Дмитрий Янковский - Разбудить бога

— Это самый дорогой антиквариат из всех, какие мне доводилось покупать. Особенно если считать вместе с телом.

— За сколько ты мне уступишь свои трофеи? Брат меня больше интересует, признаюсь честно.

— Похоронить решила? По законам своего племени, насколько я понимаю?

— Пасть закрой, — сквозь зубы процедила Алиса.

— Фу, как грубо... Денег у меня, сама понимаешь, столько, что они вообще в моей жизни уже ничего не решают. Пока есть в наличии, разумеется. Это тот редкий случай, когда счастье не в количестве денег, а в них самих. Поэтому даже не знаю, чем ты можешь расплатиться.

— Это намек? — сощурилась Алиса. — У мужиков что, вообще ничего другого нет на уме?

— Это у тебя ничего другого нет на уме, — усмехнулся я. — Мне от тебя ничего не надо. Я имею в виду ту область, о которой ты подумала. Что же касается цены, за которую я уступлю тебе тело брата, то она, возможно, выяснится в процессе нашего дальнейшего взаимодействия.

— С чего ты взял, что я буду с тобой взаимодействовать?

— Интуиция, — усмехнулся я. — Мы оба знаем Кирилла, но каждый со своей стороны. Объединение наших усилий могло бы принести пользу. Как тебе такой подход?

— В какой-то мере это отвечает и моим планам, — кивнула она. — Но прежде чем планировать действия, надо понять, какая грозит опасность. Лично я представления не имею, каким образом Кирилл может натворить бед

— Но он же в сфере взаимодействия! — удивился я. — Разве он не может оттуда воздействовать на реальность?

— Как, по-твоему? Это спящий человек, побеждая или проигрывая там, может изменить свою собственную реальность в ту или иную сторону. Заметь, уже после того, как проснется. А Кирилл уже не проснется. У него, благодаря твоим стараниям, нет и не будет больше физического тела. Да, подарив тебе финансовую империю, он с энергетической точки уплотнился до предела. Но что дальше? Каким образом он может повлиять на реальность?

— Значит, мы зря беспокоимся?

— Это вряд ли, — вздохнула Алиса. — Если бы у Кирилла не было четкого плана, он бы не стал на тебя ничего переписывать. Он хитер, как лис. И придумал все прежде, чем умереть. Плохо то, что мы об этом ничего не знаем. Я не верю, что Кирилл может напрямую воздействовать на реальность, но что-то он точно придумал.

— Вообще-то мне казалось, что ты изучила его привычки и уязвимые точки, — пожал я плечами.

— Приехали! — пробурчала Алиса. — Вообще-то ты его убил во сне, а не я. Мне казалось, что Посланник именно тебе дал какие-то намеки на уязвимость Кирилла.

— От него дождешься, — вздохнул я. — Говорит только то, что хочет сказать. Траву жует, зараза, и мотает рожками.

— Какие могут быть рожки у верблюда? — на ее лице мелькнула тень удивления.

— У верблюда? — не понял я.

— Погоди... — Алиса забавно почесала кончик носа. — Похоже, тут какая-то неувязочка. Ты ведь говорил, что обо мне узнал от верблюда?

— Ты что, с Луны свалилась? — покосился я на нее. Это поговорка такая. Откуда, мол, узнал? От верблюда! Ну, типа в рифму.

— И это должно быть смешно? — скривилась Алиса.

— Не знаю. Иногда бывает смешно. А Посланник является мне во сне в виде Северного Оленя из сказки про Герду. Для меня это был очень сильный образ — олень, пробивающийся к цели наперекор ветру.

— А мне во сне является Оранжевый Верблюд, — призналась она. — Помнишь детскую песенку про все оранжевое? Ну вроде там оранжевое солнце, оранжерей верблюд, оранжевые дети оранжево поют.

— Помню.

— У меня с этой песенкой и этим цветом связаны кое-какие воспоминания, — без прежней жесткости в голосе сообщила Алиса. — В детстве я сильно болела... — Она сделала паузу, но тут же спохватилась: — В общем, не важно чем. Мне две недели пришлось одной просидеть в запертой квартирке... Единственное, что у меня было, — это настольная игра про цирк, где надо было кидать кубики и делать ходы разноцветными пластмассовыми фигурками. Среди фигурок были зеленые клоуны, голубые акробаты, серый слон, белая и черная лошади и еще один верблюд. Оранжевый. Не коричневый, а именно оранжевый — яркий, как апельсин. И клоуны, и лошади, и слон быстро мне надоели, но оранжевый верблюд зачаровывал. Он был моим единственным спасением в пустой квартире. Единственной радостью. В конце концов я забросила игру, забросила кубики и играла только с верблюдом. Я нашептывала ему в острые ушки свои детские тайны, я гладила его твердую горбатую спину и представляла, что на этом оранжевом верблюде можно уехать далеко-далеко, в какие-то особенные миры, где нет ни тревог, ни печалей. Так что, когда я во сне впервые повстречала Посланника, в его виде меня ничего не удивило. Я обрадовалась. Он давал мне много дельных советов, Очень важных, ведь я уже не была такой, как другие. Поэтому я была уверена, что только с помощью Посланника ты мог одолеть Кирилла.

— Вообще-то да, — признался я, — Он в зашифрованном виде передал мне код активации водородной бомбы, которой я разнес Базу. Да и вообще много дельного сообщил.

— Почему ты называешь Замок Базой?

— Замок? — удивился я.

— Ну да... Проекция перехода между сферами всегда воспринимается в виде огромного здания. Женщины чаще называют его Замком, а мужчины Храмом, Но откуда взялась База?

— От военных, — усмехнулся я. — Я знаю, что раньше Храм использовался для встреч партнеров по шахматным играм, где наградой за победу была удача в реальности. Но когда сфера взаимодействия превратилась в зону поединков, тогда и терминология прижилась военная.

— Зона поединков... — медленно повторила Алиса. — Кто бы мог подумать, что это случится? Ну да ладно. Что произошло, то произошло. Однако кому-то все равно придется разгребать все это дерьмо. Сферу взаимодействия открывали и осваивали совсем не за тем, чтобы в ней убивали людей.

— Меня не прельщает профессия ассенизатора, — пробурчал я. — Может, кому-то и придется разгребать накопившееся дерьмо, но я бы предпочел решить вопрос иначе.

— Например? — глянула на меня Алиса.

— Не настолько я тебе пока доверяю, чтобы так откровенничать.

— Сам предлагал откровенный разговор. Ну так и начинай.

— Ладно... — Я наклонился и застегнул мешок с трупом. — Твоего брата я тебе подарю. Нелепо торговаться из-за покойника. К тому же он погиб в бою, как герой. Мне трудно назвать этот бой слишком честным, но у вас, наверное, немного другие понятия о чести и честности.

— А без морализаторства можно? — свела брови Алиса.

— Можно. Короче, знаешь, какая у меня возникла идея?

— Ну?

— Раз твой Спящий Бог видит наш мир во сне таким, какой он есть, значит, его сон — кошмар.

— Посланника наслушался? Это не повод, чтобы будить Бога и разрушать мир!

— Я же сказал, что не собираюсь его будить. Не могу взвалить на себя ответственность за такую глобальную эвтаназию.

— Тогда в чем твоя идея?

— Кошмары не снятся без причины, — ответил я.

— Что? — осторожно переспросила Алиса.

— А то, что кошмары снятся обычно тогда, когда условия для сна не очень благоприятные. Раньше, я слышал, Спящий Бог спал в особом храме, и твои шумерские предки за ним ухаживали. А теперь он где спит? Может, ему что-то мешает, может, что-то извне навевает ему дурные сны?

— Извне?

— Ну да. Ты знаешь, где он спит?

— Он не может нигде спать, — пожала плечами Алиса. — Что он такое, мы вообще не можем постигнуть. Для нас существует лишь его проекция на сферы реальности. Вроде как сам себе он тоже снится, поэтому мы можем его объективно воспринять. Ты ведь сам существуешь в некоторых своих снах.

— Нда... — Я почесал макушку. — Тогда получается, что моя теория не верна.

— Почему?

— Оттого, что мне снится какая-нибудь фигня, у меня самого не начнутся кошмары. Нарушение причинно-следственной связи. Кошмары могут сниться только от внешнего воздействия. Вот если подушка жесткая, тогда да.

— Жесткая подушка так или иначе будет проецироваться на твой сон, — покачала головой Алиса. — Это будет не сама подушка, конечно, а ее проекция. То есть некий символ, означающий неудобство.

— Об этом я не подумал.

— Вот именно. Во сне неудобная подушка может интерпретироваться в веревку на шее, к примеру. И если кто-то подложит тебе подушку поудобнее, то тебе приснится, что веревка порвалась.

— А наоборот?

— В обычном сне вряд ли. Но сферы реальности не просто воздействуют одна на другую, а взаимодействуют. И если здесь ты устранишь проекцию причины, то может пропасть и сама причина на высшем уровне реальности, где спит настоящий Бог.

— Круто. В этом моя идея и заключается.

— Найти причину?

— Вот именно, — кивнул я. — Найти и устранить. Может быть, после устранения причины кошмара сон Бога станет не таким бредовым. Тогда, не разрушая мира, можно попробовать сделать его получше.

— Теоретик, — вздохнула Алиса. — Хотя хорошо, что я тебя не убила.