Александр Золотько - Игры над бездной
У него за спиной была еще одна бронированная дверь с амбразурой. И за этой дверью – еще один охранник с такой же серьезной пушкой. А обе двери закрывались-открывались только изнутри, отметил Стас. И если бы кто вломился на охраняемую территорию, то прогрызал бы все эти преграды по очереди и с большим трудом. А стрелки стояли бы до конца, понимая, что отступать некуда.
За третьей дверью была лестница, которая вела вниз. Как прикинул Стас, под землю.
Коридор, правда, был такой же – ослепительно-белый и ярко освещенный. И с камерами слежения под потолком и на уровне пола.
– Там вас ждут, – сказал охранник, пропуская Стаса вперед.
– Спасибо, – Стас всегда старался быть вежливым, особенно, если ему это ничего не стоило. – До свидания.
Дверь в конце коридора была опять-таки бронированной, но за ней не было стрелка, а была весьма симпатичная дама жгучего южного типа. Возраст, как сразу понял Стас, у нее приближался к сорока, но выглядела дама очень аппетитно. И всячески подчеркивала это.
Умело сервированное и профессионально рекламируемое экзотическое блюдо.
– Добрый день, – промурлыкала дама, чуть раздвинув в улыбке пухлые губы. – Меня зовут Фатима.
Стас с трудом оторвал взгляд от глубокого выреза на блузке дамы и коротко кивнул:
– Стас.
– Станислав Ильич Колос, – произнесла Фатима голосом, в котором звучал призыв, обещание, страсть и еще черт знает что. – Очень приятно с вами познакомиться. Я – пресс-атташе Учебного комплекса. Понимаю, что консула Российской Федерации должен был принимать кто-то из высшего руководства, но все они сейчас, к нашему огромному сожалению, заняты. Но я – в полном вашем распоряжении. В полном…
Фатима многообещающе улыбнулась, продемонстрировав ослепительно-белые зубы.
Стас кашлянул.
Они тут все переигрывают. Все, как один. И как одна. Вот сейчас бы врезать этой обольстительнице по заднице и посмотреть, как слетело бы это показное сладострастие с холеного личика. Или не слетело бы.
Стас представил себе, как после его грубости пресс-атташе, расценив шлепок как призыв и одобрение, набросилась бы на него прямо здесь… А он стал бы отбиваться, бормотать что-то вроде – не это имел в виду, не за тем пришел и вообще…
Стало смешно, и возбуждающий ореол с Фатимы как ветром сдуло.
Так себе баба, между прочим. Даже, кажется, слишком пышна, на вкус Стаса. Но не дура, сразу почувствовала перемену в настроении гостя, согнала с лица соблазнительную улыбку, чуть изменила осанку – и перед Стасом стоял уже совсем другой человек, серьезный и строгий.
«Однако, – не мог не оценить метаморфозу Стас. – С такой нужно держать ухо востро».
– Вы хотели посетить клинику, – сказала Фатима.
– Да, мне нужно поговорить с Надеждой Львовной Линевской.
– Я в курсе. Она сейчас в палате, пройдемте. С лечащим врачом вы поговорить не хотите?
– Нет, я не по поводу здоровья. Мне нужно поговорить о деле…
– Вы сразу производите впечатление очень серьезного человека. – Что-то такое сверкнуло у дамы во взгляде.
Женщина всегда остается женщиной и не склонна просто так прощать невнимание к себе. Не привыкла мадам пресс-атташе к такому быстрому угасанию интереса к своей персоне.
– Прошу, – сказала Фатима, открывая следующую дверь. – Это клиника. Нам на второй этаж. Осторожно, тут крутые ступеньки.
– А давайте я пройду вперед, – предложил Стас, мельком глянув на довольно короткую юбку пресс-атташе и высоченные каблуки ее туфель.
– Вы настоящий джентльмен, – холодно улыбнулась Фатима. – А если еще и предложите руку…
Стас кивнул и протянул левую руку.
– С настоящими мужчинами так приятно работать, но так редко выпадает это удовольствие: настоящие мужчины – вид вымирающий. Их охранять нужно…
Рука у дамы была изящная, но крепкая, темно-красные отполированные ногти, гладкая теплая кожа… Стас собрался сказать по этому поводу комплимент, но почувствовал, как мир вокруг него качнулся.
– Вам плохо? – спросила Фатима, ее пальцы крепко сжали ладонь Стаса.
– Нет, нормально… – Стас попытался сфокусировать зрение, но туман быстро заполнял вселенную.
– Врете, – голос Фатимы донесся издалека. – Вам сейчас должно быть очень плохо…
И Стасу стало очень плохо.
Он опустился вначале на колени, потом лег лицом вниз на пол перед самыми ступеньками. Пресс-атташе не дала ему свалиться и расшибить лицо, поддержала.
– Сука, – проронил Стас, теряя сознание.
– Еще какая, – ответила Фатима.
Глава 7
Товарищ Хаоран друзей не имел. Товарищ Хаоран был поднебесником, руководил самой сильной канторой в Харькове и не слишком жаловал большие компании. Товарищ Хаоран предпочитал отсиживаться в глубине Барабана, в самом центре китайского квартала, и встретиться с ним для личной беседы было очень и очень непросто.
Поднебесник имел для этого веские основания, за шестьдесят долгих лет его жизни он пережил почти сотню покушений, и если в молодости расценивал их как знак своего растущего статуса, то с возрастом, принимая особенности своего статуса, все-таки решил не помогать потенциальным убийцам.
И все знающие люди на СЭТ признали, что вопросом собственной безопасности товарищ Хаоран занимался с той же основательностью, с какой подходил к самым важным аспектам своей жизни. И за пять последних лет – три до Катастрофы и два после – никто не мог припомнить ни одного покушения на жизнь товарища Хаорана.
Хотя, как все понимали, желающих отправить поднебесника к его китайским праотцам было более чем достаточно. Даже в кабинете ректора Учкома из пяти гостей четверо с удовольствием убили бы товарища Хаорана своими руками.
Китаец это тоже знал, но все равно приехал в Учком, и это означало, что события прошлой ночи даже поднебесники считают очень важными. Или опасными.
В ссоре, вспыхнувшей с первой же минуты встречи, товарищ Хаоран участия не принимал, молча сидел в кресле, сложив руки на животе, и, казалось, дремал, лишь изредка бросая взгляды из-под полуопущенных век на остальных участников беседы.
М’Бога, как всегда, пытался напугать – рычал, размахивал руками, вращал выпученными глазами, ни на кого из присутствующих это впечатления не производило, но все понимали, что это ритуал, который нужно просто перетерпеть.
Вот то, что Абдула никак не может усидеть в кресле, постоянно вскакивает, резко жестикулирует и время от времени срывается чуть ли не на визг, внушало определенное беспокойство. Тарле нервничал, а это значило, что он себя плохо контролирует, что, в свою очередь, могло привести к самым непредсказуемым последствиям. Если глава муслимской канторы не получит ответов, полностью его удовлетворяющих, то вполне может попытаться что-то доказать или изменить с помощью оружия. Несмотря на недвусмысленное предупреждение председателя Городского Совета и вполне прозрачный намек шефа Службы Безопасности.
У М’Боги даже появился соблазн немного подтолкнуть Абдулу, дать ему возможность сделать глупость и объявить войну сразу всем. Это могло сулить приятные для М’Боги перемены в городской жизни. Сначала все вместе уничтожили бы Абдулу, при этом наибольшие потери понесли бы поднебесники, как ближайшие соседи. Потом, после уничтожения Тарле, можно было бы подвинуть и товарища Хаорана, а там…
Мысли были приятные, но опасные.
Фрейдин еще до рассвета связался с М’Богой и предупредил, что очень надеется на мирное разрешение проблемы. Во всяком случае, на то, что лично повелитель Конго провоцировать кровопролитие не будет.
Даже когда Абдула схватил со стола стакан и разбил его о стену, М’Бога лишь усмехнулся. А хозяин кабинета, ректор Учкома, поморщился, но замечания не сделал.
– Ты сегодня очень шумный, – с укоризной произнес Дядюшка Ха. – Я всегда восхищался твоим самообладанием, Абдула, но сейчас только сочувствую тебе.
– Ти сасунь сепе свой сочувствие знаишь куда? – прошипел Адула.
Русский язык он знал, но когда нервничал, то акцент снова всплывал, будто не двадцать лет назад приехал Абдула «блохой» на «суперсобаке» из Европы, а только неделю назад.
– Для тебя, Абдула, я могу сделать все, что угодно, – еле заметно усмехнулся Дядюшка. – И даже могу снести незаслуженную обиду… Но что подумают наши друзья?
Дядюшка Ха обвел взглядом всех собравшихся в кабинете.
– Кто-нибудь может не понять, что ты просто очень обеспокоен произошедшим, и может подумать, что ты меня не уважаешь. Или даже решить, что со мной любой может разговаривать в таком тоне… И что мне придется тогда делать?
– Я! – голос Абдулы взлетел до визга, но в последний момент Тарле взял себя в руки. – Я прошу прощений… Дядюшка. Ти извини меня… Но кто-то должен ответить… Я не потребую, что мои люди скажут? Как дальше жить, товаром торговать? Почему «сон» хреновый продаешь, спросят. И что я скажу? Скажу, что товар у ректора-мектора беру? Что это он мине яд подсунул? Так скажу? Так почиму ти его до сих пор на куски не порвал, Абдуло? Или ты не хочищь больше уважения, Абдуло? Ты умереть хочищь, Абдуло? Уступи место тому, кто не станет плохой товар в Учкоме брать… Кого уважают в Учкоме, место уступи…
