Бен Бова - Колония
— Дурак! — обругал себя аль-Хашими. Слабак.
Зазвонил телефон. Он протянул руку через стол и нажал кнопку ТОЛЬКО ГОЛОС.
— Сэр, — мистер Маккормик прибыл.
— Минутку, — отозвался аль-Хашими.
Он подошел к стене и перевел вентилятор на максимум. Когда тот с гудением всосал висевший в воздухе дым, он вынул из находившегося в шкафчике банку с дезодорантом и разбрызгал по помещению сладкий запах роз. Затем он опять перевел вентилятор в нормальный режим и вернулся к столу.
— Впустите его, — разрешил аль-Хашими.
Когда шах уселся за массивным письменным столом, в высокое, отделанное ворсом кресло, Дэннис Маккормик вошел в кабинет и закрыл за собой тяжелую деревянную дверь. На его рыжебородом лице появилось странное выражение. Он принюхался и нахмурился от насыщенного запаха роз.
В верхнем ящике стола аль-Хашими лежал пистолет. Еще один покоился в скрытом отделении, встроенном в правый подлокотник кресла. Шейх удержался от порыва схватить один из них и застрелить осквернителя на месте.
— Вы хотели меня видеть? — спросил Маккормик, небрежно подходя к поставленному перед столом креслу. Нос его снова сморщился.
Я приказал тебе явиться сюда, — подумал аль-Хашими. Но сохранил бесстрастное выражение лица и показал на кресло, прежде чем неверный смог бы сесть без приглашения.
Похоже Маккормик полностью оправился от раны. Лицо его было здоровым, румяным. Рыжие волосы по мальчишески кудрявились у него на лбу и покрывали подбородок ухоженной бородой. Он, казалось, чувствовал себя непринужденно и удобно.
— Вам приятно жилось в моем доме? — спросил ровным голосом аль-Хашими.
— Ваше гостеприимство было более чем щедрым.
— Ваша рана зажила.
— Не совсем, — ответил он, — но почти.
— А ваша работа над дворцом? Хорошо ли идет?
Дэннис помахал рукой, почти как араб.
— Руководить строителями по видеофону немного сложновато. Но они закончили обе башни, и теперь мы закладываем фундамент центрального здания.
— Отлично, — проговорил шейх. — Я доволен.
Маккормик улыбнулся ему.
— Вы встречались с моей дочерью, не так ли?
Улыбка растаяла.
— Да, — признался он. — Встречался.
Аль-Хашими, очень тщательно положил руки ладонями на стол.
— Мистер Маккормик, гостеприимство налагает на хозяина определенные обязательства. Но гость тоже должен соблюдать определенные обязательства и требования.
Архитектор выглядел обеспокоенным.
— Я оказался не таким хорошим гостем как вы — хозяином.
— Я приказал дочери держаться подальше от вас. Она мне не подчинилась. Но вы то мужчина, и знали, чего я желаю. Ответственность лежит на вас.
— Я люблю вашу дочь, сэр.
Аль-Хашими ничего не сказал.
— А она любит меня.
— Она ребенок, и ребенок женского пола. И не имеет права игнорировать мои приказания.
— Я хочу жениться на ней, — продолжал Маккормик. — Я хотел поговорить с вами об этом, но Бхаджат велела подождать.
Этот пес действительно улыбается из-за этого!
— Потому я рад, что вы вытащили это на свет. Поверьте мне, я не хочу шмыгать у вас за спиной.
— Хватит! — хлопнул руками по столу аль-Хашими.
Маккормик подскочил так, словно ударили по нему.
— Ни под Солнцем, ни под Луной, ни под звездами нет никакой возможности оправдать этот разврат браком. Никакой! Моя дочь происходит от шейхов, воинов и калифов, возводящих свой род к сыну Пророка и даже дальше! Она не разделит свою кровь с каким-то неизвестным неверующим иностранцем, неспособным сдерживать свои страсти даже для соблюдения обязательств гостя.
— Но мы любим друг друга, настаивал Маккормик.
— Чепуха.
— Вы никак не можете нас остановить.
— Вы покинете этот дом. А она будет отправлена на «Остров номер 1», куда ей полагалось уехать много недель назад.
— Мы все равно сможем встретиться — куда бы вы ее не отправили, хоть на Земле, хоть за ее пределами. Если она туда уедет, я тоже уеду.
Аль-Хашими сдержал ответ, готовый сорваться с языка.
На лице рыжебородого появилось понимание.
— А, ясно. Как только я выйду из вашего дома, я проживу не столь долго, чтобы поехать к ней.
— Я вам не угрожаю, — ответил шейх.
— Но вы держали меня здесь ради моей же безопасности. Вы говорили мне, что убийцы пытались прикончить меня, и попытаются вновь, если я покину вашу защиту.
— Я нашел ответственных за это покушение. И разделался с ними. Вам больше не нужно опасаться за свою жизнь.
— Ой ли?
— Я не убийца, — отрезал аль-Хашими, — если бы я хотел вас убить, то сделал бы это здесь, сейчас, сам. — Солгать неверному, осквернившему твою дочь — не грех.
Маккормик медленно поднялся в кресле.
— Тогда я положусь на ваше слово. Но вы должны положиться на мое. Я вашу дочь и хочу жениться на ней. Куда бы вы не услали ее, я отправлюсь за ней.
— Я бы вам не советовал делать подобную глупость, — сказал аль-Хашими, тихо, словно шуршащая в камышовой корзине кобра.
— Вы никак не можете удержать меня не прибегая к убийству.
Аль-Хашими заставил себя улыбнуться.
— Вы романтичный дурак, архитектор. Одним телефонным звонком я могу сделать вас нищим. Я могу добиться чтобы вас арестовали и на много месяцев запрятали в тюрьму. Вы удивитесь тому какое количество улик может найти наша полиция, когда она того хочет: наркотики, фальшивые деньги, антиправительственную пропаганду, незаконное оружие… Вы можете застрять в тюрьме не на один год.
— Не получится, — тряхнул головой Маккормик и, повернувшись, направился к двери.
Шейх смотрел ему вслед и заметил, что тот закрыл дверь очень тщательно, не хлопая ей.
Может он и романтик, но знает, как держать себя в руках.
Бхаджат ворвалась к нему в кабинет после вечерней трапезы.
Аль-Хашими оторвал взгляд от видеоэкрана компьютерного терминала. И одним прикосновением пальца погасил экран: сравнение стоимости вызывания в Северной Америке разрушительных дождей с прибылями, какие поступят с притонной фермы Миннесоты, мигнуло и пропало.
В первый раз за многие годы он посмотрел на дочь свежим взглядом. Да, она теперь женщина, очень красивая женщина. И очень сердитая!
— Ты его выставил!
— Конечно.
— Погибать от ножа!
— Он в полнейшей безопасности. Я разобрался с несостоявшимися убийцами.
— Ты?
— Да.
С миг она казалась сбитой с толку, стоя перед его столом. Сколько раз она прерывала его работу и забиралась к нему на колени! Но теперь уже много лет, как этого не случалось. Аль-Хашими понял, что за последние несколько лет их встречи становились все реже, и когда они разговаривали друг с другом, то обычно спорили о самых последних ее эскападах.
Посылать ее учиться на запад было ошибкой. Мне следовало бы послушать ее мать и послать ее в здешний университет, где женщин учат так как подобает.
— Отец, не выгоняй его. Я…
— Ты его любишь. Знаю. А он любит тебя и желает на тебе жениться.
— Он так тебе сказал? — лицо ее озарилось.
— Да. А я ему сказал, что он дурак. Ты отправляешься на «Остров номер 1» и я уже позаботился о том, чтобы ему не разрешили последовать за тобой.
— Ты не можешь это сделать!
— Я уже сделал.
— Я не уеду, отец. Я хочу быть с ним.
Аль-Хашими покачал головой.
— Это невозможно. Он неблагодарный козел. Я знаю, что ты занималась с ним любовью.
Она встретила обвинение, не моргнув глазом.
— Ты шпионил за мной.
— Я пытался защитить тебя.
— От любви?
— От похотливых обезьян, стремящихся испортить тебя.
— С этим ты чересчур опоздал.
— Знаю.
— Ты опоздал с этим год назад, — уточнила Бхаджат, с лицом, сделавшимся медной маской холодной ярости.
— Год назад? — тупо повторил, уставившись на нее аль-Хашими.
— В Париже, — еще уточнила Бхаджат, поворачивая нож в ране. — В городе Романов.
— Невозможно! С тобой все время была Ирина.
— Не все время.
Нехорошая улыбка на лице дочери убедила аль-Хашими, что она говорит правду. Такую же улыбку носил он сам, когда бил врага по особенно больному месту.
— И с тех пор?
Значит, архитектор бел у нее не первый, по всей вероятности и не второй. Аль-Хашими погрузился в кресло и дал упасть рукам на колени. Ирина, вероятно, сама крутила с кем-то роман, когда ей полагалось охранять мою дочь. Посмотрим как ей понравиться находиться под охраной нескольких голодных дикарей в горах. Это должно бы заставить ее как следует раскаяться. Если она выживет.
Бхаджат прервала его безмолвные замыслы.
— Пожалуйста, отец, не сердись на него. Это не его вина. Я подкупила слуг, чтобы побыть с ним.
— Неужели в моем доме нет никого кому я могу доверять? Даже собственной дочери?
— Я всегда была послушной дочерью, кроме…
— Ты была сучкой! — взорвался аль-Хашими. Весь накопившийся гнев прорвался наружу. — Шлюхой, гулящей из постели в постель, от мужчины к мужчине, за моей спиной! Ты не заслуживаешь носимого тобой имени! Ты предала меня и вываляла наше имя в грязи канав.
