Дмитрий Политов - Небо в огне. Штурмовик из будущего

Батальонный комиссар взглянул на него с укоризной.

— Глупость сказал! Открою тайну: на этом заводе собирают наши «Илы». Понимаете? Может быть, уже совсем скоро мы сядем на машины, сделанные руками именно этих людей, так почему бы не сделать так, чтобы они трудились пусть самую капельку, но лучше, чем теперь? В конечном итоге разве не поможет их позитивный настрой нам с вами? Вдруг они вложат в наши штурмовики частичку тепла? А насчет того, кому ехать… ребята, вы ведь в полку едва ли не самые опытные, почти все орденоносцы. Кто, если не вы, должен представлять наш славный полк?

Вот так и оказался сержант Дивин в цехах местного военного завода. Для него, привыкшего совсем к иной культуре труда, все казалось в диковинку. В огромных длинных цехах даже днем было сумрачно. Отовсюду слышался ровный тягучий гул работающих станков. Каждый рабочий деловит и сосредоточен, занят своим делом и не отвлекается по пустякам.

Особенно поразили Григория подростки. Многие не дотягивались до рукояток станков, и мастера изготовили для них специальные подмостки из обрезков старых досок. Некоторые работали, стоя на ящиках из-под снарядов.

Проходя по цехам, экспат ловил на себе горячие взгляды. Для этих людей он был человеком «оттуда» — с фронта. И во время обеденного перерыва летчиков окружили плотным кольцом. Завязался оживленный разговор. Заводчан очень интересовало, нравится ли «Ил-2» пилотам, как они оценивают эту машину, каковы сильные и слабые стороны штурмовика.

Летчики поначалу немного стушевались, но постепенно освоились, говорили охотно, подробно останавливались на отдельных деталях. Сержант тоже принимал участие в разговоре. Но у него больше допытывались, где он получил такие страшные ожоги, не мешают ли они ему воевать. Странное дело, но экспат почему-то совершенно не обижался. Скорее, наоборот, смущался. Особенно когда одна из женщин, которых на заводе также оказалось очень много, узнав, сколько ему лет, громко охнула:

— Ой, бабоньки, такой молоденький, а уже так пострадал, за нас воюя! Да неужто мы не сделаем такой самолет, чтобы ребяток этих ни одна вражья пуля не задела?

И рабочие отозвались одобрительными возгласами. На ум Григорию вдруг пришли строки из стихотворения одного поэта, чье произведение попалось ему на глаза в библиотеке: «Гвозди бы делать из этих людей!» Как же его звали? А, Тихонов. Николай Тихонов.

Уезжали летчики довольные. Приятно было наблюдать, как светились гордостью глаза рабочих. Они и раньше знали, что делают грозную боевую машину, которую боится враг, но разве не приятно услышать об этом из уст тех, кто непосредственно летает на ней, кто бомбит и стреляет, рискуя жизнью, но раз за разом остается в живых в том числе и потому, что они — заводчане — отдали все силы для фронта. Для Победы. А значит, все они тоже в строю, и Родина благодарна им за их нелегкий труд.

А условия на самом деле были очень тяжелыми. Сержант, помнится, тихо ошалел, когда узнал, что многие работники даже не уходят домой, а спят здесь же, в цехах, не желая тратить попусту время. И это при том, что им недавно пришлось переехать в Куйбышев, эвакуируя производство, не дав ему остановиться ни на один день. Переехать, по сути, в никуда, на необжитое место без особых удобств. И работать при этом по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, получая скудное питание.

Дивин был потрясен. А он-то еще думал, что тяжело там — на фронте. Да что они значат без вот этих вот пацанов и баб, которые пластаются день и ночь, не жалея ничего для армии? Как можно было недовольно кривиться и презрительно критиковать недостатки на новых самолетах, не зная, в каких условиях они изготовлены? Эх, да что говорить, надо делом доказать, что нечеловеческое напряжение тыла не напрасно!

— Как съездили, хлопцы, чего все такие пришибленные и смурные? — со смехом поинтересовался один из летчиков в столовой, когда пилоты второй эскадрильи вернулись обратно в дом отдыха. — Вас там не обидели, часом?

— Заткнись! — мрачно посоветовал ему Малахов. — Ты в следующий раз попроси комиссара, чтобы и вас туда свозили. А еще лучше, если вообще все на заводе побывают и посмотрят, как там люди работают. — Капитан раздраженно отбросил ложку. — Черт, кусок в горло не лезет. Как вспомню того мальчишку, что на токарном станке трудится, так комок в горле. Ему бы голубей гонять, а он уже две-три нормы дает. Заметили, какие у него глаза? Он уже взрослый, у него детство кончилось! Убили у него детство, понимаете?! А! — Комэск с грохотом откинул стул и пошел к выходу, нервно потянув из кармана коробку «Казбека».

— Чего это он? — удивился летчик, растерянно оглядываясь по сторонам. — Что с ним, братцы?

— Помолчи, — мрачно посоветовал ему Петрухин. — И без тебя тошно.

А Григорий вдруг понял, что сегодня с ним случилось что-то очень важное. Что-то, чего он пока не может в полной мере осознать, но что обязательно сыграет значительную роль в его дальнейшей жизни.

В Куйбышеве летчики провели чуть больше месяца. Правда, блаженствовать, предаваясь ничегонеделанию, им довелось недолго. Всего десять дней спустя началась тяжелая учеба. В полк пришли новые, только из училищ, летчики. Желания повоевать у них было хоть отбавляй, а вот умения… с этим дело обстояло неважно. Поэтому с утра до ночи пилоты отрабатывали различные тактические приемы, до одури стреляли и бомбили мишени на полигоне, тренировали групповую слетанность звеньев.

Экспат и тут умудрился «отличиться». После одного из вылетов он принялся активно доказывать Малахову, что нужно избегать шаблонов, пытаться каждый раз придумать что-то новое, ошеломить, обескуражить противника.

— Вот заходим мы, к примеру, на вражеский аэродром, — горячился Дивин, показывая при помощи двух деревянных моделек движение самолетов в воздухе, — долбим эрэсами, стреляем. Потом повторяем, но уже стреляем из пушек и пулеметов. Так?

— Так, — капитан смотрел на Григория с плохо скрываемым недоумением. — А в чем проблема-то?

— Как раз в этом! — вскричал сержант. — Мы по шаблону атакуем, немцы успевают спокойно приготовиться, зная, как мы развернемся, где начнем пикировать, когда откроем огонь. А следовательно, берут нас на мушку и расстреливают, словно в тире. Нельзя так, товарищ комэск, глупость это несусветная! Можно ведь, например, после первого захода, если над целью нет истребителей фрицевских, разойтись в разные стороны, а потом атаковать, варьируя при этом скорость, высоту и так далее.

— Это ты нам предлагаешь «звездный налет» освоить, — нехорошо прищурился Малахов, — как фашистам? Они так Кронштадт прошлой осенью бомбили. Это ты предлагаешь? Не ожидал от тебя, Дивин, ох, не ожидал!