Восхождение к власти: «италийский рассвет» - Соломон Корвейн
«Ласкающий» жар костров познали не только солдаты удачи и бюрократы уходящей эпохи. Многие писатели, поэты и другие деятели литературы объявлялись врагами за произведения, в которых новая власть усмотрело «зерно ереси и декадентства». Их творения сожгли на костре, а перед самими слугами пера и мысли поставили ультиматум – либо влиться в структуры государства и посвятить свой талант прославлению родины, либо бежать, либо быть осужденными и отправиться работать на благо Ковенанта в трудовые лагеря.
- Циркуляр «О новой духовности», - на этот раз Данте привлёк мужчина, занявший импровизированную кафедру из коробок и досок, чиновник в цвета бетона пиджаке из Службы уличного слова Министерства пропаганды изливал пламенную речь. – Все представители иных культов, идейных течений, философий, агностицизма и атеизма должны немедленно сменить веру на христианство, либо они будут подвергнуты остракизме, либо осуждению на пять лет рабочей колонии!
Деисты, язычники, почитатели философий, создатели и ревнители «свободомыслий»: все, кто не подпадал под религиозные нормы «праведной власти», как себя назвало правительство Канцлера, оказались за чертой закона. Юноша вспомнил одно из воззваний Канцлера, обращённое к народу:
«Только на обломках развращённости, разнузданности, всякого неповиновения, мы построим новый мир единовластья».
- Отпустите нас! – брыкалась какая-то юркая девчонка, пытаясь выбраться из хватки полицейского. – Мы любим друг друга и будем любить!
Татуированная и одетая в короткую юбку и кожаный жилет девушка извивалась, стараясь выбраться из «объятий» стража порядка. Ей мог бы помочь серебристо-ржавый протез правой руки, но мускулы мужчины оказались сильнее электроники и развернув её, страж порядка смог заломать девушку и нацепить на неё наручники.
Данте мог бы посочувствовать ей, если бы не знал, что это за дама – представитель Лиги «один пол – одна постель», которая решительно выступила против новой политики Канцлера. Тысячи таких как она – наследие времён далёкой древности, когда больные душой люди доказывали, что отношения между мужчиной и женщиной не единственное выражение любви… эпоха прошла, а они остались, продолжая проповедь своих идей и дела. Олигархи города заигрывали с этими движениями, натравливая «цветастые» банды на тех клириков, которые смели что-то говорить о справедливости. Крича, что общины, отстаивающие «ветхие ценности», попирают их одним своим существованием, эти безумцы нападали и разоряли их.
«Но все мы падки на деньги», - подумал италтец, вспоминая и обратную сторону этого явления.
Власть Сиракузы-Сан-Флорен всё же держала в узде подобные организации, остро нуждаясь в людях. С одной стороны, если общины свободной любви переходили дорогу власть имущим, на их голову обрушивался свинцовый дождь верных банд и наёмников. С другой стороны, когда вставал вопрос «выживания вида», даже самые рьяные «апологетессы» вольного взгляда на любовь под знаменем сжатого кулака и «инсигнии Венеры» за толстый кошель были готовы пополнить население города самым традиционным способом.
Однако времена изменились, как над городом зареяло знамя орла. Так случилось, что всех людей, держащих над душой радужный стяг, лишённый голубого цвета, новая полиция и «полицейско-церковный инквизиционный отдел по борьбе с антидуховными преступлениями» стали вылавливать, их «гнезда обитания» разорялись, а всех адептов движений отправляли в лечебно-исправительные психо-клиники.
«Давно нужно было», - обозначил Данте, чувствуя в глубине, что только лишь любовь мужчины и женщины может быть названа истинной, только ей должно посвящать стихи и книги, и только она является союзом для двух душ, дающим жизнь.
Впрочем, парень быстро отвлёкся на иную картину – в маленьком дворике бренчит металл, рабочие сбрасывают в кучу скелеты из металла, головы роботов, руки и ноги механойдов, образовав подобие кладбище существ из железа, микросхем и проводов.
Незавидную судьбу познали, и владельцы производств и лавок по созданию роботов – их подвергли «очистительному труду», отправив на производства и принудительный труд. В Канцлерском «Ультиматуме к народу» говорится, что все механизированные создания, похожие на «плоть от плоти рождённых» есть опасные твари, которые должны быть уничтожены или испепелены, ибо выполняя работу за человека, они подстегают его к лени. Всесокрушительный молот новой «праведной» власти дробит металлические кости стальных, бронзовых и железных существ. Прекрасные лица с человекоподобных механизмов срываются и бросаются в печь. Искусственная кожа отрывается и отправляется на переработку. Механические органы изымаются, будут деталями для примитивных машин, а стальные тела идут в металлообработку. Данте знал нескольких владельцев магазинов по продаже механических «помощников», которые делались для людей, не способных прожить без поддержки. Он часто проходил и видел, как в бесконечных цехах кипит работа по созданию почти разумных механических существ. Теперь нет магазинов, а сами владельцы были приписаны городской администрацией в «Отделения помощи людям с ограниченными возможностями», заменив детищ на рабочем посту.
На третий день юноша понял, что вместе с великим улучшением жизни пришедшая власть требует и тоталитарного подчинения собственным интересам и мировоззрению. В обмен на новые дома, нормальную еду, порядок и законность Ковенант забирает свободу слова, множественные вольности, а также право на самостоятельное определение жизни. Теперь существование будет подчинено строгим приказам, директивам, циркулярам и всем тем, что может дать духовно-бюрократическая машина. Но разве народ против?
Данте понял, постиг концепцию пришедшего к власти Канцлера, его методы и цель. Люди, изнеможённые и потерявшие надежду готовы отдать всё ради того, чтобы выбраться из мусорного ада и позволить себе нормально проживать изо дня в день, не как крысы в помойке. Они отдадут всё, вплоть до свободы, чтобы жить, а не выживать. Всё произошло слишком резко, чтобы это можно было бы остановить – из огня да в полымя.
- Что лучше в нынешних условиях? Голодная свобода или железная клетка? – шёпотом спросил себя италиец.
Практически на всех зданиях стали висеть серые флаги, лишённые даже намёка на прошлую символику, вывешенные по приказу градоначальника. Городская Республика и какой-либо городской суверенитет упразднялись, град влился в монохромное и монолитное образование под названием Южно-Апенениский Ковенант. Государство расширилось, и стремиться установить свои порядки через губернатора, который ретиво взялся за дело, возрождая округу.
- И всё же, - вздохнул сиракузец, - изменения колоссальны, - глаза водят в округ, неверие всё ещё теплится в уме. Прогулка по возрождающемуся городу впечатляет. Несмотря на пришедший режим, восстановление города
