Виталий Романов - Смерть особого назначения
– Кэт... – Соболевский не мог найти нужные, правильные слова. – Не переживай так, моя хорошая...
Совсем неподалеку находился один из постов охраны штаба, дозорные, конечно, могли слышать приватную беседу, для этого надо было лишь направить чуткие микрофоны в сторону обнимавшейся парочки.
А еще рядом стоял Уарн. Майор покосился на спутника... Оказывается, дрогл понимал, что такое частный разговор. Чужак бесшумно отодвинулся в тень, на десяток шагов от Кирилла и Катрин, отвернулся в другую сторону и сложил уши, всем своим видом показывая, что не желает слышать то, что касается только двоих.
– Кэт, милая, мне пора.
– Не ходи туда! Не надо, не улетай! Пожалуйста! – Уилсон вновь заплакала, изо всех сил прижала к себе Кирилла, будто верила – это что-то может изменить.
– Я люблю тебя, Кэт, – тихо и абсолютно серьезно проговорил Соболевский. – Ты самая лучшая женщина... Я люблю тебя...
Катрин яростно затрясла головой, понимая, что это слова прощания.
– Нет! – выкрикнула она. – Я не пущу! Не пущу тебя! Не смей! Ты даже не выслушал! Мы отвечаем не только сами за себя!
Кирилл грустно усмехнулся, поцеловал ее в лоб, как ребенка. Растрепал волосы.
– Дурочка... – ласково сказал он. – Я офицер, Кэт. Ты же знаешь это. Я не могу не выполнить приказ...
– Нет! Ты не понимаешь, о чем я говорю! Это важнее!
Они оба не слышали друг друга. Катрин жила верой в то, что сумеет удержать Кирилла, а Соболевский не знал, как закончить сцену тягостного прощания. Он должен был сосредоточиться на задании, от которого зависели миллионы жизней.
– Кэт, мои ребята уже на корабле. Они готовят «Москит» к старту. Ждут. Кэт, мне надо идти...
– Нет! Не пущу! – Она с силой ударила Кирилла кулаком по плечу, словно это был весомый аргумент в споре. – Подумай о нас с...
– Катрин! – Соболевский вдруг представил, как глупо выглядит сцена их прощания со стороны. Для дрогла. Для солдат из патруля. – Кэт! Все! Давай, я поцелую тебя и побегу на корабль! Я тебя очень люблю, но поговорим позже! Хорошо?
– Нет!!! Если любишь – не лети! – Уилсон не хотела, не могла поверить, что он готов не понять ее и уйти.
Уйти туда, откуда почти нет шансов вернуться.
– Да прекрати же, наконец, истерику! – он не выдержал, повысил голос.
Оторвал женщину от себя, крепко сжал ее предплечья, встряхнул. Катрин замолчала, с надеждой глядя ему в глаза. Неужели понял, о чем она?
– Все, – сказал он. – Ухожу! Я люблю тебя, Кэт. Ни о чем плохом не думай, береги себя. И жди, все будет хорошо.
Он потянулся губами к Катрин, чтобы поцеловать, но та вдруг резко вырвалась из объятий, отступила на два шага назад.
– Уходи! – выкрикнула Уилсон. – Уходи! Если для тебя это важнее нас, я не держу!
Соболевский постоял, с грустной улыбкой глядя на подругу, потом развернулся и зашагал к кораблю, не сказав ни слова. За ним семенил дрогл. Уарну было очень трудно выдерживать высокий темп, который взял командир «Москита». Два спутника выбрались из полутьмы на хорошо освещенный плац перед космодромом.
...Катрин сделала шаг вперед, протянула руку к Кириллу – хотела окликнуть его, остановить. Все получилось не так, как ей хотелось. Она растерялась, увидев, что мыслями Кирилл не с ней. Растерялась и не смогла отыскать верные слова. Она должна была сказать Соболевскому то главное, ради чего и стремилась удержать мужчину. Своего мужчину. Несомненно, он был остался, если б узнал...
А теперь поздно. Катрин прикусила пальцы, глядя вслед Кириллу. Слезы побежали из глаз. Сильно закружилась голова, Уилсон сделала несколько тяжелых шагов вбок, привалилась к дереву, прижала руку к низу живота.
Она так и стояла, глядя вслед Кириллу, который миновал КПП и теперь уходил прочь, к своему кораблю.
...Соболевский был зол. Нервная сцена в трех шагах от штаба, под носом у зрителей, отняла много сил. В такие минуты он не имел права думать о личном, как бы сильна ни была его любовь к Катрин. У него есть приказ. Он, кадровый офицер, не имеет права ослушаться. Он, лучший пилот-разведчик семнадцатой бригады, обязан сделать то, что не смог сделать Борис Зуля. «Москит» должен найти систему РЭБ фринов. Это будет лучшим ответом на гибель «Фантома» и его экипажа, на атаку Рапиды, на смерть невинных людей.
– Зря ты так... – сказал Уарн, когда человек и дрогл добрались до стартовой площадки, где находился «Москит».
Соболевский нахмурился, посмотрел на спутника с неприязнью и раздражением. И так получилось глупо, всю дорогу Кирилл думал не о предстоящем полете, а о том, как нехорошо расстались с Катрин. А тут еще и дрогл лезет со своими нравоучениями.
– Зря ты так с Катрин, – повторил Уарн, не обращая внимания на нервную реакцию человека. – Она мать твоего ребенка. Я хорошо знаю, у вас, людей, мать ребенка, который твой, – это святое...
Дрогл говорил немного путано, только Соболевский все равно улавливал смысл.
– Ты ошибаешься, Уарн! – с усмешкой сказал майор. – Катрин – не мать моего ребенка. У нас нет детей. Мы даже не муж и жена официально. Не знаю, понимаешь ли, о чем я сказал.
– Я тебя понимаю, – сразу же ответил дрогл и остановился перед человеком. – А вот понимаешь ли ты, о чем говорю я?
– У нас нет ребенка! – майор сказал это громче, чем требовалось, Уарн и без того прижал уши к голове, будто в испуге.
Соболевский хотел прибавить еще несколько гневных слов – в адрес чужака, который вздумал лезть не в свое дело, но вдруг остановился, приоткрыв рот. Фразы из недавнего разговора с Катрин вспыхнули в мозгу – будто их выжгли огненными буквами.
«Мы отвечаем не только сами за себя. Подумай о нас с... Если для тебя это важнее нас, я не держу...»
Неужели?! Он неправильно понял смысл?! Не «подумай о нас с тобой»?! Катрин хотела сказать «подумай о нас с будущим малышом», а он перебил ее?!
Кирилл вытаращил глаза, не в силах задать вопрос дроглу.
– У нее внутри – твой ребенок, – подтвердил Уарн.
Ему не требовалось, чтобы вопрос задавали вслух. Этот гном действительно был очень сильным ментатом.
– У нас будет ребенок? – глупо переспросил Соболевский, не в силах поверить.
– Он уже есть, – терпеливо повторил дрогл, голосом выделив слова «уже есть». – Жизнь возникла. Я вижу ее в теле Катрин.
Уарн опять сказал как-то странно, не по-людски. Ни один врач-человек так не сказал бы, но для Соболевского все это не имело значения. Важна была только суть.
«У нас – ребенок!!!»
– Но почему она прямо не сказала мне? – растерянно пробормотал майор.
– Она все время говорила об этом, только не словами. Ты не услышал?
Соболевский непроизвольно рванулся назад, сделал несколько быстрых шагов в сторону КПП, потом остановился. Медленно повернулся к дроглу. Лицо его было искажено отчаянием и болью.
– Поздно... – прошептал Кирилл, схватившись за голову. – Господи, какой же я дурак! А ведь мог догадаться, почему распсиховалась Кэт, но увидел в ее словах не тот смысл...
Он скрипнул зубами от злости на себя самого.
– Если хочешь, я передам ей твою любовь и твое «прости»... – кротко предложил Уарн. – Извини, я знаю, тебе неприятно, когда в дело вмешивается кто-то третий. Но мне знакомо, что такое сильные чувства, потому я и хочу помочь. Я сам... еще недавно...
Дрогл запнулся, не в силах продолжить. Майор сразу же вспомнил слова Кравца: «На Одонке у него погибла вся семья...» Вспомнил боль, которая на миг прорвалась из души дрогла, – такая страшная, нестерпимая, что обожгла и ввергла Кирилла в шок.
– Спасибо, – сказал Соболевский. – Я хотел бы передать ей... Передать, что она лучший человек... лучшая женщина... самая лучшая... Нет, не знаю, Уарн... Не получается словами, не смогу я, как надо...
– Не надо говорить, это лишнее. Просто подумай обо всем, – попросил дрогл. – О Катрин. О своем отношении к ней. О ребенке... О вас троих... Я передам.
И Кирилл поверил, что так будет правильней. Закрыл глаза, вспоминая... Теплый дождь, промочивший их обоих до нитки. Яркая радуга над мокрым лесом, когда они бежали, взявшись за руки, наполненные искрящейся радостью. Потом заскочили в дом, но не в душ – сбросили всю одежду и нырнули под одеяло в спальне, смеясь непонятно от чего. Жадные губы Кэт...
Что-то нежное и горячее вырвалось из груди – пульсирующим комком понеслось вдаль. А потом в ответ пришло другое. Обжигающее. Безумно-хмельное. Такое, от чего закружилась голова и помутился разум. Кирилл без объяснений дрогла понял: это ответ Катрин.
И вдруг захотелось замереть и стоять так долго-долго, до бесконечности, забыв обо всем. Даже о приказе Кравца. Ни о чем не думать, только воспринимать чувства Катрин...
Нельзя... Кирилл усилием воли открыл глаза. Помедлил, ошалело глядя по сторонам, приходя в себя. Посмотрел на громаду «Москита» неподалеку от них. Потом бросил взгляд в темноту за пределами стартового поля – будто надеялся увидеть там мать своего будущего ребенка.
