Даниэль Дакар - Джокер
– Как ты, Коля? – осторожно спросил Ираклий Давидович. – Может, врача? Мои орлы тут, за углом…
– Не… не надо врача… – просипел прикипевший взглядом к дисплею Сазонов.
– Ошибки никакой быть не может, сравнительный анализ биокарт и ДНК-грамм делал сам профессор Гаврилов. Это Сашина дочка, Николай. Ваша с Ольгой внучка.
– Да ну тебя, Ираклий! Какие, к черту, биокарты, и так все ясно! – взорвался граф, приподнимаясь с места и сверля Цинцадзе взглядом. – Как ты ее нашел?! Где?!
– Это не я ее нашел, это Никита Корсаков ее нашел. Помнишь мальчика? Да ты сядь, сядь.
– Помню, – пробормотал Сазонов, опускаясь в кресло. – Хороший мальчик, смышленый, с воображением. Ну так он и контр-адмирал в свои годы, совсем неплохо… Да, и что?
– А то, что девочка – майор ВКС Бельтайна.
– Постой-постой… так это же там давеча…
– Вот именно, – кивнул князь. – Пиратский налет на планету. Ордером корветов, сопровождавших к зоне перехода эвакуационный транспорт с детьми на борту, командовала тогда еще капитан Гамильтон. Майора как раз за этот рейд получила. Подбили ее тогда, а Корсаков корвет на крейсер затащил. У него ж там старик Михеев служит, странно было бы, если б подобрать не смогли. Кстати, эскадра Корсакова там очутилась в ответ на просьбу о помощи. А просьбу эту Бельтайн отправил по настоянию твоей внучки, остальные в тамошнем Совете думали, что это бессмысленно. Вот такие пироги, Николай. – князь замолчал, сделал глоток коньяку, удовлетворенно пошевелил носом и задумчиво продолжил: – У меня-то к ней свой интерес был, и довольно давно. Помнишь, я тебе про деятеля одного шустрого рассказывал, Эрика ван Хоффа? Его ведь на Бельтайне арестовали, не где-нибудь. А сообразил, где его брать надо, не поверишь, полицейский пилот с позывным ноль двадцать два. Так он у меня и проходил по всем отчетам, имени я не знал, их шеф полиции своего человека как зеницу ока берег. А после того, как наши корвет подобрали, и капитан Гамильтон из лазарета вышла… Спокойно, Николай, сам Станислав Тищенко работал, не кто-нибудь! Да выпей ты уже, что ты не знаешь, куда коньяк пристроить! И закуси, а то будет нам с тобой от Ольги на орехи… ну так вот… о чем это я? Ах да. Мисс Гамильтон разговорилась со старшим помощником с «Александра», Савельевым, и, как почти коллеге, рассказала ему в качестве анекдота всю эту историю. Она ван Хоффа вычислила, она его и арестовала. И как тебе?
– Погоди, Ираклий. Погоди, не части. Ты мне об этом умнике когда рассказывал? Это сколько ж ей было лет?!
– Шестнадцать. Да это еще что – она на «Сапсане» с четырнадцати летала! Вот как бельтайн-ский Звездный Корпус закончила на три года раньше срока, так и пошла в полицию служить, дожидаясь возраста, когда в Академию на Картане можно будет поступать. Военный факультет с отличием, половина курса экстерном…
– По какой кафедре? – оживился Сазонов.
– По командной, друг мой, по командной, – усмехнулся Цинцадзе. – Тактическую у них обычные девочки заканчивают. Ну как – обычные? Выше среднего, но не уникумы. А уникумов на командную посылают. Ладно, что-то у меня в горле пересохло… Я выпью, пожалуй, а ты пока картинки посмотри.
Цинцадзе переключил что-то на блоке, и граф снова впился взглядом в дисплей, на котором в сопровождении неуловимо тревожной музыки разворачивалось действо. Хищный красавец-корвет проносится над бортом транспортника, усеянным абордажными капсулами, и струя выхлопа буквально сбривает их, оставляя обшивку невредимой. Из аварийного люка, изуродованного попаданием корабля, на броневые плиты причальной палубы выпрыгивает бледная до синевы бритоголовая девушка, надевает берет, подходит все ближе, видны запавшие глаза и высокомерная улыбка. Та же девушка сидит в гравикресле, вокруг нее рубка крейсера, она что-то объясняет столпившимся рядом с креслом русским офицерам. Ага, вот откуда был взят кадр, который Ираклий выбрал для представления внучки деду: она, уже в парадной форме с майорскими погонами, подходит к капитану первого ранга, вскидывает руку, он козыряет в ответ. Поле космодрома, жилистый мужик в незнакомой форме, с рукой на перевязи и обожженным лицом, что-то прикрепляет к кителю майора, она поворачивается лицом к камере, по бледной щеке ползет одинокая слеза, за спиной что-то скандирует восторженная толпа. Платформа, скользящая над поверхностью воды; девушка, облаченная в русский костюм для подводных погружений, сидит, устало привалившись к борту, и крепко сжимает непонятного назначения контейнер. А вот она уже в штатском, наматывает круги по комнате, время от времени ударяя ладонью в стену, лицо злое. А вот она просто спит, должно быть, в лазарете…
Ираклий Давидович, исподтишка наблюдавший за другом, удовлетворенно улыбнулся: Савельев выполнил поручение на «отлично». Сказано ему было представить в блеске и славе, как будущую невестку придирчивой свекрови, он и сделал. Молодец.
– Ираклий, – тихо и хрипло позвал Николай Петрович. Глаза его были мокрыми, но он, должно быть, этого не замечал, и Цинцадзе придержал руку, уже полезшую за обшлаг рукава за платком. – Ираклий, ты с ней говорил?
– Говорил, – кивнул князь. – Веришь ли – чуть под стол не свалился. Подвела меня привычка на изображения не смотреть, представлять себе людей по досье. Корсаков мне: «Позвольте представить вам майора ВКС Бельтайна», а передо мной Саша сидит. Какой там Бельтайн-Шмельтайн! Насилу собрался.
– А… какая она?
Давненько Ираклий Давидович не слышал такой робости в голосе друга. Да если разобраться – и вовсе никогда.
– Она? Умная. Гордая. Сильная. Цену себе знает. Соображает быстро. Перед авторитетами не лебезит. Ну Сашкина же дочка, что ты хочешь? А в остальном… Офицер как офицер. Заслуженный. Грудь в крестах, погоны в звездах. Голова, говорят, седая, но сам не видел, она в бандане была. Приняла приглашение посетить Кремль, когда вся эта история на Бельтайне закончится. Там сейчас такая заварушка… ничего, подлечится, с делами разберется…
– Подлечится? – вскинулся Сазонов.
– Тихо, Коля, тихо. Уже все в порядке, – успокаивающе положил ему ладонь на рукав Цинца-дзе. – Уймись. У них там сволочь завелась, да такая, что говорить – и то противно. Взялись арестовывать, а этот мерзавец при оружии оказался. Девочка твоя верховного судью с линии огня оттолкнула, а сама убраться не успела. Но полковник Тищенко головой ручается, что проблем не будет, только покой да уход нужны. Ничего, будут ей и уход, и покой. Госпиталь под охраной нашего десанта, мышь не проскочит, за медициной сам Тищенко следит, лично. Ничего.
Граф задумался, барабаня пальцами по столу.
– А может быть, мне туда? На Бельтайн? Как думаешь, Ираклий?
– Вот только тебя там сейчас и не хватало! – взорвался князь. – У нее там работа, понимаешь ты это или нет? Работа! Тяжелая, опасная, да, но она делает то, ради чего все эти годы жила, училась, воевала. Они там, между прочим, в пять лет присягу принимают, так эта присяга заканчивается словами: «Клянусь жизнью и смертью своей защитить Бельтайн». Вот она и выполняет присягу, не менее, но и не более того. Не мешай ты ей! Слово тебе даю, как только она освободится – тут же на Кремль заберу. А сейчас… Ну прилетишь ты на Бельтайн, и что?! Расстроишь, отвлечешь, она расслабится, ошибется не дай бог… Хватит и того, что Корсаков там сейчас по стенам бегает от беспокойства, хочешь ему пару составить? Только сегодня и только у нас – два нервных адмирала в гонках по вертикали, спешите видеть! – Цинцадзе замолчал, переводя дух, и Сазонов немедленно этим воспользовался:
– А с чего это Корсаков по стенам бегает?
– А он к твоей внучке, судя по всему, неровно дышит. И я его понимаю: не будь у меня Нины, сам бы влюбился. Только ты, уж будь добр, в это дело не лезь. Ей не тринадцать и даже не двадцать три, с двухмесячного возраста по казармам, сама сообразит, как быть.
– С двухмесячного?! – опешил Николай, и князь мысленно похвалил себя за то, как ловко переключил внимание друга.
– С двухмесячного. Как раз в этом возрасте бельтайнских детишек в учебные центры забирают и до полутора лет даже на пару часов домой взять не дают. В пять лет – в Корпус. Потом в монастырь, баржи с тарисситом через астероидный пояс таскать. Видел крест на виске? Маша твоя католичка, послушницей была. Ну, этот вопрос мы порешаем: была б на то ее воля, а с патриархом я договорюсь… Потом, если способности есть – на Картан, потом воевать по контрактам. Или не воевать. Ты на ее китель внимательно посмотрел? «Великую Стену» видел?
Окончательно ошарашенный потоком информации Сазонов даже рот приоткрыл:
– Так это она тогда?!.
– А сколько, по-твоему, в Галактике бельтайнских пилотов по имени Мэри Гамильтон? – ехидно фыркнул Цинцадзе.
Они еще долго проговорили в тот день. Так долго, что Николай Петрович опоздал к ужину.
Ольга Дмитриевна Сазонова в который раз выглянула в окно. Конечно, можно было связаться с задержавшимся супругом через коммуникатор, но офицерские жены быстро усваивают, что беспокоить благоверного можно только в самом крайнем случае, к примеру, если случится пожар. Да и его проще потушить самой: когда еще муженек сможет освободиться, сто раз все сгореть успеет. На коммуникатор мужа-офицера можно отправлять только сообщения с пометкой «низкая срочность» и смиренно ждать, дойдут ли у него руки просмотреть и ответить… Эти простые истины Оленька Дроздова уяснила для себя, еще будучи маленькой девочкой и наблюдая за матерью, поэтому ничего нового брак с каперангом Сазоновым ей не принес. Ничего нового – если не считать четырех сыновей, трех дочерей и без малого восьмидесяти лет счастья. Всякое бывало, конечно. Под каждой крышей – свои мыши. Случалось, и плакала она, и тарелки швыряла об пол… И ждала, ждала, ждала. Сначала – мужа, потом сыновей, потом младшая из трех дочек погоны надела… Да что дети! Старшие внуки, близнецы Сергей и Савелий, уже восемь лет, как служили во флоте. Ни один из ее мальчиков не пошел в штатскую службу, хотя никто и никогда не ограничивал детей в выборе жизненного пути. Только один раз попробовала возразить Ольга Дмитриевна – когда Катенька заявила, что тоже во флот пойдет, как братья. Это случилось вскоре после того страшного дня, когда бледный, не похожий на себя Ираклий сказал ей, запинаясь, что Саши больше нет. Теперь, задним числом, она была даже благодарна дочери за то решение. Кто знает, как долго окутывал бы ее туман безразличия ко всему, если бы не Катенькин ультиматум. Страх и, что греха таить, гнев сумели пробиться через окружившую ее мутную стену. Дня три Ольга Дмитриевна кидалась на всех, кто попадался на пути, но домашние мужественно вытерпели это, и она взяла себя в руки и опять начала ждать. Да где же, в конце концов, Николай?! Ольга Сазонова никогда не призналась бы в этом даже самой себе, но последние тридцать с гаком лет она боялась встреч мужа с князем Цинцадзе. Мерещилось всякий раз что-то жуткое, непоправимое… Как ни клялся Ираклий, что первым делом к ней придет, если что-нибудь случится с детьми, но она-то знала мужа и его друга не один десяток лет, точно попытаются скрыть, подготовить ее… Ну наконец-то!
