Юрий Арис - Первая Стая (СИ)
Когда платформа замерла, я почувствовал вокруг себя пространство. Вот так-то лучше! Я оттолкнул его ногами, отскочил назад. Кархародон быстро оглянулся, пытаясь понять, где оказался.
— Это тебя не спасет, — прошипел он.
— А меня и не надо спасать!
Больше мы не говорили: он знал совсем мало слов, а мне болтовня сбивала дыхание. Да и потом, ситуация не способствовала шуточкам. Я не был уверен, что справлюсь.
Его тело исцелялось мгновенно; броня затягивалась медленней, но для него это было не так уж важно. Он умело пользовался превосходством в росте, чтобы защитить от моих ударов голову, а о своем теле он не заботился.
Я не сразу понял, что он просто изматывает меня; а когда понял, все равно не мог ничего с этим поделать. Пока что мы оба не были ранены и оба уставали — он дышал так же тяжело, как и я. Но это равновесие продлится до первого моего ранения, тогда я потеряю значительную часть силы, а он — нет.
Я чувствовал, что у меня немеет левая рука — она еще работала плохо, слишком мало времени прошло с ее восстановления. Если так пойдет и дальше, будет судорога, а он почувствует любую слабость. Придется решиться…
Бой чем-то похож на шахматы: можно разработать сложную комбинацию и надеяться, что соперник не успеет среагировать правильно. Примерно на это я сейчас и пошел: пригнулся, когда он ударил хвостом справа, надеясь, что он попробует достать меня когтями.
Кархародон не понял, чего я добиваюсь, подумал, что я наивно подставился под удар, и повел себя так, как мне нужно. Рванувшись на меня, он налетел прямо на мой хвост.
Когда-то такой же удар оборвал жизнь Кинга. Прямо в сердце.
Я расслабился — не намеренно, почти подсознательно, я думал, что он уже мертв. Поэтому резкий толчок не просто сбил меня с ног, а откинул далеко назад. Я пролетел почти через весь зал, приземлился на какие-то странные пластиковые бочки, которые под моим весом треснули. На меня полилась подозрительно холодная кровь… Должно быть, это те самые «специальные рефрижераторы», о которых говорил Лименко.
Чужая кровь ненадолго ослепила меня. Когда я сумел стереть ее с глаз и снова встать на ноги, Кархародон был еще жив… он и не собирался умирать.
Обе его руки были прижаты к груди, между пальцами сочилась кровь, но ее становилось все меньше и меньше — рана затягивалась.
— Ловко, — кровь лилась у него и изо рта. — Раб людей… Предатель… Ты не сможешь… Никогда…
Я почувствовал первый укол отчаяния. Это нечестно! Я убил его! Я отдал огромную часть своих сил этой битве и победил! Он должен быть мертв, кто выживет после прямого удара в сердце?
А если он настолько силен, что его вообще нельзя убить?
Нет! Я тряхнул головой, избавляясь от липкой крови. Он смертный, он всего лишь зверь первой серии. Должна быть возможность его уничтожить! Если бы только попасть ему в голову… Но он слишком здоровый, гад, а я на пределе.
Ну и что. Пусть на пределе. Черт с ней, с усталостью. Буду пытаться, пока есть силы, даже если это бесполезно.
— Мальчики, вам не кажется, что представление затянулось?
Я не поверил своим ушам… Только не здесь, не сейчас! Проклятье, я ведь сказал ей, чтобы она держалась подальше от этого склада!
Я надеялся, что это лишь игра моего воображения, пока не увидел ее. Лита стояла возле небольшой двери, о существовании которой я даже не знал. Спокойная, строгая, в черном деловом костюме и белой блузке, достаточно открытой, чтобы я смог увидеть тонкий шрам на ее шее — я видел его впервые.
Кархародон был к ней гораздо ближе чем я. Он мог порвать ее в клочья до того, как я просто доберусь туда! Зачем, зачем, зачем? Зачем она делает это?!
— Лита… — только и смог произнести я. Что еще можно сказать?
— Успокойся, — мягко улыбнулась она. — Помнишь, о чем я тебя просила? Верь мне.
Я верил… что мне еще оставалось?
Зверь почему-то не нападал. Я не сразу понял, что он дрожит — не от холода или усталости, а от страха, вне всяких сомнений. Гигант Кархародон боялся мою смотрительницу! Но… почему?
— Ты… мертвая… — едва различимо пробормотал он.
Она не мертвая, она просто один раз умирала. Есть разница!
— Я не сторонница мистики, поэтому не буду тратить время на байки про привидений. Твоя смотрительница действительно мертва — ты лично избавился от нее. Как только узнал, что ее голос может тебя убить, активировав датчик в твоем теле. Вот только ты не учел, что ее голос не так уж уникален, что у другого человека может оказаться точно такой же.
— Датчика нет! — Кархародон чуть осмелел. — Я убрал!
— Да, вы все вместе убрали датчики из груди. Но в тебе было два датчика. Только в тебе, ни в ком больше! Мы знали о твоей способности исцеляться и предполагали, что один тебя не убьет. Второй датчик все еще в тебе — в голове. Я пришла сюда, чтобы покончить с тобой.
Я слушал ее, как зачарованный, думал, что мое вмешательство уже не имеет значения. Однако в этот момент Лита скользнула по мне взглядом, — на большее у нее не было времени, — и я понял, что расслабляться очень рано. Наше положение хуже, чем она старается показать.
Нет в нем никакого датчика, это полнейший блеф со стороны моей смотрительницы. Лита, как и я, не любила убивать, а уж тем более мучать перед смертью. Если бы она могла подорвать Кархародона изнутри, она бы сделала это сразу, без разговоров и объяснений.
Так что это все обман; она хочет помочь мне. Если присмотреться к ее ауре повнимательней, можно почувствовать страх под ледяной стеной спокойствия. Но Кархародон, к счастью, не присматривался — либо не мог, либо был слишком напуган.
Лита сделала шаг вперед, зверь отступил на такое же расстояние. Похоже, он начисто забыл обо мне. Не стоит напоминать ему, это слишком опасно. Я затаился, прижался к полу и начал медленно продвигаться ему навстречу.
Больше всего мне хотелось побежать, быстро покончить с этим, но тогда он очухается, и все будет кончено. Пока что Лита может играть на его воспоминаниях и чувстве вины, въевшемся в него несмотря на зов. Зверям первой серии с момента их пробуждения внушали, что убивать людей нельзя, теперь это внушение работало на нас.
Лита держалась отлично. Не знаю, как ей это удавалось, но она контролировала даже свое тело — ни капельки пота на лбу, ни одного нервного движения, ни одного лишнего взгляда. Я мог представить, каких усилий ей стоит эта иллюзия, Кархародон — нет.
— Эта ловушка была нужна не для того, чтобы отрезать вас от моря и стравить с нашими зверями, — глаза моей смотрительницы казались черными, непроницаемыми, как во время нашей первой встречи. — В воде ты бы не услышал мой голос, а здесь услышишь.
Она отгоняла зверя назад медленно, стабильно, не давая ему и секунды простоять без движения. Да, я был напуган риском, которому она себя подвергает. Но вместе с тем я гордился ею, я знал, что не каждый человек способен на такое. В тот момент я не стыдился, что люблю ее… жалко, что подобные моменты не длятся вечно.
И вдруг Кархародон остановился. Я почувствовал, что он нарочно распаляет в себе злость; он понял, что его загнали в угол. Любое животное опасно, если чувствует себя загнанным; огромный зверь первой серии бесконечно опасен.
Он начал переносить вес вперед, готовясь к прыжку. В этом одна из главных проблем зверей первой серии: они не только недостаточно маневренны, но и слишком долго готовятся к любым атакам. Поэтому я напал на него раньше, чем он успел прыгнуть. Я оттолкнулся руками и ногами от пола, не знаю, как у меня это получилось, но я преодолел расстояние между нами.
Закрепился я только за счет проплешин в его броне, пробитых мною же в начале нашей схватки. Он легко мог бы меня скинуть, но я не дал ему такого шанса. До того, как он успел сообразить, что происходит, я вогнал хвостовой шип в основание его черепа.
Почти в ту же секунду я почувствовал, что он мертв. Его тело все еще стояло, заваливаться оно начало несколькими мгновениями позже; сердце по инерции гнало кровь по венам, и все равно я осознавал, что все кончено.
Я отскочил в сторону, у меня не было желания оказаться под его тушей. Ощущение смерти несколько выбило меня из колеи, я не сразу вспомнил о Лите…
Она оставалась спокойной, пока я не подошел к ней. Но потом она прижалась ко мне и долго не отпускала, как маленький ребенок. Я чувствовал, как ее колотит — не от страха или холода, просто так уходит напряжение.
Я успокаивал ее, тихо говорил… Наговорил больше, чем следовало бы. Но она, казалось, не воспринимала смысл слов, ей важен был сам голос. И хорошо, потому что некоторые вещи говорить рано! Чтобы она быстрее оправилась, я даже частично убрал броню, хотя девушка все равно вымазалась в крови, пролившейся на меня.
— Я не знаю, хвалить тебя или сердиться, — усмехнулся я. Думать о том, что с ней мог сделать Кархародон за десятую долю секунды, теперь не имело смысла.
