ловушку, где одинаково гибельно и возражать, и соглашаться. Не спеша командир гарнизона встал, подошел к своему рабочему столу, отправил скомканные салфетки в корзину для бумаг и снова уселся в кресло напротив Кина.
— Думаю, следствие расставит все по местам, — выдавил Кин беспомощную пустую фразу, лишь бы прекратить нестерпимо затянувшееся молчание.
— Я тоже на это надеюсь, — ободряюще кивнул Абурхад, взяв со столика рюмку и поднимая ее на уровень глаз. — Ваше здоровье.
Однако Кин не спешил притрагиваться к своей рюмке. Он привык считать свою выдержку безукоризненной, но сейчас его била противная мелкая дрожь в придачу к дергающемуся нижнему веку. Отчетливо предвосхищая, как будет выглядеть его трясущаяся на весу рука, Кин не мог представить, каким образом избежать этого добавочного унижения.
— Что же вы не пьете? — удивился командир гарнизона.
Нехотя Кин взялся за витую серебряную ножку, рука предательски дрогнула, и налитая до краев настойка выплеснулась ему на пальцы.
— Ничего-ничего, бывает, — благожелательно подбодрил его Абурхад, протягивая бумажную салфетку. — Нервы могут сдать у каждого, не стоит переживать.
Воспользовавшись салфеткой, Кин осушил рюмку залпом и с резким стуком, точно гвоздик вколотил, поставил ее на столешницу.
— Доктор Буанье сказала мне, что обеспокоена вашим состоянием, — продолжил командир гарнизона. — К тому же вы почему-то отказались от ее услуг…
— Я счел, что вполне могу обойтись без медицинской помощи. — Кин решил вежливо славировать. — Не спорю, я несколько переутомился перед поездкой сюда. Но мне такое не в новинку. Достаточно хорошенько выспаться разок-другой, и я приду в норму.
— Ну вот, вы же сами признали, что ваше здоровье оставляет желать лучшего. — Озабоченный Абурхад развел руками. — Поверьте, Буанье опытный врач, и она не стала бы тревожиться по пустякам.
Запоздало спохватившись, Кин выругал себя последними словами. Сознаваться в дурном самочувствии не стоило, тем упорнее на него теперь будут наседать, уговаривая пройти обследование у психиатра. Попытка продемонстрировать благоразумие оказалась воспринята как пагубная беспечность, вдобавок он перестарался, ненароком подтвердив, что лицемерные опасения ушлой стервы Буанье вовсе не беспочвенны. Хотя выпито было совсем немного, по телу расползалась омерзительная ватная слабость, мысли шли вразброд, подхлестываемые опасением, как бы не сморозить еще одну глупость.
— Послушайте моего совета, вам не следует пренебрегать предложенной помощью врача, — продолжал командир гарнизона. — Вымотаться может каждый, тут нет ничего зазорного, не так ли?
Оставалось непонятным, насколько искренне Абурхад печется о его здоровье. То ли он без всяких задних мыслей проявляет простодушную заботу, то ли затевает на редкость циничную жестокую игру.
— Хорошо, я подумаю над этим, — обтекаемо промолвил Кин.
— Полагаюсь на ваше благоразумие.
Наконец-то скользкая тема оказалась исчерпана. По ходу разговора у Кина мелькнуло шальное подозрение, уж не получил ли Нариман доступ к его досье и медицинской карточке, хранящимся в штаб-квартире контрразведки. Нет, это совершенно исключено, Дервенов ни в коем случае не допустил бы преждевременного раскрытия инкогнито. Чистейшей воды совпадение, не более того.
— Что же касается хода инспекции, тут я целиком к вашим услугам, — заверил Абурхад. — За любыми пояснениями обращайтесь непосредственно ко мне, если заметите какие-либо упущения, не сочтите за труд сообщить о них сразу.
— У меня есть одно наблюдение, если угодно, — донельзя раздосадованный Кин ухватился за повод отбросить сдержанность и отыграться, выложив накипевшее.
— Слушаю вас.
— Я неоднократно замечал, что поведение ваших подчиненных отклоняется от предписываемого уставом, — жестко заявил он.
Абурхад чуть помедлил, картинно вскинув тонкие брови.
— Пожалуйста, конкретнее. Вы имеете в виду квадр-офицера Ронча?
— Нет, как раз его поведение не вызывает ни малейших нареканий. Я имею в виду, что у вас в гарнизоне сплошь и рядом нижние чины не утруждают себя тем, чтобы приветствовать старших по званию как полагается. На мой взгляд, это совершенно неприемлемо. С таких мелочей и начинается общая расхлябанность, которая потом доводит до серьезных дисциплинарных проступков и чрезвычайных происшествий.
— Вы имеете в виду тот трагический случай?..
— Нет, я говорю о положении дел в целом. А что касается гибели пятерых солдат, об этом нам еще предстоит отдельный серьезный разговор, — пообещал Кин. — Пока я хотел бы услышать, как вы сами относитесь к тому, что ваши подчиненные систематически игнорируют устав.
Командир гарнизона немного помедлил, собираясь с мыслями.
— Видите ли, инспектор Кин… — хмуро заговорил Абурхад. — Как бы вам объяснить… Это в штабном коридоре легко приветствовать начальство по всей форме. У нас другие условия, как вы сами, вероятно, уже заметили. Мы здесь постоянно держим палец на гашетке, поэтому нам бывает не до формальностей. Пока солдат тянется в струнку и ест глазами встреченное на дорожке начальство, сзади на него может наброситься тещин язык или еще какая-нибудь мерзость. Бывают ситуации, когда у дежурного унтера каждая секунда на счету и ему не до того, чтобы отдавать честь по всей форме. Здесь даже не фронтовые условия, гораздо тяжелее. При постоянном нервном напряжении, повышенной концентрации внимания люди очень сильно изматываются. Согласитесь, можно строго спрашивать с солдата за нечищеные ботинки на плацу, но не под ливнем на болоте.
— Вы забыли упомянуть повышенную гравитацию, — съязвил Кин. — Она, безусловно, затрудняет процесс отрывания задницы от сиденья.
— Между прочим, вы совершенно правы, — согласился командир гарнизона, демонстративно встав с кресла и прохаживаясь по кабинету. — Раз уж речь зашла о скрупулезном соблюдении устава, позвольте и мне поделиться своими наблюдениями. Несколько раз я замечал, что секунд-офицер Кин позволяет себе спокойненько сидеть, когда прим-офицер Абурхад встает. Но я не делаю из этого далеко идущих выводов о наплевательском отношении генштабистов к дисциплине.
Ответная шпилька получилась отменная, только теперь Кин осознал, какое недоразумение вышло по его недосмотру. Согласно иерархии Генштаба, на должность инспектора назначали секунд-офицера, поэтому Кину пришлось облачиться в мундир с петлицами на ступень ниже собственной. Однако он допустил существенный промах, продолжая безотчетно воспринимать Абурхада как равного по званию и избрав соответствующую манеру общения.
— Прошу извинить, — пробормотал он, опомнившись и поспешно вскакивая на ноги.
— Да ладно, сидите, — снисходительно махнул рукой командир гарнизона. — Это я так, к слову… А то у вас педантизм какой-то однобокий, он далеко не украшает, скажу прямо.
— Признаться, я очень много наслышан о вас, — проговорил Кин, продолжая стоять навытяжку. — И никак не мог предположить, что вы сторонник либерализации устава.
— Я сторонник здравого смысла, инспектор Кин. — Завуалированная лесть нисколько не смягчила Абурхада. — Попробуйте здесь посадить солдата на гауптвахту, так он будет на верху блаженства от того, что ему не надо ходить в патруле.
