Евгений Шалашов - Слово наемника

Стражники, изрядно разозлившиеся на того, кто закрыл их в клетке с буйным арестантом, решили выместить свой гнев на Любеке. Но мордатый, как оказалось, умел за себя постоять. Удар в ухо, пинок в промежность, и все стали как шелковые!

— Кстати, господин первый бургомистр, — заметил я. — Не забудьте выдать стражникам по два талера. Они их честно заработали!

Парни, несмотря на плачевное состояние, оживились.

— Да, герр Лабстерман, вы обещали! — заявил один из них.

— Знали бы, что тут псих, так больше потребовали, — добавил другой, с переломанным носом.

Бургомистр посмотрел на Любека, а тот лишь пожал плечами — мол, сами решайте.

— Выдам по два талера, — скрипнув зубами (и скрепя сердце), пообещал первый бургомистр.

Когда Лабстерман и все остальные ушли (того, что получил в лоб эфесом собственного тесака, пришлось уносить), я старательно обыскал клетку — не выпало ли из карманов или из-за поясов стражников чего-нибудь полезного в хозяйстве узника. Задним числом пожалел, что не взял у приятеля-щипача пару уроков. Авось пригодилось бы.

— Что вы там ищете? — раздался голос Любека.

Оказывается, стражник (возможно, капитан городской стражи — а иначе чего бы он командовал?) никуда не ушел, а стоял наверху, наблюдая за тем, как я ползаю по клетке. Поднимаясь с коленей и подтягивая цепи, я с некоторым смущением ответил:

— Да вот, решил посмотреть — не упало ли что-нибудь.

— Какой-нибудь кинжал или еще что-то, — в тон мне продолжил Любек.

— Именно так, — не стал я изворачиваться. Потом поинтересовался: — А вы, господин Любек, почему не зашли вместе с остальными?

— Я капитан городской стражи, — сообщил Любек, подтверждая мои предположения. — Мне негоже избивать арестанта, да еще и закованного. И потом, я уже имел как-то дело с вами. Не помните?

— В прошлый раз я был без оков, — пожал я плечами. — Бить связанного не в пример удобнее.

— Ну, мне хватило, — хмыкнул Любек. — Кроме того, есть и иные обстоятельства.

— Вот как? — удивился я. — А что за обстоятельства?

— Да, собственно говоря, всё то же самое, что и раньше. Мое поручение осталось в силе. Правда, за одним исключением… Я теперь должен не пригласить вас на встречу, а доставить туда, куда мне приказано. Неважно — хотите вы этого или нет.

Речь капитана городской стражи мне показалась странной. Он говорил совсем не так, как два года назад. И не так, как полагалось бы говорить начальнику городской стражи. Такое впечатление, что передо мной был образованный человек. Возможно, дворянин.

— И как вы это сделаете? — поинтересовался я и для убедительности потряс цепями.

— Как — мое дело, — улыбнулся Любек. — Главное, что вы сидите здесь, в каземате, значит, в ближайшее время никуда не денетесь.

— Разве что — на виселицу, — мрачно пошутил я.

— Перед тем как вас будут вешать, должен состояться суд. Стало быть, время у нас еще есть.

— Не хотите сказать, куда вы меня собрались отвезти?

— А зачем? — пожал плечами Любек. — Кто вас знает, не заартачитесь ли? И еще, Артакс… Знали бы вы, как мне хочется вас прирезать!

— За что? — не очень искренне поинтересовался я. — Неужели за ту давнюю встречу?

— Вам не приходилось полдня ходить в обгаженных штанах?

— В обгаженных — не приходилось. А вот в обоссанных — да.

Этому… курносому я рассказывать не стал, но сам вспомнил.

Впереди, в долине, третий час шел бой. Рыцарская конница смешалась с легкой кавалерией, утюжа копейщиков, а лучники, отбросив луки, дрались на ножах с пикинерами. Словом — все как всегда, когда самый-самый разгар схватки и непонятно пока, кто кого одолеет: то ли мы переломим силы императора Фирсиуса Лотта, не то — он нас. Все зависело от хладнокровия главнокомандующих — его королевского высочества герцога де ля Кена (нашего!) и его высочества герцога Эзеля (не нашего). Тот, кто придержит свои резервы до решающего часа, тот и выиграет сражение. Посему мы были в резерве.

Наш полк оказался зажат между двумя бригадами кавалерии. Сказать, что было тесно, — не сказать ничего. Простоять в тяжелом облачении и с оружием несколько часов — невыносимо тяжело. Солнце палило, мы истекали потом, а отойти в сторонку, в тенек, было просто некуда — кавалеристы упирались в скалы, а мы — в лошадиные бока. Кое-кому из солдат, особенно в середине, уже было плохо, но они даже не могли упасть.

Я бы запретил своей сотне пить, но нельзя. Да и сам, помаявшись от жажды, не выдержал — давно опустошил флягу. Большая часть воды вышла с потом, но другая хотела выйти по-другому. Мне было легче. Сотнику полагалось стоять перед строем. Моим пехотинцам было хуже — отойти в сторону и «облегчить душу» солдаты не могли — некуда! По большому еще терпели, а вот по маленькому… Да и стоило ли терпеть? Уже через пару часов то тут, то там слышалось журчание, сопровождаемое вздохом облегчения, а через три-четыре часа весь полк стоял в мокрых штанах — мочиться-то приходилось на соседей, а тут еще лошади, которым тоже хотелось писать… И если пехотинцы стеснялись обоссать (простите!) своего сотника, то лошадям на чины и звания плевать!

Потом мы все-таки пошли в атаку, резались и рубились еще полдня. Потом — отступали, а потом — снова наступали. Кажется, мы в тот день все-таки победили (или в другой раз?), но это уже неважно. Подробности битвы позабылись, а вот мокрые штаны помню по сей день!

— Вон как? — удивился Любек, но потом снова помрачнел. — В мокрых штанах — это не то. Обычное дело, если ждать сражения. А вот когда вы избили меня и напугали до полусмерти, мне это запомнилось. И воняло от меня, как от клозета!

— Не скажите, господин Любек, — покачал я головой. — Когда все прилипает, а нужно бежать в атаку — очень неприятно!

Кажется, я его слегка утешил. Но — только слегка.

— Мне пришлось укрываться до вечера, а потом я украл чьи-то штаны… И чуть не попался! — попенял мне Любек.

— Вы знали, на что шли, когда взялись искать меня, — заметил я. — Разве не так?

— Так, — согласился-таки Любек через силу. — Ходить в обгаженных штанах, терпеть унижения. А еще… Вместо того чтобы перерезать глотку обидчику, его же оберегать…

— Интересно, когда вы меня оберегали? — удивился я. — Когда держали кинжал у горла моего друга? Или когда запустили в клетку своих мордоворотов?

— Убить вас я бы не позволил, а проучить — следовало. Хотя, — вздохнул капитан. — Я предполагал, что вы справитесь с этими пентюхами. Мордовороты… Это олухи, а не мордовороты. Не могли набить морду кандальнику! Позор… — фыркнул Любек. — А касательно вашего друга… Если бы я не держал кинжал, вы бы перебили всех и ушли. Верно, господин Артакс? После чего мне снова пришлось бы искать вас по всей Швабсонии.

— Однако, — протянул я. — Вы так долго меня искали?

— Я гоняюсь за вами из одного королевства в другое, из герцогства в герцогство, — вздохнул Любек. — Два года назад я был близок к успеху, но вы опять ушли. Наконец я прослышал о том, что Фалькенштайн осаждает какой-то задрипанный городок, но ему мешает наемник Артакс. Кстати, вы очень знаменитый наемник.

— Слышал об этом, — отмахнулся я, заинтересовавшись рассказом. — Что там дальше?

— А дальше я поспешил сюда. Но, как выяснилось, наемник уже спас город и куда-то пропал. Где его искать, никто не знает. Я узнал, что Артакс жил у некой вдовы и у нее же осталось его оружие. Зная вас, я предположил, что вы должны вернуться. А дожидаться вашего появления я решил на службе в городской страже.

— Хорошо себя проявили и стали ее капитаном…

— Это было нетрудно. Сложнее — отыскать ваши следы. Но первый бургомистр как-то посетовал, что слишком рано отправил вас в рудники, вместо того чтобы прирезать. Я уже хотел отправиться в долину Иоахима и выкупить вас, как вдруг вы объявились в городе. Лабстерман был очень зол, когда узнал, что его протеже на роль короля нищих убит. А уж когда ему доложили, что к этому причастен некий наемник, то только что не бегал по потолку от злости.

— Кстати, а кто из людей Жака доносил на меня?

— Вот этого я не знаю, — покачал головой Любек. — Бургомистр не делился такими тайнами. Сами понимаете — на городском «дне» предателей не жалуют. Мне известно, что Лабстерман не встречался с осведомителем, а получал записочки. Так безопасней.

— Понятно, — кивнул я. Похоже, немая девка шпионила не за купцами и писала записки не Жаку…

— Что еще вы хотели бы узнать? — улыбнулся Любек.

— Да в общем-то, я узнал все, что мне хотелось.

— Разве? — удивился Любек. — И вам не интересно узнать, кто я такой, кто меня нанял? И зачем кому-то понадобился старый наемник?

— Откровенно говоря, нет, неинтересно. Вас наняли для того, чтобы вы принудили меня сделать что-то такое, что идет вразрез с моей волей. Правильно?