Грэм Макнилл - Ангел Экстерминатус
— Эх, молодежь, — сказал Таматика Шарроукину, не обращая внимания на грубость Тиро. — Она забывает, что история — это великая константа нашего вида. Столь многое изменяется, но столь многое, увы, остается неизменно.
— Фратер? — позвал Тарса. — Мы готовы. Братья Шарроукин и Велунд, вы готовы?
Велунд кивнул и снял с пояса вокс-вора. Он подключил длинные медные провода, отходящие от запоминающей катушки внутри, в гнезда на боку контейнера, в котором лежал капитан Брантан.
— Я сжал вокс-запись в один сигнал, — сказал он. — Все, что мы слышали, капитан Брантан получит меньше чем за секунду. Скажите, когда активность коры мозга усилится, и он сможет воспринимать информацию.
Тарса склонился к пульту управления криоанабиозом, а Таматика занялся стазис-полем. Они стояли друг напротив друга, словно служители на похоронах.
— Поднимаем внутреннюю температуру, — сказал Тарса. — С ноля-пяти градусов до одного-пяти, период — десять секунд.
— Отключаем стазис-поле. Пять, четыре, три, два, один. Пуск.
Цифровой хронометр начал отсчитывать секунды, и призрачное сияние вокруг медик-контейнера, замерцав, исчезло. От контейнера прошла волна мороза, охлаждая воздух, который ранее удерживался снаружи крохотным пузырем, ограждавшим от мирового времени. Велунд переводил взгляд с размытого лица Брантана на показания дисплеев и обратно. Амплитуда невысоких волн увеличивалась по мере того, как вместе с неуклонно поднимающейся температурой возрастала мозговая активность.
Веки Брантана дернулись, из многочисленных ран засочилась кровь и медленно потекла на впитывающую подкладку. Железное Сердце крепче сжалось вокруг его груди, змееподобные конечности обхватили тело так крепко, будто хотели разломать его. Новые моноволоконные нити выскользнули из блестящих лап и проткнули грубую кожу, устремившись к внутренним органам.
Капитан запрокинул голову, и с его губ сорвался полный муки вздох, словно боль, которую к нему не подпускали, набросилась на него с удвоенным рвением. Орел жалобно вскрикнул, увидев, что капитан вновь подает признаки жизни.
— Вперед, — сказал Тарса, и Велунд нажал на вокс-воре кнопку передачи данных. Никаких признаков того, что что-то изменилось, не было, хотя дисплей на передней части устройства показывал, что данные успешно переданы. Теперь им оставалось только ждать.
Секунды уходили, и на глазах Велунда счетчик достиг тридцати. Капитан дышал короткими, полными боли рывками, и кровь текла все обильнее по мере того, как тело согревалось. С каждой новой реанимацией капитану требовалось все больше времени на то, чтобы выйти из анабиоза, и однажды он вовсе не проснется.
— Не получается, — сказал Кадм Тиро. — Прекращайте.
— Подожди, — ответил Таматика. — Мозговая активность возрастает.
— Температура на оптимальном уровне, — сказал Тарса, снижая скорость подачи стимуляторов и коагулянтов Ларрамана в кровь капитана.
— Я сказал, прекращайте, — приказал Тиро. — Он умрет прежде, чем придет в сознание.
— У нас есть время, — ответил Таматика.
— Нет у вас времени. Активируйте стазис-поле. Немедленно.
— Нет.
— Ульрах? — отозвался Кадм Тиро, и Велунд заметил, что мрачное выражение его лица смягчилось, когда раздался голос друга. Даже несмотря на то, что голос синтезировался аугмиттерами контейнера, в нем ясно слышалась мощь и властность капитана Железных Рук. Гаруда замахал металлическими крыльями и сел на край контейнера, приветственно каркая. Брантан открыл глаза, и Велунда переполнило сочувствие к раненому брату, когда он осознал, какие немыслимые усилия тот прилагал, чтобы сохранять самообладание в этой агонии.
— Запись Велунда загружена. Нет выбора. Мы последуем за ними. Мы их остановим.
Из ран Брантана обильно текла кровь. Какая же стойкость и сила духа требовалась, чтобы до сих пор не только оставаться живым, но и сохранять способность воспринимать и передавать информацию.
— Мы даже не знаем, есть ли в их словах хоть доля истины, — сказал Тиро.
— Неважно. Там что-то важное. Предатели хотят это получить, но мы им помешаем.
— Это ваш приказ?
— Да. Выполните его. Наши враги — железо на наковальне.
— А мы — железо в руке, — закончил Тиро. — Мы это сделаем.
— Одна минута, — объявил Тарса, и вокруг контейнера заклубился холодный туман.
— Активируем стазис-поля, — сказал Таматика.
— До встречи, бра…
Брантан не успел закончить фразу: мерцающая вуаль стазис-поля отгородила его от потока времени. Орел капитана издал печальный механический крик, и после этого наступила тишина, в какую погружаются горюющие у постели умирающего друга, и Железные Руки предались мыслям о смертности, скорбным и гневным.
— Приказ дан, — сказал Велунд, не только чтобы сообщить что-то, но и чтобы развеять тишину.
Кадм Тиро кивнул, отчаянно пытаясь скрыть чувства и стискивая зубы. Он глубоко вздохнул, и Велунд вновь вспомнил, что Тиро и Брантана связывали десятилетия дружбы. Тяжело смотреть на страдающего друга, но еще тяжелее — если ты сам продлеваешь его страдания.
— Проклятье, — сказал Таматика, кладя руку в железной перчатке на ледяное стекло контейнера.
Велунд подошел к Таматике и тоже коснулся контейнера металлической ладонью.
— Мы все сделаем, капитан, — сказал он.
Тиро кивнул и опустил железный кулак рядом с молчащим механическим орлом.
— Спи спокойно, друг мой, мы возьмем на себя твое бремя.
Отдав дань уважения, Железнорукие отошли от своего смертельно раненого капитана.
— У нас есть приказ, — сказал наконец Кадм Тиро. — Мы должны быть впереди предателей, если хотим их остановить, понятно?
— Это будет выполнено, — заверил его Велунд.
— А когда мы доберемся до этого варп-шторма, твой проводник поможет нам его миновать? — спросил Таматика Велунда.
— Я на это рассчитываю, — ответил Велунд.
— Не нравится мне это, — заметил Тиро. — Я целую жизнь сражался с их народом. Нельзя им доверять.
— Он знает способ пробраться через шторм, — сказал Велунд. — По тайному проходу, известному как Нижние Пути.
И вновь капитаны легиона собрались в Гелиополисе. Фулгрим готовился предстать перед своими воинами, и ходили слухи, что ожидается нечто восхитительное. Сквозь кессонный купол, золотой с кровавыми пятнами, падали столпы неровного света от бурлящего варп-шторма за пределами системы. Люций порой гадал, каким же тайным буйствам здесь предавались, что кровь долетела так высоко, и почему он в них не поучаствовал.
Он удовлетворился восхитительными картинами, которые собственное воображение нарисовало ему, чтобы заполнить эту пустоту. Зачем знать правду, если реальность все равно только разочарует?
Парные мечи Люция лежали в ножнах на худых бедрах: один Фулгрим подарил ему после Исствана, второй, фрактальный клинок, он взял с трупа главного скитария на Призматике.
Кожа зудела, так хотелось их обнажить, однако Люций сказал себе, что это лишь потребность испытать себя в битве с достойным противником. Каких, увы, в его собственном легионе не находилось. Он рассчитывал спровоцировать на бой какого-нибудь Железного Воина, но даже с тем буйным громилой не вышло бы ничего интересного.
Светлые статуи с бычьими головами, установленные вдоль стен, были липкими от свежего слоя жидкостей, сопровождающих смерть. Дуги вытянутых кровавых капель свидетельствовали об отрубленных артериях и потрясающей жестокости. Опаленные знамена были обезображены не меньше; теперь по ним нельзя было прочесть, ни откуда произошел легион, ни кому он раньше служил. Люцию хотелось разорвать их, сжечь их и станцевать в этом пламени.
Он вышагивал вокруг черного трона на броском, вульгарном постаменте из обломанного камня, вспоминая о днях, когда хотел сойтись с бою с самим Фениксийцем. От мысли, что он едва не угодил в ловушку примарха, его охватила приятная дрожь, которую в эти пресные времена мало что могло вызвать. Во рту пересохло при воспоминании о том, как капитаны легиона сражались с Фулгримом в Галерее Мечей на «Андронике».
Они решили, что Фулгрим был не тем, за кого себя выдавал, и схватили его, намереваясь запредельными пытками изгнать нечто, поселившееся в теле их примарха. Это, разумеется, был лишь коварный план Фениксийца, извращенный способ испытать их преданность, нарциссическое представление, устроенное, чтобы продемонстрировать свою мощь и поведать верным воинам о своем истинном предназначении.
Эти воины стояли вокруг Люция, отбросив старые звания и чины. Теперь для Детей Императора весь смысл состоял лишь в том, чтобы предаваться ощущениям и в любом действии доходить до крайности. Древние принципы иерархии постепенно исчезали в прошлом. Люций переводил взгляд с одного на другого и представлял, как они бросаются на него с оружием в руках и как он расправляется с ними — по одному удару на одного.
