Василий Горъ - Чужая кровь

Пятеро его спутников, медленно отступая в сторону Гривы, бились с толпой выпрыгивающих из кустов оборванцев! И как бились – каждый шаг, который они делали назад, стоил их противникам пары, а то и больше, жизней!

С трудом отведя взгляд от жуткого побоища, Майке встала на четвереньки, оглянулась по сторонам в поисках меча, не нашла его и, добравшись до тела мужа, вцепилась в него и поволокла в ближайшие кусты…

Утренняя Заря дышал. Но очень тихо. Перепуганно ощупав его тело и не обнаружив никаких ран, девушка пару раз от души врезала ладонью ему по лицу и, не дождавшись никакой реакции, заплакала…

– Не реви… – женский голос, раздавшийся над ее головой, заставил Огненную Гриву вздрогнуть и оглянуться: рядом с ней стояли две залитые кровью с ног до головы женщины и, спокойно оттирая кровь с клинков, мило улыбались!

– Кто он тебе? – спросила та, что помладше и с одним мечом.

– Муж… – окрысилась Майке. – Не видишь, что ли?

– Не-а… – пожала плечами старшая. – Лично я – не вижу. А что ревешь?

– Не могу привести его в сознание… – зарычала Огненная Грива. – Не реагирует ни на что…

– Ну, он еще не скоро оклемается… – хихикнула младшая. – Скажи спасибо, что Ольгерд решил взять языка. Располовинил бы, и не задумался…

– Что мы такого вам сделали? – сжав кулачки, воскликнула Майке. – А?!

– Как бы тебе сказать, чтобы не обидеть? Мы услышали вопли, рванули посмотреть, что происходит, и тут твой муж бросается на нас их кустов! И не с букетом цветов, а с мечом! Что нам оставалось делать?

– Он думал, что вы – это те, кто там женщин насильничал!

– Мы тоже приняли его за одного из них… – хихикнула младшая. – Ладно, пусть поваляется. Минут через десять очнется… Ольгерд бил не сильно.

– А где остальные? – сообразив, что не видит рядом с ними мужчин и не слышит звуков боя, спросила девушка.

– Мужики пошли посмотреть, что там эти уроды наворотили… Ольгерд сказал, что чувствует живых… Скоро придут…

– А вы что, всех их убили?! – вдруг вспомнив, сколько оборванцев она заметила перед тем, как вцепиться в мужа, побледнела Майке.

– Да там их было-то… – пожав плечами, старшая присела рядом с Джамшером и беззастенчиво принялась его ощупывать.

– Сломано запястье. Не мешает зафиксировать, а то неправильно срастется… Ну-ну, не бойся, ничего страшного… Могло быть гораздо хуже… Оливия, поищи на дороге пару ножен – сделаем лубок… А ты… – как тебя зовут, кстати, – придержи его за локоть…

– Майке Огненная Грива… – видя, что с Джамшером не собираются делать ничего плохого, ответила девушка.

– Красиво… Но длинно… – улыбнулась старшая. – Рыжик! Масть у тебя и правда ничего… Сколько тебе лет, девочка? Как тебя угораздило выйти замуж прямо из пеленок? Сидела бы дома, рядом с мамкой, и играла бы в куклы…

– Четырнадцать зим! – прошептала Майке. – А мамы у меня уже нет… И… отца… Всей деревни нет…

…Выслушав сбивчивый рассказ об их злоключениях, старшая из двух подруг заскрипела зубами, помрачнела, прижала голову Огненной Гривы к своей груди и ласково провела по ее волосам ладонью… А мужской голос за ее спиной пробурчал что-то непонятное:

– Чип и Дейл спешат на помощь… Кстати, я не слышал начала рассказа, но есть маза, что эти ее усы и осы – противопехотные мины и их осколки… А этой гадости тут быть не должно… Вот вам, матушка, и ответ на ваш вопрос, «на хрена нас сюда кидануло»…

Глава 22

Ольгерд

…Развилка появилась неожиданно: только что нам под ноги ложилась узкая тропинка, окруженная буйной, чем-то похожей на растительность Ронтара, зеленью, и вот уже она делится на две широкие, под телегу, дороги, расходящиеся в разные стороны.

Шакра, проводник, выделенный нам начальником императорской гвардии, ушел влево, а я, почему-то остановившись, тревожно уставился на заснеженные вершины гор, показавшиеся между деревьев в стороне, куда вело правое ответвление. На душе было неспокойно – предчувствие чего-то нехорошего здорово действовало на нервы и заставляло дергаться. Щепкин, идущий замыкающим, выбравшись на перекресток, скорчил злобную рожу, и, проходя мимо, чувствительно врезал мне в плечо кулаком. Вздохнув, я отвернулся от гор и, пристраиваясь к обсуждающему с девчонками что-то несерьезное Глазу, тяжело вздохнул. А опустив взгляд на влажную после прошедшего ночью дождя дорогу, вздрогнул и остановился: вмятины, оставленные в земле ногами Вовки, медленно заполнялись красной жидкостью, очень похожей на кровь!

– Вовка! Сюда иди! Остальных догоним… – вполголоса позвал я, приседая над первой же красной лужицей…

Щепкин, удивленно повернувшийся назад, спорить не стал, а быстрым шагом направился ко мне. Судя по его лицу, крови в своих следах он не видел или не замечал!

– Что с твоим лицом, Олежка? – удивленно спросил он, подойдя ко мне вплотную.

А я смотрел на его ботинки и чувствовал себя идиотом: там, где он стоял сейчас, кровь не появлялась!!!

– Что, лучше гор могут быть только горы? – мотнув головой в сторону белого сияния вечных снегов, пошутил он. И сделал в ту сторону несколько шагов: – Вернемся отсюда – устроим покатушки на лыжах около логова Эола, и всю твою ностальгию как рукой снимет…

Рассеянно кивнув, я еле удержал отваливающуюся челюсть: влага в его следах, еще недавно агрессивно отливающая алым, быстро просачивалась в землю, и вскоре пропала без следа!

…Сон забываться не хотел: с момента, как мы вышли из ворот постоялого двора, я периодически вспоминал яркое, до предела реальное сновидение и пытался понять, что оно значит. В том, что оно приснилось не просто так, сомнений у меня отчего-то не возникло. Меня даже посетила мысль о том, что здорово не хватает Хранителя с его так вовремя появляющимися Пророчествами – по ним, часто абсолютно непонятным, можно было хоть как-то корректировать свое будущее. А то, находясь в чужом мире уже больше двух недель, лично я так и не понял смысла нашего появления на Румейне: спасение Симинорской Империи и лично Митриха Тринадцатого, хотя и являлось важным политическим событием для этой части континента, лично мне не казалось настолько серьезной причиной. И это здорово бесило: провести тут пару десятков лет только для того, чтобы спасти одного из сотни местных королей или императоров? Был бы Митрих каким-нибудь прогрессивным деятелем науки или искусства, меценатом, при дворе которого собирались бы ученые и поэты, я бы, наверное, еще смог понять. Но, присматриваясь к нему с самого первого дня, я так и не обнаружил того Великого, из-за чего нас оторвало от родных и кинуло в эту чертову дыру…