Тропы зазеркалья - Кирилл Юрьевич Шарапов
Радим же развернулся и без всякого ускорения рванул прочь, держа дистанцию метров в семь-восемь, давая противнику иллюзию, что они могут его догнать и убить.
Справа, пройдя в метре от него, вжикнула стрела. Радим слегка сместился влево, потом чуть вправо, сбивая прицел остальным арбалетчикам. И ведь угадал, еще две стрелы просвистели мимо. Последняя попала, ударив под лопатку, слегка толкнув вперед, но дистанция была уже серьезная, и болт нашел его уже на излете. Да и куртка у Радима была непростая. Благодаря рунам, он смог придать обычной жести крепость стали, чем он и воспользовался, подкладка его куртки на спине и на груди была расшита небольшими пластинами внахлест, словно рыбья чешуя. Его даже пуля из макарки не смогла бы ранить, а тут стрела, хоть, наверное, с дистанции метров в двадцать пробила бы гарантировано, а на семидесяти вообще без вариантов.
Сзади раздался разочарованный рев здоровяка, который видел, как в вяземского попали, и он уже готовился раскроить ему башку своим тесаком, да не судьба.
Вот Радим добежал до деревьев на другой стороне улице и нырнул в темноту арки длинного, чуть ли не в половину проспекта, дома. Двойники, приотстали, но продолжали преследование. Дикий, поворачивая, бросил взгляд назад. Что ж, человек тридцать у него на хвосте висело, более, чем достаточно, для того, чтобы набрать правых больших пальцев. Осталось лишить их численного преимущества, жечь было нельзя, солью кидаться тоже, они растворятся, так что, придется мудрить с воздухом и льдом. Скрывшись за углом, он ускорился, разрывая дистанцию, и затормозил у подъезда, из которого вышел меньше десяти минут назад. Дверь, подпертая кирпичом, была по-прежнему приоткрыта. Но сражаться в подъезде он не собирался, тесно, хоть противник и будет нападать максимум по трое, хотя, скорее, все же по двое, но тут проблема была в том, что понеся потери, остальные смоются, и останется Вяземский без больших пальцев. Они хоть и нежить, но не совсем идиоты, страх им ведом, и свалят они, как только поймут, что добыча не по зубам. Топа двойников во главе со звероподобным, вылетевшая из-за угла, озадачено замерла.Они не ожидали, что противник окажется так далеко, отрыв-то был смешной, а тут двадцать с лишним метров.
Радим же, перейдя в боевой транс, готовил ледяные иглы. Сама по себе руна не сложная, но вот придать ей определенные свойства — это уже не так легко, и требует времени. Это простую руну, создать — дело мгновения, а подобную нужно секунд двадцать, поэтому их редко в бою применяют, некогда. Но сейчас расклад почти идеален, противник идет плотной массой, половину зацепит. А остальную он добьет.
— Убить его! — заорал во всю глотку здоровяк, заводя себя, и, вскинув свой тесак, побежал на Радима.
Остальные рванули следом. Парочка легконогих даже обогнала своего главаря на полкорпуса.
Вяземский ударил, когда до него оставалось метров шесть, на раскрытой вверх ладони сформировался ледяной шар размером чуть больше бильярдного. Он швырнул его под ноги в толпу, и когда тот оказался в самой гуще, сжал левую руку в кулак. Не было никакого взрыва, это же не противопехотная МОН50, просто яркая голубоватая вспышка. Шар разлетелся тонкими скоростными иглами, для Радима они были не опасны, но на всякий случай щит он все же выставил. И ведь не зря, один осколок, прошив сразу двух красноглазых, рассыпался ледяной пылью прямо перед его лицом, хотя, даже не будь щита, медальон отразил бы этот шальняк без проблем. Двойники, которым прилетело сильнее всего, окровавленными мешками повалились на асфальт, остальные словно споткнулись, остановились. Помимо ран осколки, попадающие в тело, почти мгновенно промораживали все, вокруг области попадания. А досталось всем, иглы летели так быстро, что прошивали по три тела за раз. Только вырвавшегося вперед главаря и двух особо скоростных не зацепило, но они даже не успели понять, что остались почти одни. Они налетели на Вяземского, размахивая своими железками. Причем тот, что наседал справа, бездумно пытался тыкать в него копией меча, который он взял с тела их покойного главаря, ну, может, не такого хорошего, но тоже явно трофей с местных. Но умения работать с таким оружием у парня не было, ему, возможно, был ближе нож, а это совсем разные вещи, и если мечом орудовать, как ножом, это больше комедия, чем трагедия. Первым погиб здоровяк, кукри легко пробил его грудь и вошел точно в сердце. Радим пинком сбросил тело с клинка. Лицо его было крайне удивленным — как же так, я больше, я сильней… Но понять, что габариты и мускулы — это не все, ему было не суждено. Шустрые погибли на две секунды позже, а затем пришла очередь недобитков, которые хромали прочь. То, что делал Вяземский, был не путь воина, это был путь мясника, просто забой. Утешало только одно, убив этих, он спасал жизнь тем, кто попадется им на пути. Радима стошнило дважды, но он все равно доделал начатое, добив кукри шестнадцать промороженных осколками подранков.
— Тридцать шесть, — пакуя пакет с пальцами в сумку к одиннадцати артефактным клинкам и пяти круглым монетам из мирадита, весом граммов пятьдесят, бесцветным голосом подвел итог Вяземский.
Он резко развернулся и пошел прочь от места бойни, где все вокруг было залито черной кровью. Во рту помимо вкуса рвоты, которую не отбили несколько глотков из фляги, имелся привкус металла, да такой сильный, что его корежило от него. Войдя в подъезд, он прислонился к стене и, достав флягу, залпом выпил половину, а остальное вылил себе на голову. Холодная вода привела его в чувство. Отлипнув от стены, он сделал шаг, и еще один, стараясь, как можно быстрее добраться до квартиры на шестом этаже, где его ждало зеркало и переход в клановое поселение рода Хорн. Вяземский прислушался к себе. Холод, сдавивший сердце, медленно отступал. Он только вздохнул, тиски осознания случившегося разжались, не оставив после себя ни раскаянья, ни жалости к погибшим. Убив дублей, Радим спас жизнь кому-то другому, тем, на кого они могли выйти охотиться. Местным из клана Хорн, потеряшкам Старпома, просто бродягам, попавшимся на пути красноглазых. Но было во всем этом одно «но», то, о чем его предупреждал Жданов, Радим начал черстветь. Его выворачивало не от содеянного, его выворачивало от месива под ногами, в которое он должен был наступать.
Вяземский подошел к окну, из которого наблюдал за анклавом дублей, там уже собралось человек двадцать,
