Валерий Алексеев - Похождения нелегала
Гелберт подумал, потом протянул мне руку.
— Будем работать, Анатоль. И пусть вся Германия станет страной пешеходов. Ей это только на пользу пойдет.
100
Мы славно потрудились с этим добрым человеком, который мне сперва так не понравился.
Я делал ему и "порше-бокстеры", и "мерседесы-SLK", и всевозможные "кабрио" с откидывающимся верхом: Гелберт прямо млел при виде этих тачек. А уж седьмых бээмвух мы с ним приватизировали и сбыли с рук не меньше двух десятков.
Технология этого нового для меня дела была несложна.
Ведь мне не нужно было забираться в машину и куда-то на ней ехать: дверные замки, противоугонки и зажигание — все это были проблемы старины Гелберта. Он обожал со всем этим возиться.
Высмотрев в богатом квартале подходящую тачку, я прибегал к ней на свидание в темноте, после одиннадцати, когда на окнах особняков уже опущены металлические жалюзи.
Именно прибегал, этакий энергичный зажиточный мистер Адидас, увлекающийся ночным оздоровительным бегом.
Тренировочный костюм и кроссовки, кстати, отлично смотрелись среди темных особняков: люди состоятельные с пониманием относятся к заботе о своем здоровье.
Что же касается поздноты — то, во-первых, мы, богачи, что бы о нас ни думали плебеи, днем работаем, во-вторых — ночью можно бегать по проезжей части, а в-третьих — не ваше собачье дело. Здесь еще не проходит граница между нашей и вашей свободой. Имеем полное право. Докажите, что нет.
Итак, я бежал в темноте вдоль вечнозеленых оград, на бегу небрежно прикасался к своей избраннице — и стремительно дисминуизировался. Затем возвращался в себя (уже, естественно, без нее), осторожно подбирал ее с земли, клал в коллекционную коробочку — и насвистывая убегал прочь.
Тут, разумеется, свои тонкости: важно, чтоб не сработала звуковая сигнализация, поэтому первое прикосновение должно быть очень нежным: так любители чужих женщин прикасаются к пассажиркам общественного транспорта.
А после дисминуизации — пускай она кричит, сколько хочет: кто услышит ее комариный писк?
Впрочем, звуковые устройства с реакцией на толчок в Германии ставят нечасто.
Вторая сложность: подбирать красавицу с земли надо очень осторожно. Металл при дисминуизации становится тоньше самой тонкой фольги, а пальцы человеческие, увы, шершавы. Машина, как мотылек, не терпит лишних прикосновений.
Помню, одну "альфу-ромео" приятного цвета "блау-металлик" Гелберт забраковал именно по этой причине: я долго не мог нашарить ее в темноте среди палых листьев, и в итоге бедняжка оказалась вся мятая и ободранная, как после падения с моста.
К счастью, проблемы утилизации у нас с Гелбертом не было: я просто дисминуизировал злополучную тачку — и раздавил ее каблуком.
Вся операция, включая доставку добычи в ангар и моего возвращение в объятья подруги, занимала от силы час-полтора.
101
Керстин быстро привыкла к тому, что по ночам я настойчиво укрепляю свое здоровье.
Иногда даже сама выгоняла меня на улицу, если я задремывал по причине отсутствия договоренности с Гелбертом:
— Иди, иди, лежебока! Я пузатых мужчин не люблю.
Приходилось одеваться и бегать. Правда, уже не по окрестным городам, а около дома.
Верная подружка моя кручинилась, что тюремные письма не дают ей возможности составить мне компанию.
Бедная, она даже не подозревала, как далеко я порой забегал: бывало, что и за три сотни километров.
Свой регион мы, по вполне понятным причинам, предпочитали не обслуживать.
Старина Гелберт немало сделал для того, чтобы мне было удобно и приятно работать. На рекогносцировку по окрестным городам и селам меня возил в своей "омеге" его старший сын. С ним же я выезжал и на дело: "омега" дожидалась меня в трех-четырех кварталах от места кражи.
Гелберт дорожил моими способностями, я ценил его доброе ко мне отношение.
Вообще мы были очень дружны. Часто, обмывая очередное успешное дельце, вспоминали день нашего знакомства и смеялись.
Он хотел дружить домами, как это принято между добрыми партнерами, и обижался, что я не спешу познакомить его с Керстин.
Другой на моем месте сотрудничал бы со стариной Гелбертом до сих пор.
Но у меня были далеко идущие планы.
102
В один теплый весенний вечер я брал джип "чероки" — отличную боевую машину оливкового цвета, сияющую никелем, хромом и вообще новизной.
Судя по явно заказному номерному знаку с тремя шестерками, джип принадлежал какому-нибудь молодому бонвивану.
Заказать номер в Германии, как я слышал, несложно, плати двадцатник и рисуй, но люди степенные предпочитают оставлять это дело на волю случая — либо заказывают год своего рождения, чтоб не забыть.
Едва я успел подобрать свое новое приобретение с земли, как за моей спиной кто-то негромко сказал по-немецки:
— Ни с места, или буду стрелять. Я всё видел.
И для убедительности ткнул меня в хребтину стволом.
Это был не полицай: фраза "Я всё видел" с головой выдавала любителя.
Между тем мы и сами были с усами. У меня в кармане тренировочного костюма лежал "глок-30". Я уже столько раз дисминуизировал эту штуковину, что давно забыл ее подлинные размеры (несколько великоватые для вечернего бега).
Однако пускать подарок "Аметист-банка" в ход я не собирался. В сущности, вся моя деятельность угонщика являлась ловлей на живца — хитроумной ловлей, в которой рыбак и наживка соединялись в одном лице. Крадя машины в богатых кварталах, я ненавязчиво демонстрировал потенциальным партнерам свои возможности.
И вот мой план сработал. Смышленый богач увидел меня в деле, клюнул на приманку, и объяснения теперь не нужны.
— Проходите к дому, — скомандовал голос. — Не торопясь и без резких движений.
Я обернулся.
Позади меня стоял круглолицый молодой человек в махровом купальном халате с винчестером в руках. Признаться, я предпочел бы, чтобы на его месте оказался более респектабельный господин. Но выбора у меня не имелось: напротив, это меня выбирали.
— Делайте, что вам приказано, — грозно сказал мой новый властелин. — Иначе подстрелю и сдам в полицию.
Слово "иначе" лишний раз подтверждало, что всё идет по задуманному.
Через калитку я вошел в маленький садик с цветущими магнолиями, узорно вымощенная дорожка подвела меня к крыльцу одноэтажного краснокирпичного дома. Молодой человек с винчестером наперевес следовал за мною.
Вестибюль был отделан непрозрачным снаружи дутым стеклом медного цвета, бронзовая табличка на добротной дубовой двери извещала, что в этом доме проживает Георг Ройтберг, ювелир.
— Дверь открыта, заходите, — поступила команда.
103
Дом ювелира оказался намного просторнее, чем можно было предположить, глядя на него с улицы.
С фасада он выглядел как одноэтажный, но участок круто шел под гору, и со стороны сада в доме обнаруживалось целых три этажа.
На самом нижнем, с выходом на террасу и в сад, Ройтберг устроил себе бассейн с джакузи, бильярдную и бар с мягкими креслами и цветовой музыкой.
В этом баре мы и просидели почти до утра, беседуя за кампари, как двое старых знакомцев, и наслаждаясь симфонией в синих тонах, разыгрывавшейся на стенах и на потолке.
Операция "чероки" сорвалась по чистой случайности: господин Ройтберг, счастливый наследник старинного ювелирного дома, приняв душ, шествовал в опочивальню и по дороге бросил взгляд в окно. Мои действия его живо заинтересовали, и рука сама потянулась к винчестеру.
Это был именно тот человек, которого я должен был встретить: при своем нешуточном состоянии (как позднее писали газеты, порядка тридцати миллионов) Георг был любопытен к жизни и не скован предрассудками своего класса.
Во владение фирмой (восемь ювелирных магазинов в Германии, по одному в Цюрихе, Париже и Вене плюс гранильные мастерские в Голландии) Ройтберг вступил всего лишь год назад, после смерти дядюшки, каковое печальное событие заставило племянника прервать учебу в Тюбингене, а заодно (раз уж пошла такая пруха) и развестись.
Мы с ним как-то сразу поладили. Этот крепкий спортивный и неробкий парень чувствовал себя надежно защищенным, даже мысль о том, что я, по сути автомобильный вор, преступник, могу причинить ему какой-то вред, — даже мысль об этом не приходила Ройтбергу в голову.
Я рассказал ему о своих злоключениях, не скрывая паспортных проблем, и Георга это совершенно не смутило.
Единственной подробностью, о которой я предпочел умолчать, было мое сотрудничество с Гелбертом: я не вправе был упоминать его имя и сообщил Ройтбергу, что работаю в одиночку, на свой страх и риск, а машины продаю перегонщикам из России и прибалтийских стран, которых много сейчас рыщет по Европе.
Хозяин мой поинтересовался, как выходят на меня эти люди, и я ответил, что предпочитаю искать перегонщиков сам — в местах их традиционного скопления типа эссенского базара, известного под именем "Автокино". От повторных контактов уклоняюсь.
