Кирилл Тимченко - Сумерки человечества
Дверь в церковь, конечно, оказалась запертой, а позади нее слышался шум переворачиваемой мебели. Отрезанные от своих, бандиты готовились к ожесточенному сопротивлению, рассчитывая расстреливать любого, кто покажется в проходе. Военные же вместо лобовой атаки подвели к дверям
БМП. Выстрелы скорострельной пушки не только снесли дверь с петель, но и разгромили наспех перевернутые шкафы перед дверью. Бандиты не успели даже опомнится, как внутрь полетели гранаты, осколочные и светошумовые.
Вопли раненных и ослепленных бандитов послужили сигналом для штурма.
Часть солдат забегала в развороченный дверной проем, кто-то вышибал рамы и пролезал в окна.
Я, пригнувшись, забежал в дверь, чуть не поскользнувшись в луже крови перерубленного пулями пополам бандита. Воскреснуть он не мог, голова как часть тела фактически отсутствовала, только кровавый обрубок вместо шеи, откуда толчками продолжала течь кровь.
Сопротивления внутри почти не было, бандиты в помещении были либо слишком изранены, чтобы сопротивляться, либо оглушены взрывами. Военные таких вязали, не особо, впрочем, любезничая. Рабочая сила на полигоне была очень нужна, пусть даже для этого приходилось оставлять жизнь подобной мрази.
Перескочив через сваленный стол, в столешнице которого была дырка размером с человеческую голову, я пинком ноги выбил следующую дверь.
Сейчас церковь не использовалась по прямому назначению, здание использовалось как офисное помещение, разделенное на отдельные кабинеты и комнаты, что сильно усложняло условия боя.
Отскочив от проема, я прижался к косяку и кинул внутрь гранату. Хлопок разрыва продолжил вопль раненного человека. Заглянув внутрь, всадил несколько пуль в стоявшего на коленях бандита, пытавшегося зажать руками рану в животе. Он завалился на спину, не издав ни звука, только стонать прекратил. Еще один контрольный выстрел в голову и можно проходить дальше.
По всему помещению шла стрельба и кричали застигнутые врасплох бандиты.
Напуганные и деморализованные, они почти не сопротивлялись, убегая или бросая оружия при одном только появлении солдат. Взлетев по лестнице на второй этаж, я едва успел упасть на ступеньки, когда стену над моей головой начали крошить пули. Солдат за моей спиной подкинул вверх гранату, пробросив над моей головой. Небольшой взрыв разбавил визг рикошетивших от стен осколков. Выглянув, я увидел один труп, превращенный осколками в решето, и двоих убегавших по узкому коридору бандитов. Выстрелил в спину одному из убегающих, и он сразу упал.
Второй, бежавший перед ним, успел заскочить в комнату. Я поднялся на ноги и подбежал к той двери, в которую он нырнул.
- Не возьмешь! – заорал бандит из-за двери если не в панике, то в истерике.
- Сдавайся, пока предлагаю! – крикнул я ему, меняя автомат магазина на новый.
В голове стучало от дикого прилива адреналина, линзы запотели и по ним стекали крупные капли жидкости, пробираясь за воротник и неприятно щекоча горло. Мышцы же наоборот, словно окаменели, механически подчиняясь приказам даже не смотря на колющую боль в суставах. Я прислушивался к своим ощущениям, ожидая ответа бандита, заодно мысленно отчитывая секунды. Если через пять секунд он не сдастся, не пожалею на него вторую гранату.
- Как у тебя там? – сзади подошел сержант, весь в мыле и крови убитых врагов. Гранат у него больше не было, а левую руку закрывала наспех наложенная повязка, из-под которой продолжала капать кровь, пачкая рваный рукав камуфляжа.
- Один заперся, - шепнул я и кивнул на дверь, - дал время сдаться.
- Гранаты еще есть? – спросил сержант, отодвинув меня в сторону и подойдя к проему, неплотно прикрытым дверью, но его опередил бандит.
- Я сдаюсь! Только не убивайте! У меня дети малые! – по голосу бандит явно паниковал, чувствуя ослабление перестрелки. Во всем здании не осталось никого из его дружков, кроме тех, что успели сдаться.
- Бросай вперед оружие, потом выходи сам! – сержант толкнул ногой дверь и распахнул ее, - Руки за головой, ползешь на коленях!
- У меня пленник! – взвизгнул бандит, разыгрывая последнюю карту, - она пойдет первой! Если начнете стрелять, она погибнет!
- Мразь, вылезай! – рявкнул сержант, теряя терпение, - Слово чести, оставлю в живых. Хотя, что тебе о чести знать…
Мы оба отошли от двери, наведя оружие на проем. Сержант встал на одно колено, я вытянулся в рост позади него. Через пару секунд ожидания в перекрестье прицела показалось тощее тело, почти раздетое и с собачьим ошейником на шее. Молодая девушка ползла на коленях, заложив руки за голову, ее колотила дрожь и даже слепой бы понял, что ей дико страшно.
Сзади нее, держась за ошейник, на коленях полз мордатый бандит в косухе и респираторе, такой толстый, что куртка даже не застегивалась на животе.
Сержант подскочил к нему и с размаха ударил прикладом по морде. Тот рухнул, то ли воя, то ли плача. Прижав его коленом к полу, начал надевать наручники на толстые руки, больше напоминавшие связку сосисок.
Бандит под ним мелко трясся и не сопротивлялся.
Забросив автомат за спину, я достал пистолет и подошел к девушке. Она была настолько напугана и забита, что так и продолжала стоять в том положении, как приказал сержант. Теперь я мог разглядеть, что на ней ничего не было, кроме полупрозрачной ночной рубашки. Для чего ее здесь держали, было ясно без объяснений. На лице, чтобы как-то спрятаться от вони, была грязная тряпка, открывавшая, впрочем глаза, с неподдельным ужасом на меня смотрящие.
- Вставай, все хорошо, - я помог ей подняться и заодно сорвал тряпку.
В следующую секунду меня словно током ударило. Не смотря на смазанную косметику и страх на лице, узнал этого человека, знакомого из той жизни, когда еще можно было безопасно ходить по улицам, и мертвецы спокойно лежали в могилах.
- Я тебя знаю, - прошептал больше для себя, взяв девушку за плечи.
Глава 7. Расчеты.
Я уже видел ее раньше. Кажется, очень давно, когда жизнь была размеренной и спокойной, а отдельные события оставались яркими искорками на обычно спокойной и тихой линии жизни. Это было уже в универе, когда я еще пытался заниматься учебой и отрабатывать те деньги, что, возможно, вкладывало в меня государство. Было обыденное осеннее утро, еще только начало сезона и первые дни учебы. Совсем не напряженные, словно и преподаватели не отошли от только что окончившихся каникул. А студенты так и вовсе еще пребывали в эйфории выходного длинной почти в два месяца. Две пары в день, не способные испортить общего впечатления дня, вроде бы как еще первый курс. Конечно, тогда у нас был один предмет, спаренная лекция, почти три часа выслушивания одного и того же преподавателя, никогда и особенно не старавшимся привлечь студентов красотой и ясностью речи.
Монотонность голоса и тупое однообразие дат и психоделических имен, которые и на пьяную голову не придумаешь, убивали сознание, и меньше чем через сорок минут ты судорожно хватаешься за мысль о том, что уже не способен не то, что записывать, а даже просто понимать тот беспрерывный поток поступающей информации, который в тебя пытаются вбить. Лишь первый ряд прилежных студентов с тихим отчаянием в глазах судорожно записывают все подрят, в жалкой попытке дома разобраться в этих записях. Эти ощущения вряд ли забудутся, даже после всего прошедшего.
Как раз после этого я и вывалился из институтских дверей в состоянии полного аффекта, почти слыша, как в голове звонко перекатывается ссохшийся от отупления мозг. Кажется, тогда я не был способен разумно мыслить, скорее подчиняясь инстинктам, требовавшим выйти на свежий воздух, даже если на улице бушует торнадо. После таких пар день кажется особенно светлым и ярким. В тот момент и замер на ступеньках, всей кожей впитывая солнечный свет, необычайно теплый и живительный в тот момент.
Тогда я ее и увидел…
Первое, почему вообще обратил внимание, была невероятная для наших мест машина. Ни дома, во Владимире, ни в Рязани, я никогда не видел живьем, припаркованную у дороги машину элитного класса, самый настоящий Порше самого что ни на есть спортивного вида. Возможность подойти к этому чуду ближе оторвала меня от солнечных процедур и провела даже мимо курилки.
Не то, чтобы я курю, но там всегда оказывались один или два моих знакомых, с которыми не поговорить и не поделиться последними впечатлениями обычно не удавалось.
Спортивные обводы, серебристый цвет корпуса и откидной верх машины словно сошли с картинки автомобильного журнала, которые иногда листаешь на досуге. Так, на память, я не мог вспомнить модель машины, да этого и не требовалось, хватало чисто эстетического удовольствия созерцать такую красоту. И даже не сразу я заметил и водителя, который в тот момент сидел в салоне. Сильно смутился, понимая, что такое поедание машины глазами вряд ли говорило что-то в мою пользу, хотя если и владеешь таким чудом автомобилестроения, то к таким взглядам надо привыкать.
