Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Прорыв

— А, ну тем более.

Баня, разделённая на мужскую и женскую смены, стала для нас настоящим испытанием и заодно нарушением наших привычек с традициями вкупе. Наша-то компания всегда ходила в неё двумя парами, по очереди заходя в парилку и вместе гоняя чаи в предбаннике. А когда народу прибавилось, то вся наша стройная система сбилась, пришлось делиться на смены. Сейчас же мы снова могли пойти вчетвером.

Дом Трофимыча стоял вроде и в середине вытянутого села, но задняя часть двора прилегала к пруду, за которым уже ничего не было. В смысле, от деревни ничего, а всего остального даже очень много — был сам пруд, был луг и лес за ним. Баня тоже была — большая, с просторным предбанником, от которого в пруд бежали мостки. С мостков надлежало прыгать после парилки — пруд питался от многочисленных ключей, и вода в нём была ледяной в любую жару. Когда мы подошли к бане, из предбанника вышли Маша с сёстрами, все с розовыми после парилки лицами.

— Как там? — спросила Татьяна.

— Здорово! Лучшая баня в моей жизни! — решительно заявила Аня, растрепав рукой свои короткие влажные волосы.

Тут в глаза бросился некий непорядок, о чём я не преминул высказаться вслух:

— Дамы, а почему вы без основного оружия?

— Пистолеты у всех, — сказала Маша.

— Маш, если что-то случится, то тебе сначала придётся бежать через всю деревню за оружием и лишь потом заниматься делом, — укорил я её. — Мы же не в «Пламени», где внутри полная безопасность. Значит, так: вне защищённой территории, которую я сам объявлю таковой, без основного оружия и боекомплекта не ходить. За нарушение… сами знаете что.

— Что? — полюбопытствовала Аня.

— Порка розгами, — повернулся я к ней. — Шпицрутены. Сквозь строй в светлое будущее. Расстрел под барабанный бой. Всем понятно? А мы, с вашего позволения, в баню.

Нам пожелали «лёгкого пара» и на этом разошлись. Мы зашли в предбанник, и не успел я снять разгрузку, как в дверь постучали. Затем заглянула хозяйка, жена Трофимыча, Лидия Васильевна, крупная румяная дама за сорок. В руке у неё была стопка белых, чисто выстиранных и до хруста наглаженных простыней.

— Ребята, покажу вам где и что, — заговорила она. — У нас чай с травками, с ромашкой есть, с чабрецом, со зверобоем, с малиной…

Она начала перебирать сухо шуршавшие стеклянные банки, показывая, где какой. Затем продемонстрировала сухие веники, тоже объяснив классификацию. Веники у них были и берёзовые, и особенно мной любимые дубовые. На каменке закипало ведро воды, куда я пару таких и опустил. Сейчас они там отмокнут, и этой же водой поддавать пару будем. Не знаю, как насчёт любителей использовать для такой цели квас и пиво, а по мне, так лучше дубового отвара и нет ничего.

Затем она тоже нам пожелала лёгкого пару, открыла дверь, пошла на улицу и вдруг вскрикнула. Через секунду я уже стоял рядом с ней, с автоматом в руках. Рядом была Татьяна.

— Ребят, а чего это он такой? — дрожащим голосом спросила Лидия.

На той стороне пруда стоял зомби. Какой-то подразложившийся мужичок в телогрейке, пропитанной запёкшейся кровью. Он увидел нас, но не бросился вперёд, а топтался на берегу пруда.

— Лидия Васильевна, не ваш? — спросил я. — Не узнаёте?

— Как это не узнаю? — даже возмутилась она. — Это Генка Сидоров, у нас на грузовике в колхозе работал. Его уже неделю не видели, с тех пор, как он в Подсолнечное уехал. А чего это он такой? Мертвяк?

— Не видели мертвяков? — удивился я.

— Не-э. Откуда? По телевизору только, — замотала головой Лидия Васильевна.

— Интересно… — удивился я. — У вас же вроде были здесь.

— Меня тогда не было, я только убитых видела.

Вот какая она, жизнь пейзанская. Вся Москва мертвяками сожрана, а тут их даже и не видели. Не зря, видать, говорят, что всё новое в Москву, а селу после столицы ничего и не достаётся.

— Что тебе интересно? — нервно спросила Танька. — Грохни его, пока он в воду не залез, а то придётся из пруда вылавливать. Я в пруд, где покойник плавает, в жизни не прыгну!

— А он к воде не подходит, смотри, — обратил я её внимание на новую деталь мертвецкого поведения.

Действительно, хоть зомби явно хотелось добраться до добычи, то есть до нас, он не лез в воду, и более того, это выглядело так, как будто он опасался её. Не то чтобы в панике бежал, но и лезть в пруд категорически не хотел.

— Слушай, он явно боится воды. Почему?

— Не знаю, — пожала плечами Татьяна. — Я вообще не видела, чтобы они хоть чего-нибудь боялись.

Мертвяк, словно его осенило, вдруг решительно пошёл, почти побежал, в обход пруда, явно собираясь добраться до нас.

— Я тоже так думал, а тут на тебе. Но видишь, сообразил, что к чему. Может, просто понимает, что в воде ходить не получится, — сказал я и повернулся к хозяйке: — Лидия Васильевна, стрельбы не боитесь?

— Боюсь. Но ты стреляй, ну его, — махнула она рукой. — Страшный он какой-то, аж мороз по спине.

Я вскинул «сто пятый», навёл точку коллиматорного прицела на голову мертвяка, взял маленькое упреждение и утопил спуск. Раскатисто треснул один выстрел, второй, мертвяк упал навзничь. Сзади послышались торопливые шаги, к нам подбежали Лёха с Викой, у обоих оружие в руках.

— Что случилось? — спросила Вика с ходу.

— Мертвяк из леса вышел, местный, — ответил я. — Они, похоже, к своим местам жительства все стремятся.

— Убрать бы его надо, а то будет тут идиллический пейзаж портить, — сказала Вика.

— Вы идите в баньку, а за ним подъедут, — сказала Лидия. — На выстрел народ прибежит, вот и скажу им, чтобы увезли его. Он холостой, только сестра здесь, вот ей и отнесут пусть. И батюшке скажем, отпевать надо.

Вот те раз! А ведь у меня и в мыслях не было его хоронить. И до этого ни разу не было. Зомби — они вроде как и в Африке зомби. Но одно дело в Москве и после, в Солнечногорске, когда все зомби, бросавшиеся на нас, были людьми незнакомыми, просто монстрами из фильма ужасов. А здесь, в деревне? Чуть ведь глупость не сделали. Такой косяк мог бы быть, что дальше некуда. Сейчас бы мы оттащили его куда-нибудь в сторонку и скинули в яму, а его односельчане нас бы отсюда на пенделях обратно до Москвы бы погнали. Слава богу, что Лидия здесь была. Меня аж в пот кинуло при мысли, как могли накосячить.

— Ну, раз сами людям скажете, то тогда мы париться пошли, — обрадованно объявил я.

— Идите, конечно, лёгкого вам пара.

Мы зашли в предбанник, начали раздеваться. Пахло распаренным веником, горячим деревом — банный дух.

— Чего задумался? — спросил Лёха.

— О двух вещах. Первая — мы чуть не накосячили, это ты заметил?

— Заметил, — сказал он. — Могло хреново закончиться.