Даниэль Дакар - Джокер
– Да, Федор передал мне ваше мнение по поводу необходимости комплектации корабельных аптечек его пойлом. Что-нибудь еще?
– Розы?..
– Весь этаж завален цветами, вам еще представится возможность в этом убедиться. Именно эти, – Тищенко шагнул куда-то в сторону и вернулся, держа в руках тяжелую вазу с огромным букетом, – принесла некая миссис Финн. Она сказала, что ее сын был на «Сент-Патрике».
– Да… Я… ей… чуть… руку… не… слома… ла… в… порту… У… нее… была… исте… рика…
– Так, все, – забеспокоился русский врач. – Вам нельзя больше говорить, мисс Мэри. Хотите еще попить?
Мэри отпила несколько глотков и благодарно улыбнулась.
– А теперь вам следует поспать. Разрешаю вам, прежде чем заснете, посмотреть влево, – Тищенко шагнул к приборам.
Девушка слегка повернула голову. За прозрачной дверью стоял Корсаков, осунувшийся, бледный, и к тому же – вот это да! – небритый. Он поднял руку в приветствии, Мэри попыталась улыбнуться, но тут ее веки налились свинцом и она заснула.
Два дня спустя ей разрешили сидеть на кровати. Разумеется, под строгим присмотром и недолго, но и это уже был прогресс. Забежал на минутку Морган, замотанный так, что смотреть было больно. Заглянул Шон О’Брайен, пожаловался на Джину, которой не сидится с детьми на Плезире – собирается вернуться, а тут творится черт знает что! Не могла бы Мэри, как бывший командир, как-то повлиять? Услышавший эту просьбу Тернер привстал на цыпочки, ухватил Шона за воротник и выдворил из палаты, сопровождая свои действия наставительной лекцией о вреде излишней наглости. Пару раз заходил Никита, но бдительный Тищенко заметил, что в его присутствии Мэри охватывает беспокойство, так что свидания были весьма ограниченны по времени. Заняться было нечем. Привыкшая к тому, что каждая ее минута чем-то занята – и неважно чем, службой или партией в покер – Мэри с каждым часом нервничала все сильнее. Наконец она не выдержала. Ей нельзя волноваться? Так дайте же, чем себя занять. Перебрав вместе с Тищенко несколько возможностей делать хоть что-то, она остановилась на гипнопедическом курсе русского языка и теперь спала охотно, не ворча и не возмущаясь.
Между тем вопрос, как быть с ней дальше, встал ребром. Все время держать ее в госпитале было немыслимо: Мэри быстро шла на поправку, и недалек был момент, когда «сонных уроков» не хватит ей для сброса кипучей энергии. К тому же вставала проблема безопасности. Информаторы доносили Моргану, что на Бельтайне хватает тех, кто недоволен арестом Монро и последовавшими за ним задержаниями десятков людей по подозрению в соучастии. При всем объеме имеющихся доказательств судебный процесс еще не был готов, и выпустить Мэри из госпиталя фактически означало выставить ее, как мишень в тире. Можно было окружить ее телохранителями из числа русских десантников, но их использование для охраны госпиталя уже вызывало на Бельтайне весьма неодно-значную реакцию. Не говоря уж о том, что на всякого телохранителя найдется снайпер с точным прицелом. Крейсер на орбите, конечно, давал больший простор для деятельности при стопроцентной безопасности пребывания. Но Тищенко не без оснований полагал, что там она изыщет возможность именно работать, не обращая внимания на рекомендации, а запереть в каюте или палате лазарета можно и здесь, зачем тащить наверх, подвергая опасности неокрепший еще после ранения организм. Когда обратились за советом к Моргану, он уточнил параметры распорядка, требуемого капризной пациентке, и попросил продержать ее в госпитале еще сутки. По истечении этого времени он так ее спрячет на планете, что пока не отпрячет – не найдут, даже если с собаками искать будут. Курортные условия будут созданы по высшему разряду, а заниматься головоломной аналитикой она не сможет по причине полного отсутствия технических средств.
Многочисленное семейство Рафферти собралось за ужином в огромной столовой. В старом, изрядно повидавшем на своем веку доме постоянно проживало от тридцати до сорока человек и еще с полсотни рассыпалось по коттеджам на просторных выгонах. По заведенному издавна порядку за стол садились все вместе. Здесь не делали разницы между хозяевами и наемными работниками, охотно принимая этих последних в семью, если уж все сладилось у дочки, внучки или племянницы. Переборчивые коневоды брали на службу далеко не всех, спрашивали строго, но и платили не скупясь. Гунтеры Рафферти славились на всю Галактику, пожалуй, не меньше, чем бельтайнские экспедиционные экипажи. И не было за всю историю семьи случая, чтобы постаревший или покалечившийся работник оказался вышвырнутым, как старый, изношенный башмак.
Разумеется, приземлившуюся на лужайке перед домом машину заметили еще тогда, когда она показалась на сканерах. При всей кажущейся патриархальности уклада Рафферти пользовались самым современным оборудованием обнаружения и охраны. Пожалуй, в обозримом прошлом был только один случай, когда такую вот посадку откровенно проморгали. И хотя повод тогда был хоть куда, учиненный впоследствии старым Мозесом разнос провинившиеся часовые запомнили надолго. Так что за машиной – неприметной развалюхой с нейтральным позывным и неожиданно мощным двигателем – следили весьма пристально. И главе семейства доложили сразу же по обнаружении, но Мозес даже бровью не повел. Он вообще редко водил бровями, потому что даже на привычных домочадцев зрелище это производило неизгладимое впечатление. Когда же из машины выпрыгнул и неторопливо зашагал к дому полковник Морган, причин для беспокойства и вовсе не осталось. Моргана здесь знали в лицо, весьма уважали и всегда были рады видеть, по поводу и без. Впрочем, навряд ли у шефа планетарной полиции могло найтись сейчас время для увеселительной прогулки. Ох, и каша же заварилась на Бельтайне, всем кашам каша. Мозес качнул головой, за столом рядом с ним как по волшебству освободилось место и возник еще один прибор. Понятливый правнук кинулся к дверям и минуту спустя Морган уже раскланивался со всеми Рафферти, целуя ручки дамам, обмениваясь рукопожатиями с мужчинами и отвешивая шутливые подзатыльники мальчишкам.
– Милости просим к столу, – прогудел Мозес, вставая и указывая полковнику место справа от себя. – Рад вас видеть, Генри. Поужинаете с нами?
– Можно и поужинать. Хотя, сказать по правде, я не голоден, а времени у меня мало. И прилетел я к вам по делу, – Морган удобно устроился на массивном стуле с высокой спинкой и повертел в пальцах вилку, ловко перехватывая ее то как для удара, то как для броска.
– Ох, вечно у вас дела, полковник, – укоризненно вздохнул Мозес Рафферти. – Нет, чтобы посидеть, поговорить… ну хоть виски-то выпьете?
– Виски? – Генри усмехнулся уголком рта. – Виски выпью. Автопилот загружен, так что…
– Вот и прекрасно, – расцвел хозяин дома и потянулся за квадратной бутылью. – А что касается вашего дела – не пройти ли нам в контору?
– Нет, сэр, – твердо ответил Морган, – мое дело касается всех присутствующих здесь. Потому что если мы с вами договоримся, мне понадобится не только ваше молчание, но и их.
– Вот как? – лицо Мозеса, секунду назад вполне добродушное, разом стало жестким и как будто отяжелело. Челюсть выдвинулась вперед, глаза прищурились. Он окинул взглядом собравшихся за столом, и в комнате сразу же стало так тихо, что слышен стал ветер, обиженно посвистывающий на ранящие его кусты остролиста за окном.
– Мозес, я знаю, вы любите прикидываться эдаким деревенским увальнем, но за новостями следите весьма пристально. Я прав? – начал полковник.
– Разумеется, вы правы, Генри. Хотя, должен вам честно признаться, в последнее время в новостях доводится слышать мало хорошего. Все больше какие-то ужасы.
– Ну, тогда вы знаете, что произошло на последнем заседании Совета, – вздохнул Морган.
– Еще бы! Майора Гамильтон жалко. Как она?
– Уже потихоньку идет на поправку и… – но договорить Генри не успел. Молодой мужчина лет тридцати пяти, с ухоженной бородкой и копной светлых волос презрительно фыркнул:
– Жалко?! Жалко было бы судью Маккормика, если бы в него попали, а этой… так ей и надо! Как линейных спасать, так она первая, а остальные пусть хоть сгорят?! Стерва!
– Джереми! – рявкнул старший Рафферти, обрушивая кулак на стол, но продолжить воспитательный процесс не успел: Морган изменился в лице так, что смотреть стало страшно. Он побагровел, на скулах вспухли желваки, рот скривился в жутковатой усмешке, а вилка, которую полковник так и не выпустил из рук, нацелилась прямо в лицо вскочившему на ноги парню.
– Как вам, должно быть, известно, юноша, – сухим и царапучим, как наждак, голосом проскрипел коп, – я не первый год командую планетарной полицией. И повидал на своем веку не одного неблагодарного засранца и даже не десяток. Но такой великолепный экземпляр, как ты, Джереми Томас Рафферти, я встречаю впервые, – от ярости он путался в местоимениях, но никто не обратил на это внимания. – Кажется, когда девятнадцать лет назад Мэри Гамильтон, будучи еще совсем соплячкой, сажала работорговца, который тебя увозил, ты не слишком возражал? А теперь она, выходит, стерва?! Почему же это? Потому что постаралась вытащить всех, кого смогла – на одном-единственном транспортнике? Потому что русские пришли к нам на помощь в ответ на посланный по ее настоянию сигнал бедствия? Потому что если бы не она, никто бы и никогда не докопался до всех делишек Монро? – Морган уже орал, брызжа слюной и задыхаясь. – Да ты хоть понимаешь, щенок…
