Олег Таругин - Спящий город
— Думаю, никто не будет возражать, если мы отдадим эту штучку Александру Михайловичу?
Московенко осторожно взял пластинку-ключ в руки и, удивившись его солидному весу, спросил:
— А… как заставить его… э… работать?
— Просто держи рядом с радиостанцией — можно даже прикрепить прямо к корпусу — он заработает в тот момент, когда ты включишь ее.
— И все?
— Да. Только не держи рацию включенной постоянно — иначе разрядишь его раньше времени.
Майор с недоверием посмотрел на Ключ и осторожно, словно поставленную на боевой взвод гранату, спрятал в карман комбеза. Вновь заговорила Обира:
— Если возникнет необходимость, выходи на связь, и я постараюсь сразу же забрать вас оттуда… И кстати, с его помощью я буду постоянно знать, где именно вы находитесь, так что вам не нужно будет возвращаться к точке входа… Вот такие дела, — тихо и как-то очень по-человечески добавила она.
11
После совместного с группой Зельца и весьма непродолжительного завтрака несколько спецназовцев под руководством Обиры притащили на площадь целую бухту толстенного, в металлической оплетке, кабеля, конец которого уходил через небольшое подвальное оконце одного из зданий куда-то вниз. Под наблюдением Обиры и заинтересованного происходящим майора десантники, обливаясь потом, уложили его тремя витками трехметрового же диаметра (Хранительница объяснила, что кабель нужен ей в качестве контура, на который она сфокусирует телепортационный канал, точнее, его входной портал). Затем Окунь принялся бегать вокруг и смешно размахивать руками, требуя немедленно переловить всех насекомых (которых в Спящем Городе испокон веков не бывало) и объясняя это тем, что "он не хочет кончить, как герой фильма "Муха", если в телепортационное окно случайно залетит какая-нибудь "крылатая гадость". Несмотря на экстравагантность большинства его выходок, настроение у людей поднялось и даже Московенко не удержался от смеха.
На этом "подготовительный этап" был завершен, и генерал, построив бойцов (как своих, так и зельцевских), провел краткую беседу о важности предстоящей экспедиции и возложенной на их плечи задачи. Учитывая, что Юрий Сергеевич никогда не был сторонником долгих и бесплодных рассуждений (и однажды едва не поплатился за это партбилетом и соответственно карьерой, не сойдясь во мнении по поводу длительности ежедневных политзанятий со своим замполитом), его речь получилась весьма короткой (четырнадцать слов — если бы кто-то задался целью их подсчитать), но эмоциональной…
В это же время Обира, незаметно ушедшая с площади сразу после укладки контура и Окуневского энтомологического демарша, занялась настройкой телепортационной установки. За оставшийся до назначенного срока час ей предстояло сделать еще довольно много, и прежде всего она, уже не стараясь остаться незамеченной для бортового компьютера станции, должна была нащупать точное и безопасное для людей место входа. Кроме того, требующее напряженной работы мысли занятие позволяло ей хотя бы на какое-то время не думать о близкой разлуке с майором— как и генерал, Хранительница считала, что шансы людей на благополучное возвращение ничтожно малы…
* * *— Ну, вроде все…
Анаболик мягко подпрыгнул, проверяя надежность креплений забитой под завязку двойным боекомплектом разгрузки. Восемь запасных акаэсовских магазинов (плюс два скрепленных друг с другом черной изолентой — в автомате), пять гранат в кармашках разгрузки и на "внешней подвеске", НРС в вертикальных ножнах, подсумок с сорокамиллиметровыми гранатами для подствольника и, наконец, темно-зеленая труба РПГ-26 за спиной — почти двадцать килограммов смертоносного груза, который, возможно, даст ему шанс остаться в живых. Впрочем, остальные — Окунь, Нос, Глаз и сам майор — выглядели столь же устрашающе и несли на привычных к солдатской лямке плечах не меньше. С той лишь разницей, что у Московенко при себе еще были пистолет и радиостанция, а Окунев нес толстую двуручную трубу РПО ("Я прям кипятком писаю, когда у меня в руках эта байда — приятно знать, что можешь одним движением пальца полгорода спалить"). Однако первое впечатление врага о видимой неповоротливости увешанных снаряжением спецназовцев было бы и его последним — грушным спецам было не привыкать работать с дополнительными килограммами на плечах. Что касается зельцевских пехотинцев, то их боевая выкладка была куда более скромной (хотя по количеству запасных магазинов к МП-40[57] они вполне могли тягаться со спецназовцами — по восемь на человека, в двух нагрудных подсумках — по четыре штуки в каждом). Зато с гранатами у представителей "победоносного вермахта" было туговато — каждый боец получил их только по две штуки. Преобразился и сам капитан — песочного цвета китель был аккуратно стянут ремнями портупеи, на которых, помимо желтой кожаной кобуры, теперь висели и упомянутые подсумки, и даже широкий плоский пехотный штык, три гранаты (себе, как командиру, Зельц позволил взять на одну больше) были заткнуты рукоятями за поясной ремень, и только на голове покоилась привычная потрепанная и выцветшая фуражка с пылезащитными очками по околышу. Не был забыт и "прекрасный ранцевый огнемет", двадцатилитровая канистра и жерло ствола которого выглядывали из-за спины одного из солдат. Стремясь наиболее полно исполнить полученный приказ, касающийся лишнего веса, Зельц не разрешил своим бойцам взять с собой не только каски, но даже и термоски-аптечки (о двенадцатикилограммовом МГ-34 речь вообще не шла — к величайшему сожалению Зельца). Единственное послабление, которое позволил капитан, касалось литровых фляжек с водой — сказались проведенные в пустыне месяцы.
Доложив "господину генералу" о готовности, Зельц закурил и отошел в сторонку — видимое безразличие к происходящему давалось ему нелегко. Видимо, почувствовав это, Московенко составил ему компанию (курил он нечасто) и примерно на половине сигареты спросил:
— Боитесь, Ольгерт?
— А вы? — Зельц выпустил дым и неожиданно посмотрел майору прямо в глаза. — Боитесь?
— Да, — честно, без раздумий, ответил тот. — Не поверите, капитан, но — боюсь. Никогда не боялся — а тут боюсь! Не погибнуть боюсь и даже, — замялся Московенко, словно решая, стоит ли это говорить, — не вернуться — боюсь не выполнить задание… Знаете, Зельц, если все получится — честное слово, уйду на гражданку: хватит с меня всего этого. Заберу Обиру — и уеду. — Он рубанул ладонью воздух и, словно испытав стыд за сказанное, неуверенно спросил: — А? Как думаете?
Зельц помолчал — вопрос был слишком уж неоднозначным — и ответил:
— Думаю, вы правы, Алекс… Но, знаете, вам проще, а что мне делать? Я всей душой ненавижу войну, но я офицер, мне непозволительны подобные мысли. Однако я, наверное, предпочел бы не вернуться из этого боя… Я слишком многое узнал о будущем, чтобы жить как прежде… Понимаете?
— Д-да… — Московенко почувствовал, что разговор свернул в какое-то непредвиденное русло, и он, вместо того чтобы успокоить своего союзника, наоборот, затронул какую-то и без того более чем напряженную струну его души: — Знаете, Ольгерт, давайте сначала вернемся, а уж потом подумаем, как быть дальше, ладно?
— Ладно… — вздохнул тот и, выбросив докуренную до фильтра сигарету, повторил: — Ладно, Алекс…
* * *Появление Хранительницы стало своего рода сигналом к действию — спецназовцы (а за ними и солдаты Зельца) вскочили, приветствуя хозяйку Спящего Города одобрительным гулом, — идущая через площадь женщина просто не могла оставить мужчин равнодушными. Даже несмотря на угнездившуюся темными кругами вокруг прекрасных глаз печаль предстоящей разлуки, Обира была очаровательна. Особенно в том самом не любимом ею ритуальном плаще, который она неизвестно с какой целью вновь накинула на плечи, — колышущиеся в такт ходьбе складки материи, скрывающей прекрасное тело, порождали в душах наблюдавших мужчин самые смелые фантазии…
Подойдя к стоящим в стороне офицерам, Обира остановилась и произнесла ставшим неожиданно бесцветным, словно вылинявшим за прошедшую ночь голосом:
— Все готово. Фокусировка портала начнется через… — Она взглянула на блестящий браслет на левом запястье, видимо заменявший ей часы, — пять минут… Пять минут… — обреченно повторила она, беспомощно взглянув в глаза Московенко и, не получив ответа (о том, каких усилий ему это стоило — промолчим), перевела взгляд на генерала. Юрий Сергеевич кивнул и пошел к ожидающим приказа спецназовцам, Зельц, не зная, как поступить, смущенно улыбнулся и, церемонно коснувшись губами руки Хранительницы, пробормотал:
— До встречи, фройляйн Обира. Знакомство с вами было весьма приятной неожиданностью и достойным воспоминаний моментом этого путешествия!
