Алексей Прозоров - Белый Волк
— Давай. Я тут, похоже, с оформлением застрял. Ты это… Направо из ворот и прямо по улице, не сворачивая, двигайся. Указатель таможни на знаках должен быть, по нему магазин и найдешь.
— А пропуск?
— Так выпустят. Тут не режимная зона.
Варнак кивнул, оседлал своего коня, убрал подножку и воткнул первую передачу, подкатываясь к воротам. Как и обещал Широков, створки разошлись сами, Еремей дал газу и оказался на свободе.
Дворовая улочка, на которой стояли склады, была узкой, грязной и извилистой. Еремей даже не ожидал, что чуть не в центре Северной столицы могут встречаться такие места. Но после каждого светофора улочка становилась все шире и шире, чище и чище, пока, наконец, не превратилась в самый настоящий просторный шестиполосный проспект. Перескочив трамвайные пути, вильнув в последний раз и ненадолго сузившись возле бетонированной разделительной полосы, проспект вывел его на край протяженного парка. Правая рука с наслаждением дала полный газ и…
И почти сразу зажала рычаг переднего тормоза: справа тянулись большие спортивные ангары для тенниса. И ладно бы ангары — их Еремей навидался с избытком. От них пахло, как от тех ангаров за горками на пруду!
Он еще колебался — но спереди, сразу за центральным входом, показалось высоченное колесо обозрения. Тут Варнак не выдержал — остановился у газона, заглушил «коня», быстрым шагом вошел через центральный вход.
Да, это было здесь! Здесь пахло давленым камышом и тиной из непроточной канавы. Отсюда веяло солидолом с воском и жженой резиной.
Он двинулся дальше, сразу узнал скамейку у одинокого куста на перекрестке трех тропинок — именно из-под нее он наблюдал за своим разоренным логовом.
Волк, обеспокоенный неожиданным ярким видением, пробуждающим печальные воспоминания, вскочил, закружился на месте и даже тоскливо завыл, выйдя из-за прикрытия прохладных бетонных гаражей. Он ясно видел, как бежит от кустов к краю пруда, как спускается к камышам и заглядывает в глубокий темный зев… И снова протяжно и с тоскою завыл.
Варнак, узнавший свое логово не хуже Вывея, выбрался обратно на дорожку, в отчаянии закрутился: он был здесь, был! С каждой минутой пережитые события все меньше и меньше казались горячечным послеоперационным бредом. Все это было, и было здесь! Было с ним! Он вышел отсюда, пересек проспект, погрузился в глубину квартала — и кружил, кружил, кружил в нем, пока не нашел укрытие врага. А смирившись с выбором детей, ушел в то место, что показалось более спокойным. И за направлениями тоже как-то не следил.
— И что теперь? — зачесал он в затылке.
Самой глупой идеей было подняться на колесе обозрения и осмотреться. Но именно ее и воплотил Варнак в первую очередь. После подъема он мог точно сказать, что квартал за углом от парка имеет ширину примерно в пять стандартных девятиэтажек и примерно десять в длину. То есть по численности примерно равен областному центру средних размеров. Но в каком месте этого района и окрест заниматься поисками, на что обратить внимание в первую очередь — разобраться не получилось. Глаза волка видели гаражи, помойку, несколько пятиэтажных и девятиэтажных домов. Ну, а сам он не замечал вовсе ничего интересного.
— Придется все делать по старинке, — понял Варнак. — Ножками, ножками, ножками…
Если волк со своего места видел только крыши — значит, и ему имело смысл поискать хотя бы примерно похожие кровли. Из-за деревьев этого было не сделать, и Еремей перешел проспект, между кассами направился к СКК — со ступенек обзор должен быть лучше. И вдруг…
И Варнак, и Вывей вздрогнули одновременно, ощутив слабый, еле заметный аромат имбиря и лесных подснежников. Еремей остановился, посмотрел направо и налево, потом на небо. Судя по времени, возвращаться домой было рановато. Незадолго до полудня горожане обычно из дома только-только выползают. А если так…
Он провел мысленную линию от жилого квартала через себя дальше, и на ее конце увидел продуктовый супермаркет «Карусель».
— Так бы сразу, — пробормотал Варнак и повернул к нему.
Наверное, могло показаться странным, что из большого жилого квартала люди ходят за продуктами в такую даль, однако происхождение микрорайон имел явно советское, когда строители еще не очень заботились о магазинах для населения. Планировка — плотная, ничего лишнего теперь не воткнешь. Ну, а если учесть, что в современных супермаркетах полускладского вида цены неизменно ниже, чем в мелкой рознице — в стремлении хозяек сэкономить лишнюю копейку, одновременно побаловав себя богатым выбором, ничего удивительного не было. Варнак и сам при случае в таких местах консервами и макаронами запасался. Что, кстати, и сейчас не мешало бы сделать. Не все же ему на одних пельменях сидеть! Можно иногда и макароны с тушенкой разболтать.
Но до магазина он не добежал: резко остановился на полпути, учуяв знакомый аромат, метнулся в сторону, повел носом — и увидел хрупкую остролицую рыжую девушку с чуть скошенными миндалевидными глазами. Глаза походили на орех миндаля и по форме, и по цвету, и величиной. Блеклые брови, маленький, но откровенно буратинистый нос, тонкие поджатые губы цвета прошлогоднего шиповника. С озабоченным видом девушка тянула две огромные сумки, из которых так и норовили выпасть через край пакеты с рогаликами и сухая быстрорастворимая лапша. Рядом, обнимая трехкилограммовый пакет со стиральным порошком, бодро трусила кареглазая третьеклассница в длинной сатиновой юбке и легкой, отделанной вышивками, курточке.
Поначалу обе показались незнакомыми. Но Вывей видел кареглазку только снизу, а Еремей смотрел на девочек сверху вниз, и даже старшая была ниже его на полторы головы. Но обе с предельной ясностью пахли имбирем с оттенком подснежника, словно ставя этим печать с гарантией своей неповторимости.
— Здравствуйте! — перегородил дорогу дамам Еремей. — Простите, я могу… Я могу угостить вас мороженым?
— Нет, — буркнула старшая и, не снижая скорости, обошла его слева. Малышка, пробегая с другой стороны, подняла лицо, и теперь он узнал точно: это она!
— Давайте я вам помогу, — нагнав, предложил он.
— Если вы не отстанете, я закричу, — сурово предупредила девушка.
— Но я же ничего не делаю!
— У меня на телефоне тревожная кнопка. Я позвоню в милицию… Полицию… Черт их разберет со всеми этими реформами!
— Да остановитесь же хоть на минуту! — взмолился Варнак, снова забегая вперед. — Дайте я все объясню!
Остролицая имбирка все же притормозила, тяжело опустила пакеты на плитку, поморщилась, с видимым облегчением расправляя плечи.
— Я все объясню! — торопливо повторил Еремей. — Понимаете, в начале мая я приехал сюда из Москвы. Совсем ненадолго. Но попал в больницу. Была проблема с сердцем, попал в реанимацию, провалялся там почти месяц.
— И вам не хватает денег доехать до дома?
— Плевать на деньги! Со мной собака была. Моя собака. Крупная, больше овчарки, но немного на нее похожа. Породой. Она потерялась, я не могу ее найти до сих пор. И мне сказали, — опустился он перед девочкой на корточки. — Мне сказали, что видели, как ты с ней играешь. Ты называешь ее Жужей, вы с ней бегаете за забором у школы, ты ее угощаешь колбасой и другими вкусностями, вы вместе играете.
— Вика, ты играешь с дворовой собакой?! — В голосе старшей прозвучало такое брезгливое изумление, словно девочка на ее глазах проглотила таракана. — Это правда?
— Вика, Виктория, пожалуйста… Как мне ее найти?
— Вы ее заберете, да?
— Ты и правда играла с чужой собакой? — на этот раз из изумления девушки хотя бы исчезли «тараканы».
— А может, Жужа не захочет?
— Я не буду забирать ее силой. Ты же знаешь, на ней нет даже ошейника. Если она не захочет, то останется с тобой.
— Вика, милая, — забеспокоилась девушка и тоже присела рядом с ребенком. — Это дядина собачка. С дядей ей будет хорошо. Покажи дяде, где она прячется. Пусть он ее заберет.
— Я знаю, Вика, она скучает по мне так же сильно, как и я по ней, — согласно кивнул Варнак. — И она тоже не может меня найти. Но я знаю: раз она с тобой играет, значит, ты ей очень понравилась. Вы можете дружить и дальше, вместе гулять, путешествовать, играть. Сколько захочешь!
— Виктория, с дядей собачке будет намного лучше. Сейчас она бездомная, может кого-нибудь покусать, ее могут поймать и покалечить. Дома с дяденькой ей будет намного лучше.
Вика насупилась и призналась:
— Когда я гуляю, она приходит к школе.
— Но я не знаю, где ты учишься, Вика!
— В пятьсот двадцать пятой школе…
— Прости, Вика, но я только что из Москвы. Я не знаю, где находится эта школа.
— Это вон туда надо пойти, — по-ленински вытянула руку девочка, — и там, за домами, и еще за домами… Она стоит…
