Вячеслав Шалыгин - Черно-белое знамя Земли
– Флаер Ганса за беседкой. – Анжела бросила миниатюрный шприц на землю, там его мгновенно подобрал робот. – Отнеси его, Бадди. Завтра утром слетаешь к Штейнбоку и заберешь. Он ничего не будет помнить.
Чжену стало невыносимо обидно. Предательство он всегда считал худшим из зол. Линфаню ужасно хотелось высказать коварной красотке все, что он думает о ней и ее жизненных принципах, но парализованные мышцы лица не сумели даже шевельнуться. Пришлось высказать все мысленно.
– Еще пара нежных словечек, и он заговорил бы без этих сложностей. – Судя по тону, Джокер тоже был недоволен поведением хозяйки.
– У нас нет времени на нежности, Бадди, разве ты не видишь? Атака военных катеров была только разведкой боем. Когда и какой мощности будет следующий удар – неясно. Ганс должен разобраться с информацией Линфаня до того, как его отобьют люди с Дао.
– Отобьют?
– Или ты увезешь его на Землю. Для нас это не имеет значения. Нам главное – успеть выкачать из него информацию.
– Ясно, мэм. Все будет сделано.
Вот примерно на этом моменте Чжен потерял связь с реальным миром и в очередной раз уснул. На этот раз без сновидений, и это было лучшей компенсацией за все синяки, ссадины и обиды.
9. Земля, 20 декабря 2196 г.
Что тянет людей в крупные города? Как можно объяснить самоубийственное стремление человека попасть в гущу огромной равнодушной толпы – явления, сравнимого по опасности с самым жутким стихийным бедствием? Если отбросить откровенно слабые сиюминутные аргументы: «в городах крутятся большие деньги» или «из мегаполисов начинается путь к вершинам славы», останется только одно объяснение: большой город – это наркотик. Он манит запретностью, пока его не попробовал, и ни за что не отпустит, если на него «подсел». А деньги и слава – это лишь оправдание сначала любопытства, потом слабости. На иглу большого города может подсесть не только безвестный и нищий искатель легкой наживы, но и знаменитый богач из провинции, вся разница в том, что последний не сочиняет для себя «легенд», он приезжает именно за наркотическим опьянением мегаполиса.
Да, есть люди, которые поступают наоборот – бегут из городов, но убегают они недалеко и ненадолго. Когда город у тебя в крови, когда его ритм – это ритм твоего сердца, избавиться от пагубного пристрастия ты сможешь, только умерев. А кому захочется умирать, когда в мире еще столько интересных мест? Столько непохожих друг на друга городов, мегаполисов и агломераций! А сколько их еще на освоенных планетах Солнечной и колониального пояса? Одурманенный городом человек не знает иного счастья, кроме счастья, выстроенного из железа, бетона и стекла. Его природа – архитектура, его музыка – индустриальный шум, его энергия – термоядерная, схожая с солнечной, но все-таки другая.
«Наверное, было бы логичнее вырубить корни проблемы, а не хвататься за ее пылающие ветви, – подумал Воротов, глядя на крупнейший европейский мегаполис с высоты десятка километров. – Перенаселенность душит исключительно большие города, а вовсе не планеты. Просто люди не мыслят себе жизни за городской чертой, от этого и страдают. Заслуженно страдают, надо подчеркнуть. И ведь нельзя сказать, что жизнь, допустим, в Лингхеде или Сандвикене чем-то отличается от жизни в столице. Тот же уклад, те же товары и услуги, та же виртуальность. Только нет такого столпотворения, безумных потоков транспорта и суеты. Чем же, спрашивается, лучше жизнь в Стокгольме? Внятно не ответит, пожалуй, никто. Максимум, на что могут сослаться, – на престиж. Но что такое престиж, если задуматься? Условность, выдуманная, чтобы оправдать неудобства, не более. Банкнота, не «наполненная» абсолютно никаким «золотым содержанием». Да, лет триста назад жить в больших городах было интереснее, приятнее, удобнее и прибыльнее. Эти преимущества и наполняли «престиж» – хотя в то время словечко было еще не в ходу. Но сейчас, живи ты хоть на полюсе, будешь иметь все те же блага, что и любой другой обитатель планеты, да плюс к тому – свежий воздух, красивый вид из окна и тишину. Остался ли в наше время хотя бы малейший смысл тесниться в городских лабиринтах? Однозначно – нет. Может быть, стремление построить себе уютный муравейник заложено в человеческих генах? Тоже – нет. Остается привычка, возникшая во времена караванных путей и меновой торговли. Но сила привычки – великая сила. Перебороть ее может только нечто революционное, нечто принципиально новое, например прорыв в технологиях гипердрайва, когда каждая дверь будет открываться туда, куда пожелает хозяин дома – хоть на соседнюю улицу, хоть на другую планету. Лишь в этом случае, когда беспрецедентным по масштабам мегаполисом станет все доступное человеку пространство, можно будет избежать скопления огромных масс народа на мизерной площади, в мрачной чащобе каменных джунглей. Но «пеший гипердрайв» – это пока лишь мечты, а перенаселенность городов – суровая реальность».
Алексей встряхнулся. Вот именно – суровая реальность. Как раз она сейчас настоятельно требовала сосредоточиться на цели вояжа. Будто удачно подобранное звуковое дополнение к последней мысли, в кабине зазвучал мелодичный сигнал вызова, и виртуальный робот-секретарь сообщил, что Воротова приглашает к беседе сам директор СБЗФ Генри Добсон. Абонент был очень важный и мог бы выйти на связь без всех этих условностей, но в СБЗФ существовал неофициальный перечень сигналов, без лишних слов сообщающих агентам и резидентам почти половину необходимой информации. Вызов через приемную, но с мелодичным звонком предупреждал, что разговор будет зафиксирован в секретных протоколах, но не будет содержать официальных приказов или обязательного для выполнения «личного мнения» руководства. Все это означало, что Воротов может говорить свободно, но тщательно подбирая слова. Такой вот парадокс. И одновременно предупреждение: «есть проблемы».
Алексей приказал навигатору организовать сеанс связи в закрытом режиме – когда для окружающих абонент выглядит размытым силуэтом, а слова собеседников сливаются в мерный шум прибоя – и ответил на «звонок». Виртуальная беседа продлилась недолго, около пяти минут. Закончив, Воротов развернулся вместе с креслом и обвел хмурым взглядом заинтересованные лица товарищей.
– Получил накачку? – спросил Чижов.
– Заметно?
– В глазах вековая печаль. – Майор усмехнулся. – Нас закрывают?
– Нет, но дело к этому. Пока мы сражались с невидимками на периферии, нас терпели как необходимое зло. Но решение выдвинуться в столицу показалось кому-то там, наверху, слишком опасным ходом. В связи с этим наметились проблемы. На группу собираются навесить всех собак, от инцидента с монорельсовым экспрессом в Шанхае до нестабильности биржевых котировок. Обоснованных претензий ни у кого нет, но кому они нужны, эти обоснования? Им будет достаточно порыться в наших биографиях, найти несколько «скелетов», этого хватит, чтобы потребовать смены состава группы. Фактически – ее ликвидации.
– Постойте, командир, кому – им? – спросил Вальтер.
– Формально запрос в СБЗФ прислал Комитет по безопасности Совета, но фактически его сочинили парламентарии из самой крупной фракции. Короче – китайцы. Делу пока не дали ход, но председатель Комитета вышел на главу федеральной полиции и в приватной беседе сообщил, что это было первое и последнее предупреждение. Директор Полицейского управления любезно поделился информацией с Добсоном и предупредил его, что не позже чем через сутки отзовет из группы своих людей. То есть вас.
Алексей кивнул Грайсу и Люси. Затем перевел взгляд на Джейсона.
– Я не хочу обратно! – испуганно проблеял Чу.
– ФПУ собирается отозвать своих людей из группы всего лишь из-за одного «китайского предупреждения»? – спросил Вакидзаси. – Странно.
– Вы правы, офицер. – Воротов кивнул. – Все не так просто. Сразу после звонка председателя Комитета по безопасности с Добсоном связался глава администрации президента и предложил ему признать, что затея со следственной группой оказалась неудачной. Компенсация Шанхаем всех затрат государства, по мнению администрации, была вполне приемлемым вариантом разрешения конфликта.
– Но и это было не все, – проронил Вальтер. – Я угадал?
– Да. Коллеги по кабинету министров намекали Добсону на бесперспективность проекта еще до того, как мы начали действовать. Настойчивее других был сам премьер. Запретить не запрещал, но... В общем, не будь у Добсона прямой поддержки президента, мы никогда бы не встретились в таком составе.
– Но сейчас президент отозвал свою подпись, и ваш директор остался один против всей государственной верхушки? – снова предположил Грайс. – Типичная история.
– Возможно, у него есть союзники, но их меньшинство.
– Вы говорили, командир, что об «Омеге» знает от силы десять человек, – недовольно сказала Люси. – А получается, о нас не знает только ленивый? Как же так?
