Виктор Косенков - Русские навсегда
Между погромом на квартире у Лаптева и визитом туда опергруппы прошло не так много времени. Человек, устроивший шмон, должен был четко знать, что он ищет и что времени у него мало. Иначе тот факт, что опергруппа никого не застала, можно было объяснить только случайной неудачей. Но в случайности Калугин не верил.
Выводы напрашивались совсем уж нехорошие.
Удостоверение, скорее всего, было настоящим.
От этой мысли Калугину делалось не по себе. Ловить «крота», да еще в условиях цейтнота…
«Интересно, а почему он их не пристрелил?» – подумал Володя, убирая уже отдавленные каким-то толстяком ноги.
– Простите, – просипел толстяк. По его лбу крупными каплями катился пот.
– Ничего, ничего, – равнодушно ответил Калугин, но толстяк воспринял это как разрешение завести беседу.
– Слышали, чего в мире делается? – Владимир Дмитриевич отмолчался, но неожиданный собеседник продолжал: – Совсем ошалели. Совсем. Я вот отца Леонида читал, так он говорит, что война будет. Оттого, что много в людях мерзости накопилось. Шлаков всяких. И сгустков. Все это рождает зависть. Оттого и войны все. От страха и зависти. А зависть от грязи. Чистить надо. Пить много…
– Это точно, – закивала женщина справа. – Пить – это по-нашему. Вот такой как зальет зенки с самого с утра, так и топчется по ногам до вечера. И топчет, и топчет!
– Извините, – толстяк хрустнул шеей. – Это у меня ноги большие… А пить, это я не про то. А совсем про другое.
– Да уж, конечно, то-то вонища! – завелась тетка. – Луком, поди, закусывал. Или чесноком.
– Шлепнул бы и шлюх, и директора-идиота, – вдруг, неожиданно для самого себя, брякнул Калугин.
Толстяк вытаращил глаза, как перепуганная болонка. Тетка с оттоптанными ногами перестала ворчать и принялась протискиваться в глубь вагона.
– Извините, – снова сказал толстяк, отодвигаясь от Володи.
– Вы выходите? – поинтересовался Калугин.
– Я… – Но тут открылись двери, и людской поток вынес потеющего толстяка, стремящегося к очищению, на перрон.
Следом вышел и Калугин.
«А ведь действительно. Положил бы там и Хвостова, и двух шлюшек. Не надо было бы выдумывать эту байку, нелепую, про списывание водителя задним числом. Неужели пожалел? Или не хотел шум поднимать?»
37.
– Вот. – Хвостов открыл дверь, пропуская внутрь Иванова и вихрь холодного воздуха. За городом было свежо и морозно. Алексей даже удивился, вылезая из прогретой духоты автомобиля, казалось, вот только-только вокруг была слякотная городская зима, пропитанная солью, песком и какой-то химией, а тут белый нетронутый снег, колючий ветер, мороз. – Вот тут моя дачка… Товарищ… Гражданин… – директор запутался. – В общем, тут они.
– Угу, – пробормотал Алексей, осматриваясь.
Хвостов прибеднялся, называя эти хоромы «дачкой». Вполне понятное, мелкое тщеславие человека, сумевшего выстроить такую домину и при этом не сесть в тюрьму за неуплату налогов.
– Тут еще подвал есть, там банька у меня и бассейн, – сообщил Хвостов, показывая на лестницу, ведущую вниз.
В «дачке» было четыре этажа, включая подвальный, где уместился значительных размеров бассейн и «банька» представительского класса. Первый этаж был отдан подо что-то вроде каминного зала, с отделкой под охотничий домик лучших застойных лет. Медвежьи шкуры на полу, значительный стол, ножками которому служили толстые круглые бревна. Кресла из толстых брусьев, тяжелые даже на вид, с высокими резными спинками. С потолка свешивались лосиные рога, приспособленные под люстру каким-то народным умельцем.
– Нравится? – спросил директор.
Иванов покосился на Хвостова и увидел, что глаза у того лучатся тем удивительным мальчишеским восторгом, подделать который невозможно. Директору самому до мышиного писка нравились эти столы, шкуры, четыре этажа и «банька», где могут мыться Гаргантюа и Пантагрюэли.
– Да… – ответил Алексей. – Впечатляет. А где наши девушки?
Хвостов завертел головой.
– Где-то тут должны быть… Сейчас… Пройдемте наверх, наверное, там.
Они поднялись по винтовой и, на взгляд Иванова, жутко неудобной лестнице.
– Девочки! – позвал директор, заглядывая на второй этаж. – Девочки! Странно… Может быть, выше?…
– Может быть…
Иванов с подозрением осмотрелся.
Но девочки действительно нашлись. Они мирно спали в самой дальней комнате этого благоустроенного лабиринта.
– Девчонки, милые, – заворковал Хвостов. – Девочки, поднимаемся, тут товарищ с вами хочет поговорить… Девочки… Милочка. Риточка. Зайчики… Просыпаемся…
Он кудахтал над ними, как ласковая голубица над свежевылупившимися голубятами. Иванов физически чувствовал, как рабочее время утекает чёрт знает куда совершенно впустую.
Голубята вели себя соответственно. Они потягивались, высовывая из-под одеяла то одну, то другую обнаженную часть тела, соблазнительно выгибались, зевали и бормотали что-то типа:
– Ну, папочка, ну, хороший, ну, дай поспать… Ну, мы же на отдыхе… Ну, папочка, не хотим клиента…
Этот «папочка», в сочетании с «не хотим клиента», прибил Иванова совершенно, и он решил, что пора заканчивать комедию.
Алексей каким-то страшным тигриным рыком прочистил горло.
Девочки встрепенулись.
– Гражданочки. – Иванов сверкнул корочками, взял стул и подставил его поближе к кровати. – У Федеральной службы безопасности есть к вам парочка серьезных вопросов.
Он сел рядом и внимательно посмотрел на «гражданочек», натянувших одеяло буквально до ушей.
– Вчера ночью вы стали свидетельницами убийства гражданина Бортко.
– Кого? – робко подала голос из-под одеяла то ли Мила, то ли Рита.
– Сенечки, Сенечки, – зашептал директор.
– Так вот, – Иванов продолжил. – Мне бы очень хотелось услышать от вас подробности этого дела. Все подробности. Когда вы прибыли на квартиру, где произошло убийство? При каких обстоятельствах? Кто вас встретил? О чем говорили? Сколько было человек в квартире? И что произошло дальше? В общем, история полностью. Что не ясно?
– Так Сенечка же… – промямлила одна девушка. – Он же уволился… Давно…
– Гхм… – Иванов сделал вид, что стряхивает какую-то пылинку на брюках. В это время директор делал своим «зайчикам» яростные жесты.
– Нет? – удивилась девушка. – Так ведь…
– Говори, как было, – прошипел Хвостов. – Все, как было, говори!
– Как было?… – Девочки растерянно переглянулись. – А как было?
У Хвостова опустились плечи.
– Чего-о-о?… – заканючила, видимо, Мила. – То так, то сяк… Откуда я знаю, как все было? Как хотите, так и было, мне что, больше всех надо, я не знаю… Скажите мне уже, как надо… Ну, папочка, ну, миленький, ну, скажи…
– Говори правду, – с нажимом сквозь зубы прошипел «папочка».
– Да мне все равно…
– Зато мне не все равно, – вздохнул Иванов. – Значит, так, подружки, у вас два варианта. Либо мы мило беседуем сейчас и здесь, а потом вы заскакиваете к нам подписать свидетельские показания, и мы больше не встречаемся. Либо вы одеваетесь за сорок пять секунд и дуете со мной в Управление. Где мы беседуем в других тонах и в другом тоне. Выгоду понимаете?
Девочки переглянулись.
– Чего он меня путает? – прошептала Мила. – Я в садюшки с Тошиком играла…
– Тихо ты, дура, – ткнула ее локтем Рита. – Этот похуже Тошика будет…
– Так я не понял? Выгоды ясны? – снова спросил Иванов.
– Ясны, – ответила Рита.
– А почему в сорок пять секунд? – поинтересовалась более смелая Мила.
– Потому что товарищ служил в десантных войсках! – не выдержал директор и швырнул в Милу ажурной комбинашкой. – Отвечай, что спрашивают!
– Понятно, понятно…
– Итак, я слушаю. Во сколько вы прибыли на квартиру?
– Около двенадцати ночи.
– А точнее?
– Точнее можно в платежке посмотреть, – вмешался Хвостов. – Я распоряжусь, чтобы сделали выписку?
– Хорошо. – Иванов кивнул, и директор убежал 6 соседнюю комнату звонить в бухгалтерию. – Дальше…
– А потом. – Рита задумалась. – Потом нас встретил такой дядечка. Ну, такой… – Она развела руками, одеяло упало, обнажая полную красивую грудь.
«А у меня жена только через три дня вернется», – неожиданно и совершенно некстати подумал Алексей.
– Толстый, что ли? – спросил Леха.
– Нет! – Рита отмахнулась. – Солидный такой.
– Понятно. Дальше. – Леха открыл ноутбук, поискал в списке документов фотографию Лаптева.
– Потом он нам сказал, что не для себя приглашает, а для какого-то мальчика.
– Что за мальчик?
– Ну, мальчик такой…
– Мальчик как мальчик, – перебила Риту Мила. – Лет тридцать.
– Ничего себе мальчик, – пробормотал Иванов. – Ну-ну, дальше.
– Лет тридцать, среднего роста, волосы вот, как у тебя…
– Русые?
– Ага. Ну там… волосы на груди…
– Это необязательно. Что-нибудь особенное было?
