Евгений Шалашов - Слово наемника
— Итак, господин Артакс, вы обвиняетесь в четырех убийствах! — торжественно объявил судья. — Что вы на это скажете?
— Скажу, что я совершил гораздо больше убийств, чем вы мне приписываете, — усмехнулся я. — И, право слово, если бы меня судили за каждое из них, то повесили бы давным-давно. Я наемник и двадцать лет зарабатываю себе на хлеб этим ремеслом. Покойников за моей спиной столько, что они не поместятся на городском кладбище!
— Артакс, вы опять пускаетесь в ненужные философствования, — изрек первый бургомистр. — Я уже давно понял, что вы прекрасный софист. Но здесь вам не лекционная аудитория. Пожалуйста, ближе к делу!
Свои полпфеннига решил внести и судья. Господин Циммель, старательно просморкавшись в платок не первой свежести, заявил:
— Быть наемником и убивать людей на поле сражения — это не есть преступление. Ответственность за это берет на себя правитель, ведущий войска. Кроме того, нас не волнуют ваши другие дела. Вас обвиняют в преступлениях, совершенных в городе Ульбурге, а именно — в преднамеренном убийстве господина Ольгерда Вольфсингера и господина Ульрика Винера, которых вы убили с сообщником. Кроме того, вы убили капитана городской стражи Любека.
— Господин судья, — вмешался Лабстерман. — К сожалению, у нас нет доказательств убийства Вольфсингера и Винера. Есть слухи и сплетни, не более того. У нас нет даже их тел. Как говорили древние — Nemo judex sine actore.
— А? Что вы сказали? — вытаращился судья.
— Может, господин Артакс сумеет перевести? — снисходительно поинтересовался Лабстерман.
— Нет тела — нет и дела![6] — выпалил я, удивившись, откуда всё это помню?
— Не нужно выказывать свою ученость! — рассердился на меня Циммель, хотя сердиться-то он должен был на себя. Или — на первого бургомистра.
— Перевод — приблизительный, но вы угадали. Посему я снимаю обвинения в убийстве этих господ. Впрочем, — великодушно сообщил первый бургомистр. — Я не стану выдвигать против Артакса обвинение в убийстве капитана Любека.
По залу заседаний пронесся ветерок волнения, но Лабстерман утихомирил его одним мановением руки:
— Я понимаю, господа, трудно вообразить, что человек может умереть, случайно наткнувшись на соломину. И чтобы соломина случайно (выделил он с нажимом!) вошла в мозг… Конечно, теория это допускает, но мы с вами — здравомыслящие люди. Но, — развел руками обвинитель, — стражники уверяют, что камера была закрыта, а тело капитана лежало в нескольких ярдах от решетки. Сам преступник был в кандалах. Он же и является единственным свидетелем обвинения. Мы знаем, что убийство совершил Артакс, однако, увы, доказать это невозможно! Однако справедливость все равно восторжествует! У нас достаточно доказательств убийства фрау Уты, которые приведут наемника на эшафот!
— Скажите, любезный обвинитель, — задумчиво произнес я. — А почему вы сразу не пошлете меня на виселицу? Судя по всему, приговор уже вынесен. Зачем весь этот спектакль? Изображать разбирательство дела, судить. Скорее, я наблюдаю тут судилище. Фи, господа бюргеры! Фиглярство…
Члены совета снова зашумели, как школяры на перемене. Топали ногами, свистели. Их, видите ли, возмутило, что наемник сомневается в законности их собрания!
— М-да, Артакс, — тихонько шепнул мне Лабстерман. — Вы сами сделали половину моей работы. Вряд ли члены совета будут теперь снисходительны!
Я не стал отвечать. Зачем? Я не настолько наивен, чтобы надеяться на милость городских бюргеров.
— Артакс, я делаю вам замечание! — строго кашлянул судья.
Со своего места соскочил тщедушный седоусый старшина стекольщиков (виноват — старшина стеклодувов!). Кажется, Зеркаль или Заркаль? Похрипывая и подкашливая (дуть стекло целых сорок лет — тяжелая работа для легких), старшина закричал:
— Этот наемник издевается! Он забыл, что сейчас он уже не комендант, а никто! Он — преступник!
— Вот видите, господин судья, — с укоризной сказал я Циммелю. — Меня еще не осудили, а уже называют преступником. Как это понимать?
Вместо судьи отозвался Лабстерман:
— А как нужно именовать человека, совершившего преступление? У меня есть веские доказательства назвать вас убийцей.
— Разве вину не должен доказывать суд?
— Артакс, вы опять играете в слова, — поморщился первый бургомистр. — Господа судьи уже знают, какое преступление вы совершили.
— Артакс — предатель! — опять завопил стеклодув. — Он был на стороне Фалькенштайна!
— Вы, господин старшина, говорите, но не заговаривайтесь, — укорил стеклодува один из купцов. — Артакс хоть и убийца, но именно он спас город от герцога.
— Да? — усмехнулся стеклодув, брызгая слюной. — А спросите его, почему он запретил моим людям убивать солдат герцога? Разве это не предательство?
— Жаль, что я вас не повесил вместе с Гонкуром, — усмехнулся я. — Рядышком бы висели. Один — за неисполнительность, а второй — за жестокость. Я уже говорил, что добивать раненых — великий грех!
— Грех?! — взвился седоусый. — Убить врага — грех?! Вы сказали, что, если Фалькенштайн захватит город, он прикажет меня казнить за убийство его солдат! Значит, вы допускали, что Фалькенштайн может захватить город?! Я требую, чтобы Артакса судили не только за убийство, но и за предательство интересов города! Артакс — изменник.
— Мастер Заркаль, не говорите глупостей, — наморщил лоб купец Фандорн. — Никто не может знать наверняка — возьмут ли город, удастся ли его отстоять. А добивать раненых — это и в самом деле грех.
— Довольно! — прекратил словопрения герр Циммель. — Мы здесь не для того, чтобы обвинять господина Артакса в его промахах или, — сделал судья паузу, — восхвалять его прошлые доблести. Мы здесь собрались, чтобы решить — виновен или нет Юджин Артакс в убийстве своей супруги — Уты фон Лайнс… виноват, фон Артакс.
«Да у них какое-то помешательство на этих „фонах“. Вот и первый супруг Уты сделался фон…» — подумал я, а вслух сказал:
— Господин судья, вы бы определились. Если назвали меня преступником, так к чему теперь что-то доказывать?
— Артакс, я запрещаю вам говорить без моего разрешения! — завопил Циммель и яростно застучал молоточком. Отстучавшись, судья отдышался и изрек: — Итак, слушается дело об убийстве Уты фон Артакс, ранее именованной вдовой Лайнс, бюргерши вольного города Ульбурга.
— Прошу прощения, господин судья, разрешите вопрос? — подал голос толстячок Кауфман, третий бургомистр, смирно сидевший в общем зале. Дождавшись кивка, толстячок выпалил: — Если мы именуем покойную Утой фон Артакс, то почему называем господина бывшего коменданта просто Артаксом, а не фон Артаксом? Ведь если он дворянин, то его дело надлежит передать в ведение имперского суда.
— Какая разница, Кауфман? — вмешался первый бургомистр. — Артакс или фон Артакс? В Ульбурге нет привилегий для титулованной знати, тем более, сам наемник не настаивает на своем дворянстве.
— Напомню, что преступление совершено в пределах стен вольного города Ульбурга! — сурово пристукнул молоточком Циммель.
Бедный Кауфман испуганно сел. Вот уж кому не позавидуешь, так это ему. Как он вообще попал в бургомистры, пусть и в третьи?
— Господин обвинитель, приступайте! — стукнул еще раз судья и сурово обвел глазами зал: — Напоминаю, что слушается дело об уголовном преступлении. Если господа члены совета будут шуметь или обсуждать другие дела, я прикажу удалять их из зала!
— Итак, господа, — начал первый бургомистр. — Всем вам хорошо известен сидящий перед вами человек. Это — господин Артакс, бывший комендант нашего города. Да, безусловно, благодаря Артаксу мы отстояли наш город, сохранили все вольности. Жители Ульбурга считали его героем. Вспомните, не далее как два месяца назад мы обсуждали, не стоит ли установить на главной площади памятник господину Артаксу?
Бюргеры закивали, опасливо косясь в сторону Циммеля, а Лабстерман продолжил:
— Господин Артакс совершил много подвигов для блага Ульбурга. Не будем говорить, что его труд обошелся нам очень дорого. Впрочем, спасение города стоило затраченных денег… Замечу — труд наемника оплачен звонкой монетой. Стало быть, мы с ним в расчете. Это — первое, господа. Теперь второе: Артакс взял в жены нашу горожанку, вдову почтенного владельца гостиницы господина Лайнса — фрау Уту, и дал ей свое имя. Фрау Ута считала, что ее муж останется жить с ней. Можно бы радоваться. Ведь отныне мы могли спать спокойно — в случае военной опасности Артакс возьмет оборону города в свои руки! Но что мы узнаем? Бывший комендант исчезает из города, а по возвращении убивает свою жену, несчастную фрау Уту, законопослушную горожанку. Ута была хорошей и верной женой господина Лайнса, она могла бы составить счастье наемнику, который двадцать лет продает свою душу и свой меч. Ута Артакс была немолода, но она могла бы еще стать матерью. И что же? Вчера мы похоронили несчастную Уту. Уважаемые сограждане! Я не меньше вас уважаю господина Артакса, ценю его мужество и навыки, но хочу сказать — никакое геройство не может оправдать преднамеренное убийство. Пусть оно было совершено из ревности. Комендант Артакс совершил чудо, когда отстоял город, и он получил за это деньги и нашу признательность. Но, став убийцей, он должен получить суровое наказание и ощутить на себе наш гнев! Это третье, и главное!
