Алексей Ивакин - На взлет идут штрафные батальоны. Со Второй Мировой – на Первую Галактическую

Харченко махнул рукой и зашагал.

– А ну, стой! – неожиданно рявкнул священник

Харченко остановился как вкопанный.

Отец Евгений подошел к нему:

– Устал ты, Сережа. От войны устал. Вот войну свою закончишь – отдохнешь. А Господь… Простит тебя Господь. Он всех прощает…

– И даже этих? – горько кивнул на почерневшие проемы окон Харченко.

– Тех, кто себя совестью казнит, Он прощает. Человек себе судия, не Бог. Чем более жестоко наказание себе – тем Бог милосерднее.

Харченко молчал, глядя в небо.

– Возвращайся, Сережа. Дело свое доделаешь – и возвращайся. И Виталия с собой бери.

– Куда возвращаться? – не понял майор.

– А вот посмотри на этих, – отец Евгений кивнул в сторону освобожденных людей, уже разбитых на группы. – Ну, куда им лететь? Одна обуза. Оставим здесь, и я с ними останусь. Вы когда на Землю вернетесь, пришлите сюда транспорт с этими… Воцерковленными. Теми, что мы в Вятке спасли. Вот и заживем тут, без Автарков и экспериментов.

– Они же невменяемые! – удивился особист. – Как ты тут с ними?

– После таких страданий да ужасов будешь ли в уме здравом? Да ты не бойся, Сережа, терпение и труд – они все перетрут. Уж как-нибудь справлюсь. За неделю, поди, управитесь на Земле-то?

– Управимся, конечно. Другого выхода нет, – опять вздохнул Харченко.

– Ну, тогда беги, сынок. Беги – и возвращайся.

И отец Евгений побежал к своим подопечным.

– Батюшка!

– Ась? – остановился священник

– Спасибо, батюшка! – неожиданно для самого себя поклонился Харченко.

– И тебе спасибо, что ко мне пришел, это ты правильно сделал. А теперь – иди! Быстрее уйдете, быстрее и вернетесь…

Батюшка снова побежал, смешно махая кудрями по ветру. И шепча про себя: «Господъ и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия да простит ти Сергия, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь.»

А майор особого отдела Сергей Харченко ничего про себя не шептал.

Он просто улыбался царящей в душе внутренней тишине…

Глава 9

– Вот где-то так, примерно… – Харченко устало потянулся. – Я особо глубоко пока не копал, так по верхам прошелся, первый сбор данных провел – и все. Веселенькие у них эксперименты, верно? Прав был Яша, когда их с нацистами сравнивал. Только те в концлагерях развлекались, а эти —в таких вот «научных центрах», – последнее словосочетание Сергей произнес с нескрываемой брезгливостью.

– Кстати, что примечательно – у руководителей и всяких прочих лаборантов этого «движения за спасение человечества» никаких психоблоков нет и в помине в отличие от рядовых исполнителей или там охранников. Видать, даже теоретически не предполагали, что их кто-то может за яйца ухватить. Полная, мля, безнаказанность! Они ведь, твари, на допросах даже не пытались запираться или врать, что спрашивал, то и отвечали. Еще и с полной убежденностью в собственной правоте. Аж глазки блестели. Мол, «мы осознали, что человечество пошло не туда, и теперь изыскиваем возможности исправить ситуацию». Вырастить новое человечество! Понимаешь?! Спасатели человеческой расы нашлись! И ведь, по их-то логике, и фашисты тогда тоже вовсе не зверствовали, а просто «изыскивали возможности». Нелюди они, Виталь, все больше в этом убеждаюсь, чистенькие такие, умненькие нелюди. Бакалавры с магистрами и прочими докторами наук, ага… Не звери даже, а именно нелюди! Самое страшное – их же не в репродуктивных центрах вырастили, их же матери рожали… нормально рожали, как всех нас… Хотя и у наших эсэсманов тоже свои мамки имелись…

Особист замолчал, переводя дыхание и успокаиваясь, затем продолжил:

– В общем-то, ничего особо нового и сенсационного сверх того, что мы уже и так знали, я не нарыл, так детали да подробности. Вот только от этих подробностей хочется сначала всех их перебить, всех до единого, а потом самому застрелиться. Знаешь, как ни странно, но для нас сейчас главное – всё подробненько запротоколировать. И про эксперименты, и про «лабораторный материал», и про холодильники… С именами, датами, голофото и видео. А потом устроить показательный процесс… на весь мир, на все колонии, на всю, мать ее, галактику!

О том, что один смертный приговор он все же вынес и собственноручно исполнил, Сергей решил пока товарищу не говорить.

Да и знал о том один лишь отец Евгений…

– Серег, думаешь, это кого-то тронет по-настоящему? Потомков наших я имею в виду?

– Должно тронуть, Виталь. Так тронуть, чтобы они снова ЛЮДЬМИ стали. А иначе зачем тогда все это? Вся эта наша война иначе зачем? Зачем всё, если не станет будущего?.. Они ведь сейчас не просто в тепле да сытости погрязли, они живут в постоянном настоящем, понимаешь, комбат? У них уже давно ни прошлого нет, ни будущего. Одно настоящее. Вязкое и приторное такое, как кисель. Каждый день одно и то же. И войну мы можем выиграть, только если вытащим их оттуда, из этого настоящего…

– Разошелся ты сегодня, Серег…

– А ты б не разошелся? Детишек этих, пацана с девкой, что Дзахоев с товарищами освободил, видел? Камеры эти, где людей как скот по много дней держали, видел? Мужиков отдельно, баб отдельно? Холодильники с «мясом» тоже видел? А ведь у них еще и другие эксперименты проводились, много всяких экспериментов. Они ведь, суки, даже на нас виды имели – Маурья-то, оказывается, без их ведома батальон сюда выдернул, представляешь? Инициативу, понимаешь ли, проявил…

– Да ну? Серьезно? Ты ж вроде его еще на Земле подозревал?

– Подозревал, да. Ошибся, всякое бывает. Нет, как человек-то он при любом раскладе полное дерьмо, но вот с фашистами этими никак не повязан. И даже больше – представь себе, но в некоторых случаях им было необходимо его разрешение.

– И давал? Разрешение, в смысле?

– Конечно, они ж его во все подробностине посвящали, а в науке он смыслит, примерно как мы с тобой. Как организатор он вроде ничего, но звезд с неба не хватает. «Манагер», одним словом, – улыбнулся, припомнив понравившееся словечко, Сергей. – Хотя поговорить с ним по душам все равно придется, никуда ему не деться. Эх, ладно. Нервы после этих допросов совсем сдали, скоро на своих кидаться начну… Короче, где вся их верхушка окопалась, мы теперь знаем, так что можно и домой лететь. На планете, думаю, оставим следственную группу, надежные ребята у меня есть, пару дивизий добровольцев – ну и из наших нужно мужиков пограмотней выбрать, чтобы потомки тут чего не учудили.

– А другие планеты?

– Так в том-то и дело, что после вторжений наши «друзья» отзывали своих зверушек, оставляя лишь нечто вроде небольшого мобильного отряда. Да и нет у них никаких «несметных миллионов» крокодилов – это у страха глаза велики. Планеты захватывались поочередно, редко когда по две-три разом, но в разных секторах, чтобы создать видимость массированного инопланетного вторжения. А потом, когда они убедились, что толку почти ноль и колонисты не шибко-то собираются браться за оружие, эксперимент «Вторжение» и вовсе начали потихоньку сворачивать. Зато перешли к психологическим экспериментам над группами захваченных людей.

– Погоди, – комбат казался искренне удивленным. – А атака на Вятку? Это-то зачем?

– Отвлекающий маневр, чтобы от себя подозрения отвести – это раз. Но это, как ты понимаешь, не главная причина. А главная – в попытке прощупать, на что мы способны и чего сумели добиться от добровольцев. Самое смешное, они сочли, что наша методика по их меркам себя оправдала. Да, еще и те верующие, помнишь? Очень они отчего-то для наших экспериментаторов неудобны… впрочем, об этом лучше с батюшкой поговорить, он на всё ответы имеет. Ну, на Марс с Венерой они и вовсе высаживаться не собирались.

– Вот же уроды…

– Не, сказал же: нелюди. Так и никак иначе!

– Слушай, Серег, погоди, не спеши! Хоть в двух словах мне про этот их Ученый Совет расскажи. Что нас там хоть ждет-то? Снова штурмовать придется?

– Не, Виталь, похоже, не придется. Это ж не укрепрайон, и не база ящеров. Понимаешь, ну как тебе объяснить? Ученый Совет – это, по сути, нечто вроде закрытого клуба для узкого круга допущенных. Ну, помнишь, как у английских джентльменов? Клубы, куда со стороны никто попасть не мог, только по протекции одного из членов или за особые заслуги? Вот и здесь тоже так, непосредственно в Совет входила лишь горстка избранных ученых самого высокого ранга, а всякие там рядовые лаборанты с кандидатами да прочими научными сотрудниками о нем даже не подозревали. Знали лишь о существовании Ученого Совета, как высшего органа управления всей их научной деятельностью, и только. Кстати, они себя иногда так и называли, «избранные», представляешь?