Тимур Туров - Империя смерти
И в этот самый час посреди лесопарка, далеко от лыжных трасс, на окруженной густыми зарослями поляне сошлись тринадцать существ, на первый взгляд – плоть от плоти ночного мрака.
Тощие, смуглые, с глубоко посаженными глазами, они походили друг на друга, точно братья… или сестры? И в каком-то смысле они все являлись родственниками, хотя питали друг к другу одно лишь отвращение.
Такая вещь, как чувство единства, слаш неведома.
– Так мало? – пронзительным тонким голосом сказал один из «черных», одетый в темный свитер и джинсы.
– Все, кто смогли пойти наперекор безумию, – прохрипел другой, в котором Олег Турнов узнал бы сторожа храма Всех Святых, что при Сормовском кладбище. – И то хорошо. Не будем терять времени.
– Не будем, – согласился слаш в джинсах. – Кто станет «личинкой»?
– Он и станет, – пробасил сутулый «черный» с длинными руками и морщинистым лицом, по виду – старейший из всех, и указал на сторожа. – Если кто и имеет шансы ликвидировать угрозу, то только Эрвинг, отпрыск Скавена. Его магическое искусство известно всем, и…
Сутулый осекся и содрогнулся всем телом. Рот его открылся, и из него потекла желтая пена, а между вскинутыми руками затанцевал лепесток фиолетового пламени.
– Выброс! – воскликнул стоявший рядом слаш в старом ватнике и валенках. – Глушим!
Двенадцать «черных» сделали одно и то же – поднесли правую руку к лицу и выдохнули, точно сдувая с нее нечто маленькое. Двенадцать крохотных облачков темного пара поплыли к бьющемуся в конвульсиях сутулому, окутали его с головы до ног, заглушили нечленораздельный вой.
А когда через несколько минут растаяли, стало ясно, что сутулый слаш стоит на четвереньках и тяжело дышит, но приступ сгинул без следа.
– Спасибо… – это слово сутулый из себя просто выпихнул, и лицо его перекосилось. – Да, вернемся к делу… Кто-нибудь возражает, что «личинкой» станет Эрвинг, отпрыск Скавена?
– Нет, – сказал «черный» в ватнике и валенках, и словно эхо полетело по поляне: «Нет… нет… нет…»
Отрицание прозвучало одиннадцать раз.
Промолчал только сторож из храма Всех Святых.
– Тогда приступим, – сказал сутулый, поднимаясь на ноги. – Все осознают, что нам предстоит совершить? На что мы пойдем ради того, чтобы остановить то, что убьет не только нас, но и весь город?
Ответом стало двенадцать «да».
Забился в конвульсиях еще один слаш, малорослый, в спортивном костюме и лыжных ботинках. Его успокоили тем же способом, что и сутулого, и Эрвинг, отпрыск Скавена, вышел в центр поляны. Неторопливо стащил с себя всю одежду, лег на снег, разбросав руки и ноги.
– За дело, – сказал сутулый, и первым сжал кулаки.
Его примеру последовали остальные, и двенадцать слаш замерли, как нелепые, обряженные в дурацкую одежду манекены. Тьма сгустилась еще больше, в ней заходили волны, пронизанные серебристыми бликами, покатились от края поляны к ее центру, туда, где лежал обнаженный «черный».
Когда первая волна коснулась его тела, он вздрогнул и оскалился, точно увидел перед собой врага.
Смуглое, почти черное тело начало покрываться белым налетом, похожим на иней. Пятнышки его возникли на боках, тонкие полоски потянулись по рукам, охватили шею, пересекаясь друг с другом, срастаясь, становясь толще.
Вскоре Эрвинг, отпрыск Скавена, исчез внутри кокона из белоснежного «мха».
– Готово… – не сказал даже, а прошипел сутулый. – Теперь бьем его… без жалости бьем…
Волны тьмы исчезли, пронзительно взвыл ветер, из снега поднялись серые тонкие вихри, один – с синими искорками внутри, другой – с алыми, третий – с золотистыми. Сутулый слаш схватил тот вихрь, что вырос рядом с ним, поднял, будто копье, и швырнул в белый кокон.
Серое пронзило белое насквозь, и поляну огласил надрывный стон.
За первым «копьем» в полет отправилось второе, третье, и из кокона хлынула черная жидкость, похожая на кровь. Стоны слились в гул, будто на муку жаловалась сама земля.
– Хватит? – спросил «черный» в спортивном костюме, бросивший свой вихрь последним.
– Нет, мало, – после паузы ответил сутулый. – Отрава еще сидит в нем. Давай!
Вновь заревел ветер, заколыхались нависшие над поляной ветви, сбрасывая с себя снег. Выросли, закачались «копья» из серого тумана, более короткие и тонкие, чем в первый раз.
Процедуру пришлось повторить трижды, и после этого стон перешел в визг, а хлещущая из кокона жидкость посветлела, стала прозрачной.
– Достаточно, – сказал сутулый слаш. – Теперь нужно снять покров. Только очень осторожно.
Двенадцать «черных», тяжело ступая, подошли к потерявшему белизну, посеревшему кокону. Один протянул руку, ковырнул бугристую, шершавую поверхность. Отвалилась чешуйка, похожая на высохший лист, за ней другая, и по оболочке, заключившей в себя Эрвинга, отпрыска Скавена, с негромким хрустом побежали тонкие трещины.
– Это еще что? – слаш в ватнике и валенках удивленно отпрянул. – Перестарались?
– Если так, то он умер, – мрачно буркнул сутулый. – Не стоим, очищаем.
«Черные» принялись рвать трескающийся покров. Открылось лицо, застывший на нем оскал, и медленно, очень медленно поднялись веки. Эрвинг, отпрыск Скавена пошлепал губами и произнес:
– Ссскорее… Он пьет из меня силы…
Серые чешуйки, испачканные изнутри черным, посыпались на снег. Обнажилось тело Эрвинга, отпрыска Скавена, лоснящееся, точно покрытое потом, и он смог вздохнуть полной грудью. Напряглись мускулы под темной кожей, и тот, кто согласился стать «личинкой», сел.
– Ну что, как? Удалось? – спросил сутулый, и его бас сорвался на писк. – Ты как чувствуешь?
– Не знаю. Сейчас проверим…
Но тут желтая пена полезла изо рта у того из слаш, что заговорил первым, в джинсах и свитере, и пришлось потратить время на то, чтобы привести его в норму. И только потом Эрвинг, отпрыск Скавена, поднялся на ноги, помедлил мгновение, а затем впился зубами в собственное запястье.
Двенадцать сородичей следили за ним, затаив дыхание.
– Чисто, – сказал Эрвинг, отпрыск Скавена, и сплюнул на снег собственной кровью – бледно-розовой, будто разбавленное водой вино. – Я свободен… Осталось закрепить эффект.
– Да, – кивнул сутулый. – Я начну.
Он подошел к Эрвингу, отпрыску Скавена, вплотную, и положил ему на плечи ладони. Двое слаш постояли некоторое время, глядя глаза в глаза и дыша в такт, а потом одновременно содрогнулись, точно от боли или наслаждения, а их тела окутал вихрь лилово-желтого огня.
Вспыхнул, подобно пламени свечи, и сгинул.
То же самое повторилось одиннадцать раз, и Эрвинг, отпрыск Скавена, принялся одеваться. А его сородичи, разом потеряв интерес друг к другу, начали расходиться в разные стороны.
Захрустели потревоженные сугробы, закачались ветки.
– Удачи тебе, – сказал «черный» в ватнике и валенках. – Надеюсь, что все…
Не договорив, он упал на колени, затем уткнулся лицом в снег и забился в корчах.
Эрвинг, отпрыск Скавена, бросил в сторону судорожно дергавшегося сородича лишь мимолетный взгляд. Он молча закончил одеваться и побрел прочь, а мрак на поляне начал понемногу редеть.
Утро пришло и сюда.
До телецентра на улице Белинского Олег и Дмитрий добрались без проблем.
Промчались через продолжавшийся, хоть и ослабевший немного снегопад до того, как на Сенной площади возникла обычная утренняя пробка. Припарковали красный «Запорожец» рядом со Средны́м рынком и выбрались из машины.
Телевышка возвышалась на другой стороне улицы, за оградой, и ее верхушка терялась в белесом мареве.
– Что делать будем? – спросил Олег. – Через проходную пойдем?
– Нет. Вряд ли нам там будут рады, – откликнулся Наблюдатель, вешая на плечо небольшую сумку, которую захватил из дома. – Полезем через ограду, как обычные хулиганы.
Они перешли улицу и свернули налево, в сторону парка Пушкина, вплотную подходившего к территории телецентра. Вступили на безлюдную аллею между двумя рядами деревьев, увидели далеко впереди, среди деревьев, здание бывшего ресторана «Охотник».
Чтобы подойти к забору, пришлось одолеть довольно глубокий сугроб. Олег стал до пояса белым, слегка замерз, но под одежду снег не проник и в ботинки забраться тоже не сумел.
Они прикрылись мороком, Дмитрий открыл сумку и вытащил оттуда обыкновенную веревку с двумя крюками на конце. Раскрутил крюки и швырнул их вверх. Раздался металлический лязг, и веревка осталась висеть, точно приклеенная.
– Я полез, – сообщил Наблюдатель. – Ты – следом.
Олег мрачно кивнул. Понятно, что в армии на полосе препятствий не раз приходилось карабкаться по канатам, но когда это было? Больше, чем пятнадцать лет назад.
Но и тогда он не получал особого удовольствия от этого занятия.
Дмитрий, быстро-быстро перебирая руками, забрался на ограду и спрыгнул на другую сторону. Олег вздохнул, взялся за веревку, обхватил ее ногами и потащил себя вверх. Перчатки уберегли от того, чтобы ободрать руки, но сразу же заболела какая-то мышца в боку.
