Вечность не предел - Кейси Эшли Доуз
Из надтреснутой губы, которой она неудачно приложилась о плиты при падении, течет струйка крови.
А цепкий взгляд мужчины уже падает на бортик пруда и капли небесно-голубой краски на нем, чуть пролитой при спешной сборе художественных инструментов в корзинку.
–Это еще что.. – хмурится он, касаясь пальцами краски, после чего нюхает ее, точно сторожевой пес.
Оглядывается.
И тут находит то, что искал.. заметив корзинку, он одних махом ноги переворачивает ее, рассыпая баночки и кисти. Теперь его глаза начинают сверкать совсем уж безумным огнем:
– Вот оно что!
Он тут же возвращается обратно к Нурай, которая еще не успела даже подняться, и уже заносит руку над ее лицом…
– Господин, не нужно! – Кемаль было дергается к паше, но получив в ответ испепеляющий взгляд, тут же отступает обратно.
Лале же хватает этого мгновения, чтобы выскочить из укрытия и в мгновение ока вклиниться между Явузом и Нурай, точно единственный барьер. Она заслоняет подругу своим телом за мгновение до того, как, вернувшись взором от помощника, Явуз успевает довершить начатое.
– Оставьте ее! – шипит она, не в силах больше сдерживать ярость – не смейте!
Явуз-паша замирает с занесенной рукой.
Каким бы отвратительным и безумным он ни был, но даже такому как он известно, что трогать племянницу султана далеко не самое разумное решение (особенно, учитывая замечание Нурай о том, что он и так совсем недавно вернул себе его расположение после годов «изгнания»).
– Ты.. – цедит он, стараясь из-за плеча Лале вновь уцепиться взглядом за Нурай – еще и подруг сюда водишь?!
– Как можно так обращаться с живым человеком! – продолжает кричать Лале, все больше и больше распаляясь и повышая голос, между тем ловко заслоняя собой подругу от любых посягательств и даже проворных взглядов Явуза – она ничего плохого не сделала!
– Прочь, девчонка, не лезь в чужую семью! Ты и так уже бед наделала! Нурай заслужила наказание из-за тебя!
Гнев Лале просто переходит все видимые и невидимые барьеры. Она теперь делает шаг вперед – уже не просто заслоняя, а наступая на Явуза-пашу:
– Не перекладывайте ответственность! Только на это вас и хватает? – она слышит тонкий испуганный писк Нурай позади, очевидно, пришедшей в ужас от одних этих слов, но Лале не останавливается – это ваши решения и действия! В них не виноваты ни я, ни Нурай! Только вы!
Но даже этот напор, которому подвластно уже было бы сбить с толку и мыслей любого, не вводит Явуза даже в малейшее смятение. Он бросает еще один презрительный взгляд на краски:
– Значит, художества тут у вас..
И, воспользовавшись агрессией Лале, при которой она, наступая на него, оставила Нурай.. пытается ловко ускользнуть мимо и уже протягивает руку, чтобы жестко ухватить жену..
– Нет! Не смейте трогать!
Лале в последний момент, точно легкая и быстрая птичка, успевает перехватить его руку, больно вцепившись в нее..
ВСПЫШКА! Как и в предыдущие разы, что-то необъяснимое, заставляющее при касание порой видеть фрагменты прошлого того человека, которого она коснулась, уносит ее в темноту..
«…Ну, Хюма! Расскажи нам, как твой сынок султаном станет! Ха-ха-ха!
Халиме
(..кто это?
– в прошлом: фаворитка султана мурада, почти королева этого дворца – все с большим отвращением отвечает Шахи-хатун, еще глядя в след Халиме – теперь: никто. просто забытая всеми бывшая наложница..)
заливается звонким смехом, и остальным девушки тут же подхватывают. Сейчас Халиме выглядит совсем иначе, чем та, которой Лале видела ее на Ночи Хны.
Конечно, она во-первых гораздо моложе.. но во-вторых, гораздо более богаче одета. Самая изысканно разряженная из девушек. Восседает, словно королева, а ее шеи и руки украшены множеством изысканным драгоценностей. Хищная довольная улыбочка говорит о том, что она мало того, что знает о своем положении – так еще и прекрасно им пользуется.
Ха-ха-ха!
Звуки утопают в мягких обивках, не покидая пределов обеденной комнаты гарема.
Сама же Хюма, совсем просто одетая, как и прочие рабыни, стоит у двери, понурив голову. Несчастная, бледная..
– Ты поздно пришла – скалится Халиме, продолжая себя потешать – тут, у стола для любимых девушек султана, больше нет мест. Можешь пойти туда, к безродным, к своим! А можешь рассказать нам про Мехмеда-Великого-Султана, и мы найдем тебе уголок где-нибудь с краю. Все же с веселым представлением обедать приятнее!
И вновь смех со всех углов.
– Ну будет вам, девушки – едва сдерживая улыбку, вмешивается Явуз-паша.
Тоже моложе, но оттого не менее противнее и отвратительнее:
– Будет, зачем вы так. Может, и впрямь султаном станет четвертый сын..
Все снова дружно начинают смеяться – причем сам Явуз первее всех, едва договаривает последнее слово.
– Ладно – переведя дыхание, заявляет он – пойду я, не буду вам мешать..
Но направляет было к двери, но та в этот момент отворяется и не хватает лишь мгновения, чтобы дать ему ею по голову.
Входит Айше.
У Лале перехватывает дыхание, когда она вновь видит свою мать.
– Доброго всем дня, госпожи.. Явуз-паша.
Взгляды Айше и Явуза пересекается.
Обоим явно от этого неприятно и они спешат разойтись. И тут, давая убраться восвояси отсюда Явуза, Айше отступает и замечает Хюму, все еще стоящую возле дверей. Она искренне удивляется:
– Хюма-хатун, почему вы тут стоите? Пойдемте за стол.
– Там нет для меня места.. – робко, едва слышно, сообщает Хюма.
Айше удивленно оглядывает стол:
– Как нет, если есть? Вон же. Пойдемте, сядете рядом со мной.
Девушка мягко, но требовательно, берет Хюму за руку и ведет к своему месту – одному из лучших, в самом центре.
Даже Явуз, который было уже почти ретировался, застывает, изумленно открыв рот:
– Это место для членов семьи султана.. это не по правилам!
Айше одаривает его самым презрительным из всех возможных взглядов, полным неподдельного отвращения к одному тому, что она вынуждена ему отвечать:
– Не знаю таких правил. Я сестра султана, могу я садить рядом с собой кого захочу?
– М-можете..
Впервые Лале наблюдает Явуза таким растерянным и испуганным.
– Ну и славно. Устраивайтесь, Хюма-хатун. Халиме-хатун – она одаривает любимицу султана холодным взглядом – подвиньтесь, пожалуйста, немного..
Та сверкает на нее ненавистью, но, не смея ничем перечить, лишь покорно
