Вернуть Боярство 16 - Максим Мамаев
Огромное, чудовищное давление Гравитации, которое могло играючи сминать железнодорожные рельсы в тонкий лист толщиной меньше сантиметра, запросто крошить в пыль гранитные валуны и гарантированно мгновенно сметать любые защитные чары ниже восьмого ранга буквально вдавливало магов вниз, помогая Водовороту утягивать своих жертв всё ниже и ниже. Закрывшийся защитным коконом из магии Света мечник упорно налегал на давящую на него магию, пытаясь вырваться из ловушки, но всё, на что его хватало — это до предела замедлить темпы погружения в водоворот.
У Духа и его шамана дела обстояли получше. Наконец начавшие работать слитно, в унисон, совершив неполноценное, малое слияние, они не просто не падали вниз, но потихоньку двигались наверх. Четыре огромные пламенные руки находили незримую опору прямо в воздухе, упрямо, шаг за шагом поднимаясь наверх. Этой парочке дополнительной защиты не требовалось — прочностью тела Дух превосходил почти любые защитные чары восьмого ранга.
Алена же, деактивировав созданные её доспехом чары щита готовилась заканчивать этот бой, поставив в нем жирную точку. У неё имелось в арсенале аж семь Заклятий, но к сожалению пока ей было не по силам использовать ничего выше четвертого — к своему удивлению, она сегодня убедилась в том, что наличие магических знаний и умения использовать немалую часть своего нового арсенала без опыта, тренировок и выработанных тактик боя почти бесполезны.
Небеса, и без того не радовавшие сегодня ясной погодой, окончательно заволокло густыми, черными тучами. Сверкнула вдалеке молния, на миг сметя все тени и полутона, позволив каждому участнику этого сражения увидеть получше того, с кем сошелся в бою, увидеть своё отражение в его глазах — с таким же перекошенным от злости пополам со страхом лицо, как и у противника. Заставив задуматься — чего ради всё это происходит? Кому это нужно и что я здесь делаю?
Как ни странной, одна эта молния, ударившая где-то там, вдалеке, сумела что-то задеть, что изменить в людях. Грянувший несколько секунд спустя глухой, рассерженный раскат грома окончательно выбил людей из этой колеи ярости, ведущей только вперед, к победе или смерти… Внезапно осознавшие, что им здесь делить нечего, люди, всё ещё с опаской поглядывая на противников, начали отходить, создавая между двумя армиями свободное пространство.
Сейчас, когда горячка боя отступила и появилась возможность оглядеться и понять, сколько у кого осталось воинов, становилось очевидно — детей сибирских лесов и полей пощадили. К ним проявили милосердие, не став добивать — от начальных двадцати тысяч солдат сейчас в строю оставалось не более четырех тысяч. Ещё сколько-то раненных лежало на поле боя, но кочевники не решались начать поиск своих раненных, опасаясь спровоцировать городских.
— Ну вы там долго сиськи мять-то будете? — крикнул один из офицеров, что шли по устланному телами полю и искали выживших. — Вы своих раненных тут оставить собрались или чё?
И жители Николаевска действительно позволили забрать всех своих раненных и невозбранно отойти. Это было странно и непонятно — проявлять такое милосердие к тем, кто пришел вас убивать. Загадочная и странная русская душа, которую часто столь сложно понять не то, что иностранцам, но и самим русским, суть которой можно было уместить в одно слово — человечность.
Кочевники были в основном прямолинейными и открытыми людьми. После того акта необъяснимой доброты победителя к проигравшему, что-то сломалось в головах гордых лесных охотников и шаманов. На них давило странное, незнакомое доселе чувство — они понимали, что сегодня проиграли дважды. Первый раз — в сражении, второй — сразу после него. Те, кого они презирали за подлость, за испорченность и ещё много за что, кого между собой считали едва ли не полуживотными, сегодня втоптали в грязь всю их гордыню — и умудрились это сделать таким образом, что гордые дети Сибири сами признали, что заслужили подобный результат.
Сражение армий стихло. Гвардейцы Николаевых-Шуйских, количеством девять тысяч солдат и девятьсот шестьдесят шесть офицеров, потеряла за всё сражение меньше трёх сотен человек. И почти половину из них убили не в бою — они погибли, оказавшись под завалами стены. Сражавшиеся бок о бок с гвардейцами жители города потеряли ещё меньше, основные же потери понесло своеобразное гражданское ополчение из людей совсем невоенных, что похватали оружие и вышли защищать город. Этих погибло около четырех с половиной сотен.
Кочевники потеряли убитыми почти тринадцать тысяч. Четыре тысячи сейчас были в боеспособном состоянии, и им предстояло что-то сделать ещё с более чем тремя тысячами своих раненных. Выжившие шаманы метались между раненными и делали все, что могли, но владеющих целебной магией среди них было крайне мало. Да и после тяжелого и интенсивного сражения маны у них оставалось совсем немного…
А тем временем вдалеке продолжалась битва, которая решала, что будет дальше — в даже случае поражения Алёны у города оставалось достаточно сил, что бы без особого труда одолеть двух истощенных Магов Заклятий.
— Дыхание Скверны! — в который уже раз едва не расколол небеса полный злой, упрямой решимости женский голос.
Словно в ответ на крик дождь резко усилился, превратившись в настоящий ливень. Парящая в нескольких десятках метров над Водоворотом Тьмы Алена, успевшая убрать меч в ножны, вытянула ладони в сторону барахтающихся чародеев, и с кончиков её пальцев вниз полилось нечто сиреневое, слегка напоминающее пламя и даже, вроде бы, красивое — но при этом сама эта энергия вызывала подспудное отвращение. И когда я увидел его действие, я понял, почему.
Сиреневая энергия была воплощением самой концепции разложения, болезни, гниения и распада. Всё, что соприкасалось с этой силой, либо гибло, либо чудовищно, ужасно искажалось и извращалось
