Джо Холдеман - Бесконечная война

— Но получались раньше,— заметил я.— Вплоть до двадцать первого века. Управление поведением — мечта генералов. Создали бы армию, собрав самые ценные черты СС, преторианской гвардии, Золотой Орды и «зеленых беретов».

Полковник усмехнулся.

— И выпустите эту армию против взвода людей в современных боекостюмах. С ней покончат в два счета. Если только у каждого солдата в этом взводе будет своя голова на плечах. Тогда он будет драться как черт, чтобы спасти свою жизнь.

Было выведено поколение солдат со скорректированным с самого рождения поведением. Идеальные бойцы.

Великолепно работали одной командой, кровожадные, собственную жизнь в грош не ставили. И что же? Тельциане разгромили их в пух и прах. Они тоже не щадили своих жизней, но у них это лучше получалось. И их всегда было больше.— Кинок поднял стакан и начал разглядывать разноцветное содержимое.— Я видел ваш психопрофиль. Старый и новый, сделанный после «коробки». Они ничем не отличаются.

— Будем надеяться.— Я помахал рукой, чтобы принесли еще пива.

— Возможно, это не так уж хорошо.

— Что, из меня не выйдет офицера? Я это с самого начала им говорил. Я не лидер по натуре.

— И да, и нет. Хотите, скажу, что показал психопрофиль?

Я вздохнул.

— Это ведь секретно?

— Да,— сказал он.— Но вы теперь майор. Можете потребовать профиль любого человека в вашей группе.

— Не думаю, что вы меня чем-то удивите. Но мне было бы интересно. Кому бы не захотелось взглянуть в зеркало?

— Возможно. По психопрофилю вы — пацифист, но побежденный пацифист, от этого у вас легкий невроз, с которым вы справляетесь, перенося вину на армию.

Пиво было очень холодное, у меня заныли зубы.

— Ничего удивительного тем не менее.

— Если вам нужно будет убить человека, а не тельцианина, я не уверен, что вы сможете, хотя знаете теперь тысячи способов, как это сделать.

Вероятно, он был прав.

— Определенный потенциал лидера у вас имеется. Но вам бы он пригодился как учителю или министру. Вы бы действовали из побуждений симпатии, привязанности. У вас есть стремление влиять на других людей, но убеждением, а не приказом. Отсюда следует, что вы правы — офицер из вас выйдет плохой, если вы не перестроитесь.

Я захохотал:

— В ИСООН все это знали с самого начала, когда приказали мне стать офицером.

— Здесь важны и другие параметры,— сказал он.— Вы, например, хорошо приспосабливаетесь, в меру сообразительны, хорошо анализируете. И вы один из одиннадцати человек, прошедших сквозь всю войну.

— Выживаемость — это добродетель рядового. Но офицер должен быть образцом. Капитан покидает корабль последним.

— Только не за тысячу световых лет от базы, где вас можно заменить,— хмыкнув, ответил полковник.

— Все равно. Одного не пойму, зачем нужно было вытаскивать меня с Небес, возиться с переподготовкой и так далее, когда здесь, на Старгейте, добрая треть людей — куда лучший материал, чем я. Боже, армейское мышление!

— Бюрократическое скорее. Год вашего рождения внушает уважение, не годится оставлять вас в подчиненных.

— Это все разница во времени. На самом деле я был всего в трех кампаниях.

— Не важно. К тому же это в два с половиной раза больше, чем в послужном списке среднего солдата. Мало кто выживает. Возможно, ребята из масс-медиа попробуют сделать из вас национального героя.

— Национальный герой,— И я отпил свое пиво.— Где же ты, Джон Уэйн, ты так нам теперь нужен.

— Джон Уэйн? — Он покачал головой.— Знаете, я сам в «коробке» не бывал. В военной истории, я не эксперт.

— Забудьте, не важно.

Кинок осушил свой стакан и попросил принести ему,— провалиться мне на месте! — ром «Антарес».

— Ну, хорошо. Предполагается, что я введу вас в курс дела. Что бы вы хотели узнать: о том, что мы называем «курсом дела»?

— Так вы не бывали в «коробке»? — Что это я к нему пристал?

— Нет, это только для боевых офицеров. За три недели на вас расходуется столько энергии и машинного времени, что можно было бы управлять Землей несколько дней.

— Ваши знаки показывают, что вы боевой офицер.

— Практически я бывший боевой.

Принесли ром «Антарес» — высокий стакан с прозрачной янтарной жидкостью и кусочками льда на поверхности. На дне плавал ярко-красный шарик размером с ноготь большого пальца.

— Что это красное?

— Корица. Эфир с добавкой корицы. Неплохо... хотите попробовать?

— Нет, я уж лучше пива.

— Внизу, на первом уровне, в библиотечном компьютере имеется блок «деловой ориентации». Мои люди своевременно вводят новую информацию. Каждый день. Можете обращаться туда, если возникнут вопросы. В основном вам нужно... подготовиться к встрече с вашей группой.

— А что, они не люди? Киборги? Клоны?

Он засмеялся:

— Клонирование запрещено законом. Проблема в вас... в вашей, э-э, гетеросексуальности.

— Ну, это не проблема. Я человек вполне терпимый.

— Да, да, профиль действительно показал, что вы... считаете себя терпимым. Но дело не в этом.

— Разве? — Я уже знал, что он хочет сказать.

— В ИСООН набираются только эмоционально устойчивые люди. Я понимаю, вам трудно с этим свыкнуться, но гетеросексуальность расценивается как эмоциональная нестабильность. И относительно легко излечивается.

— Если они собираются лечить меня...

— Успокойтесь, вы уже слишком стары для этого.— Он сделал маленький глоток.— Вам не так уж трудно будет с ними ужиться, как вы...

— Погодите, вы хотите сказать, что в группе нет больше таких, как я?

— Уильям, их нет нигде, даже на Земле. Кроме нескольких сотен человек — ветеранов и неизлечимых.

— Ага.— А что я мог сказать? — Жестокий способ решить проблему перенаселения?

— Возможно. Но он действует. Население Земли держится на уровне миллиарда. Как только кто-то умирает или покидает планету, выращивают ребенка.

— Не рождается?

— Рождается, но другим способом. В ваше время существовал такой термин — «дети из пробирки», но сейчас они, конечно, пробирками не пользуются.

— Да, это достижение.

— В каждом роддоме имеется искусственная утроба, в которой происходит рост зародыша в течение восьми-де-вяти месяцев, после чего он «рождается», как вы говорили. Это занимает несколько дней — ничего похожего на родовые муки, как в ваше время.

«Прекрасный новый мир,— подумал я.— И никаких родовых травм. Миллиард абсолютно приспособленных к окружению гомосексуалистов».

— Абсолютно приспособленных к сегодняшней Земле. Вы и я, мы можем найти их несколько странными.

— Мягко сказано.— Я допил свое пиво,— А вы сами, вы... гомосексуальны?

— Нет,— сказал он. Я успокоился,— В общем я и не гетеросексуален.— Он хлопнул по колену. Звук был какой-то необычный.— Получил тяжелое ранение, и оказалось, что у меня какое-то расстройство лимфатической системы, я не могу регенерировать. От пояса и ниже — только металл и пластик. Используя ваше выражение, я — киборг.

Дальше, чем далеко, как говорила моя мама.

— Рядовой! — Я подозвал официанта.— Принеси, как его, вот это, ром «Антарес».— Итак, я сижу в баре с бесполым киборгом, который одновременно единственный нормальный человек на всей этой проклятой планете.— Двойной, пожалуйста.

 Глава 2 

На вид они были вполне нормальные, молодые и несколько напряженно державшиеся. Они собрались в лекционном зале на наш первый общий сбор.

Многие из них покинули детсад всего семь или восемь лет назад. Детсад — это искусственная, контролируемая среда, куда доступ имеют только педиатры и учителя. Когда человек покидает детсад в возрасте двенадцати-тринадцати лет (фамилию он получает по фамилии донора с лучшим генетическим показателем), он фактически считается взрослым. Образование его к этому моменту эквивалентно моему после первого курса колледжа. Некоторые из них продолжают учиться, специализируются в какой-то области, но многие сразу направляются на работу.

За ними тщательно наблюдают, и всякий, выказывающий асоциальные наклонности, например гетеросексуальность, отправляется на лечение. Его или исцеляют, или оставляют в спецучреждениях до конца жизни.

Все призываются в ИСООН, достигнув двенадцати лет. Большинство работают в координационных отделах положенные пять лет и уходят. Несколько счастливцев, примерно один человек на восемь тысяч, приглашаются принять участие в боевых действиях. Отказ считается «асоциальной наклонностью», хотя такое приглашение означает пять дополнительных лет службы. И шансы выжить за эти десять лет близки к нулю. Таких еще не знает история войны. В лучшем случае война закончится раньше, чем истекут ваши десять (субъективных) лет.

Если учесть, что разность во времени позволяет вам участвовать в кампании раз в один субъективный год, легко подсчитать эти шансы. Они составляют примерно две тысячных процента. Другими словами, если вспомнить старую русскую рулетку, то это то же самое, что зарядить шестизарядный револьвер четырьмя патронами, рискнуть нажать курок и не испачкать при этом своими мозгами противоположную стену. Тогда примите поздравления! Вы теперь штатский.