Андрей Круз - Рейтар

От подножия горы, с которой мы сейчас местность осматриваем, до монастыря шагов семьсот. Не так уж много, если бегом, то можно быстро добраться. А дальше что? А дальше святотатство совершить придется. Чего уж там, список грехов только открывается, еще много что в него добавить придется. А вот «каплуны», как мне кажется, до такого пока не додумались, мирным мышлением живут. За что и поплатятся.

16

Ольм ушел от отряда, засев в одному ему известном месте в ожидании вестей. Мы же двое суток спали да сидели в секретах, которые я усилил до пределов разумного. Надо было и людей занять, и бдительность проявить. Пока ведь мы на слово верим тутошним владетелям да их помощникам, а кто его знает, в чем их истинная цель? На богов надейся, но коня привязывай, недаром так всегда говорили. Вот на нас посмотри: говорим одно, планируем другое, а делаем и вовсе третье. Чем другие хуже? Это только у змеи язык раздвоен, чтобы лгать легче было, а человек и так справляется лучше любого змея.

Вскрыли тюки, что везли с собой, и извлекли оттуда валашскую форму. Присмотревшись, увидел, что пошив не казенных валашских мастерских, а какой-то непонятный. Видать, Круглый Арио озаботился, заказал где-то. А так и не отличишь – мундиры серые, воротники и погоны красные, кожаные кавалерийские каски тоже серые с лакированными козырьками. На груди и рукаве эмблема Третьего Драгунского полка, как раз в этих краях и расквартированного. Все продумано, все предусмотрено у «старшего приказчика».

Дарий, как дезертир из валашских драгун, взялся приводить внешний вид нашей банды «в соответствие». Это как раз труднее всего и оказалось, потому как бойцы были сплошь бывалые, каждый привык к тому, как у него оружие прилажено и снаряжение, и менять все это перед боем по валашскому уставу никто не хотел. Иные и вовсе полагали, что это к неудаче.

Ольм прибежал среди ночи, растолкал меня.

– Что?

– С утра встреча будет, как и планировалось, мастер взводный, – доложился он.

– Хорошо, – кивнул я, потерев лицо руками, чтобы согнать сон.

Умылся холодной водой, Барату приказал ставить чайник, не до сна теперь будет. Сам же с валашцем Дарием засел над картой с пометками, пройтись по плану в последний раз, подробно, поискать слабые места и ошибки. Его задача была проще моей, атаковать отходящих «каплунов» с их охраной в конном строю, так, чтобы они поверили, что напоролись на валашских драгун, и гнать на засаду. А вот засаду устроить – уже моя забота, и тут провалиться нельзя, возможность всего одна.

Взводы разделились, коноводы валашцев взяли наших лошадей, которых погонят следом за своим строем, нам же предстояло выдвигаться в пешем порядке. Десятники осмотрели оружие и снаряжение бойцов, доложили о готовности. Ольм снова возглавил колонну и взвод вольных, одетых в мундиры смертного врага, потянулся за ним следом, как нить за иглой.

Шли быстро, стараясь не терять времени. Слышалось тяжелое дыхание многих людей, топот сапог, иногда позвякивало железо. Ольм время от времени морщился, недовольный таким шумом, но это уже не было важно. Сейчас главное не скрытность, а скорость.

Перебравшись через хребет, пошли вниз, что было еще труднее, кожаные подошвы оскальзывались на засыпанной сухими иголками тропе. Когда добрались до подножия, остановились, залегли в кустарнике и за стволами сосен. Теперь надо было ждать.

Пролежали больше часа, на дороге не было никакого движения. Пару раз крестьянские лошадки провезли груженные хворостом возы – монастырь не только не запрещал сбор валежника в своих лесах, но даже поощрял, вот беднота местная и пользовалась. Однажды прошла группка детей, пятеро, размахивающих хворостинами и изображавших какую-то кровавую битву. И лишь потом, когда дети скрылись за изгибом дороги, превратившись в маленькие точки, едва заметные даже в подзорную трубу, появились те, кого мы ждали.

Группа из примерно тридцати всадников шла по дороге рысью, поднимая за собой облако пыли. Пригляделся. Все справные, на сытых конях, хорошо вооруженные. Владетелей видно сразу, и по одежде, и по осанке, и по чванным мордам. А что, они тут, после валашского князя и его «клопов», самая большая власть.

Всадники перебрались через мост, проскакали мимо монастыря и, следуя повороту дороги, повернулись к нам почти что спинами. Будь мы ближе, так стрелять было бы проще простого, прямо как в ярмарочном тире мишени выстроились. Подстрели всех жестяных всадников – и балаганщик даст тебе игрушку, мяч какой-нибудь или свистульку.

Отряд удалялся от нас, закрываемый завесой пыли, и вскоре скрылся за пологим склоном небольшой горы, на другом краю долины.

– Пошли! – скомандовал я, вскакивая на ноги.

Подгонять никого не было нужды, все понимали, что открытое пространство до монастыря надо пробежать как можно быстрее, и самое главное – не дать никому оттуда уйти. Ноги несли меня так, что и Кузнец бы позавидовал такому аллюру. Горячий воздух со свистом врывался в легкие, пот тек на лицо из-под кожаной неудобной каски, мундир, тесноватый и грубый, прилипал к телу.

Ближе и ближе скопление каменных домиков, до них сто шагов осталось, пятьдесят, вот уже рукой подать. Из ближайшего вышел человек в буром балахоне, немолодой, лысый, с короткой седой бородой, взглянул на нас с недоумением. Что могло понадобиться солдатам валашского князя в мирном монастыре? Никогда светская власть не посягала на права власти духовной, не вмешивалась в спокойное течение жизни в монастырских стенах.

Да вот подсказывает мне что-то, что закончились такие мирные времена, церковный раскол все глубже, и за каждой частью расколовшейся Церкви стоят люди со своими интересами. И при этом настолько влиятельные, что способны движением руки бросить в бой целые армии, подкрепляя свое мнение. И мы, красные, взмокшие, пыльные, топающие сапогами и бряцающие железом, и есть наконечник копья, первый отряд тех самых армий, что вскоре пройдут по земле, разметав остатки покоя.

Монах, предчувствуя недоброе, сделал шаг назад, второй, явно размышляя о том, не следует ли обратиться в спасительное бегство, но решить ничего не успел. Вскинув на бегу карабин, я прицелился ему прямо в лицо, крикнув:

– Стой где стоишь!

Его главной реакцией было недоумение. Еще вчера такое было невозможно, это было столь же невероятно, как падение неба на землю, и вся череда чувств отразилась на лице монаха.

Его схватили, грубо, за шиворот, почти сбив с ног, потащили в сторону самого большого из домов монастыря, к трапезной. Мои вольные побежали по домам, пинками распахивая незапертые двери и вытаскивая растерянных и испуганных монахов.

– Всех туда, – показывал я на распахнутые двери трапезной. – Ниган, караул выставь!